— Нам ничего иного не остается, как поехать и проверить на месте, — предложил Петер. — Давай съездим туда, на холмы. Как ты думаешь, сумеешь узнать эту виллу? — спросил он.

— Думаю, да. Но столько времени прошло… Там наверняка все изменилось, — возразила она.

— Попробовать стоит, — решил Петер. — Но я должен быть уверен, что ты в силах вернуться в это проклятое место, — заботливо добавил он.

— Если ты будешь со мной, ничто меня не испугает. За эти годы я научилась доверять тебе во всем. Ты мой единственный защитник, моя опора, Петер. Ты даешь мне уверенность в себе, — призналась Мария, прижимаясь к нему с доверчивостью ребенка.

Петер провел рукой по ее волосам и вновь почувствовал нарастающее влечение.

— Что с тобой? — спросил он с ласковым упреком, тихонько отстраняя ее от себя. — Становишься сентиментальной? Ты же сильная женщина. Ты всегда была сильной. А теперь у тебя больше нет причин для страха.

Петер предоставил Марии самой сесть за руль, когда они выехали в район загородных холмов, пытаясь найти виллу Моретты.

— Это здесь, — уверенно объявила она, останавливая машину. — Въехать можно вон через те ворота. — Она указала на массивное сооружение из кованого железа. — Вилла вон там.

Здание смутно виднелось за деревьями.

— Похоже, здесь никто не живет, — заметил Петер. И действительно, подъездная дорожка заросла травой, несколько фонарей было разбито, а ставни плотно притворены. — Вилла была собственностью Моретты? — спросил он.

— Она мне говорила, что вилла сдается внаем какой-то швейцарской фирмой. Может, войдем и поглядим, что к чему? — предложила она.

— В настоящий момент мы можем сделать только одно: вернуться домой. Все остальное потом.

Мария вновь завела мотор и тронулась по направлению к Болонье, чтобы выехать на автостраду.

Они вернулись на озеро к вечерней заре. За лимузином, как всегда, не отставая, следовала машина охраны. Вилла Петера Штрауса возвышалась на мягко закругленном холме и была окружена внушительной стеной со стальными воротами, которые открывались при помощи электроники и были снабжены системой видеослежения, определявшей личность визитера. К тому же вход на виллу денно и нощно охраняли двое часовых.

Подъездная аллея на большом отрезке огибала озеро, от которого была отделена каменной балюстрадой, увенчанной вазами, вырезанными из камня и украшенными орнаментом в виде цветочных гирлянд. Из них свешивались пышные побеги венерина волоса. Вазы чередовались с каменными львиными головами.

Затем дорога, вдоль которой тянулись великолепные вековые магнолии, толстые ивы и благоухающие лимонные деревья, начинала широкими поворотами подниматься вверх ко вторым воротам, вновь преграждавшим путь автомобилям. Над воротами возвышалась надстройка в виде изящной и легкой башенки, ее стены были увиты богато разросшимися ветвями бугенвиллей. Один из часовых включил электронное устройство, чтобы пропустить обе машины. Дом был окружен еще и третьей изгородью с охраняемыми воротами, расположенной вблизи мостика, ведущего в огромный итальянский сад. Сама вилла пряталась в глубине парка.

Когда Мария впервые увидела эти грандиозные крепостные сооружения, они показались ей чрезмерными. Но потом, познакомившись поближе с обстановкой дома и составив себе пусть даже весьма приблизительное представление о величине состояния Петера, она поняла, что все эти предосторожности просто необходимы. В самом деле, джинсы «Блю скай» были для Петера всего лишь детской забавой. Его интересы простирались от медных и серебряных рудников в Южной Америке до австралийского рынка шерсти и долевого участия в капиталах нескольких швейцарских банков. Штраус располагал воздушной флотилией, его корабли бороздили океаны. Все это происходило на условиях полной анонимности. В газетах его имя упоминалось чрезвычайно редко.

Что касалось его частной жизни, Петер установил раздельное проживание с женой через три года после рождения Джанни, их единственного сына. При этом ему удалось избежать скандала и светских сплетен.

Страстным увлечением Петера было коллекционирование произведений искусства. Он скупал по всему миру картины, скульптуру, антиквариат, и все это было сосредоточено в залах громадной виллы на озере Комо.

— Искусство никогда не вызывает у меня разочарования, чего не могу сказать о людях, — часто говаривал Петер. — Знаешь, Мария, — признался он ей однажды, — мне нравится собирать в надежном месте эти исторические реликвии. Я веду с ними разговор, они не дают мне скучать и спасают от одиночества.

Он был богат и могуществен, но при этом разрывался между жаждой жизни и страхом смерти. Прошлое терзало его, напоминая о несведенных счетах, умножая в его душе сомнения и вопросы, на которые он не находил ответов.

— Эта вилла кажется специально выстроенной для того, чтобы восполнить чье-то отсутствие, — как-то раз сказала ему Мария.

— Может быть, твое отсутствие, — ласково подсказал Петер.

Она ничего не ответила.

На вилле время как будто остановилось: мебель, гобелены, утварь — все было выдержано в классическом стиле XVIII столетия.

— Все, что ты здесь видишь, — объяснил ей Петер, — вывезено с берегов Луары, точнее из замка графов Марэ де Ларошфуко, сгоревшего во время революции. Владельцы предусмотрительно эвакуировали всю обстановку прежде, чем их дом был сожжен. Впоследствии мебель, ковры, гобелены, картины, серебро, посуда были частично проданы, а в остальной части раздарены. Ну а я, со свойственным мне упрямством, нашел план замка и множество подробных зарисовок внутреннего убранства, годами вел поиски, покупал на аукционах, у антикваров и у частных лиц по всему миру, но в конце концов в точности воспроизвел всю обстановку.

— Удивительно и странно, — заметила Мария.

— Именно так. Если смотреть со двора, это просто очень большая, но безликая вилла. Внутри же это роскошный замок XVIII века. Один из самых прекрасных, — заявил он с гордостью.

Любуясь чудесным заходом солнца, исчезавшего в водах озера, Мария и Петер пешком пересекли итальянский парк. Когда они вошли в вестибюль виллы, на землю уже опустились вечерние тени, а в чистом небе ярко и отчетливо засиял лунный серп.

Мария поднялась на второй этаж. Ей выдался трудный день, полный переживаний, зато она наконец-то чудесным образом сумела вырваться из-под свинцовой тяжести, гнувшей ее к земле и причинившей столько страданий за последние четыре года. Войдя к себе, Мария решила принять душ и надеть, как она в шутку выражалась, вечерний туалет.

Завернувшись в длинный белый шелковый халат, она прилегла на диване с обивкой из стеганого бархата. Мысленно вновь пробегая события прошедшего дня, перевернувшие всю ее жизнь, Мария опять, как уже бывало не раз, спросила себя, какую, в сущности, роль играет ее присутствие в жизни Петера Штрауса. Она не была ему ни дочерью, ни подругой, ни любовницей. Уже не раз она ощущала, как все ее существо словно ломается под бременем неуверенности. Но потом приходил он, крепкий, как скала, и все ее сомнения пропадали. Однако она не желала быть лишь канарейкой в золотой клетке, куда поместил ее Петер.

В этот день ее душевное равновесие подверглось тяжкому испытанию. Но Мария отметила, что время не изменило и не ослабило силы чувства, которое она испытывала к Петеру.

Она наугад взяла книгу с полки и открыла ее: это был томик стихов Джона Донна.

«Какая высокая и благородная мысль», — думала Мария, чувствуя в то же время, что не может целиком ее принять. Возможно, она мечтает о Мистрале, потому что не может им завладеть. Ну а если бы сумела, стала бы она от этого счастливей?

Пока Мария задавала себе этот и другие вопросы, на которые не находила ответа, раздался стук в дверь. Это был Петер. Каждый вечер, когда они оставались на вилле, он заходил навестить ее перед сном.