— Послушай, Мария, возможно, Мистраль выживет. Я искренне на это надеюсь. Но мы должны действовать, исходя из худшего, — стоял на своем Джанни.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты должна вести себя так, чтобы во второй раз не остаться на бобах.

— Неужели в тебе совесть заговорила через столько лет? Что-то не верится, — удивилась Мария.

— Ты никогда никому не доверяешь? — попрекнул ее Джанни.

— Всякий раз, стоило мне кому-то довериться, я оказывалась в сточной канаве. Потому и спрашиваю, с какой такой радости ты вдруг стал заботиться обо мне?

Джанни поднялся и пересел на диван рядом с ней.

— Скажем так: время сглаживает острые углы, с годами люди меняются. Мы не должны забывать, что законной наследницей Мистраля в случае его смерти будет Шанталь Онфлер. Если ему суждено умереть, — повторил он невозмутимо, — все, что у тебя есть, перейдет к его жене. Ты имеешь хоть какое-то представление о состоянии Мистраля?

— Я знаю, что он богат, но, если он умрет, для меня все потеряет смысл. И его богатство тоже.

Годовой оборот предприятий Мистраля превышал тридцать миллионов долларов. Фирма «Промо-Ми» в Монте-Карло занималась недвижимостью, продажей автомобилей и рекламной деятельностью. Ее представительство, включавшее огромный конференц-зал, размещалось в солидном семиэтажном здании. В Париже находилась «Пабли-Ассошиэйтед», компания по связям с общественностью, представлявшая интересы Мистраля и других известных спортсменов. Фирма активной рекламы в Милане обслуживала интересы спонсоров на европейском рынке.

Мария была в курсе всех дел, но без Мистраля все его огромное состояние ничего для нее не значило.

— Ты должна проявить инициативу. Прижми ее к стенке, не давай ей развернуться, — посоветовал Джанни. — Тебе надо растить двоих детей. Мистраль сколотил для них огромное состояние, нельзя допустить, чтобы оно уплыло в чужие руки.

Мария смотрела на него с подозрением.

— Скажи честно, ты не пытаешься использовать меня, чтобы насолить графине?

Джанни Штраус вспыхнул до корней волос.

— С какой стати?

— Только не изображай святую простоту, у тебя это плохо получается, — резко произнесла Мария. — Я знаю, у тебя свои счеты с француженкой, и тебе не терпится столкнуть ее со скалы. Но ты бы хотел сделать это моими руками.

Джанни вскочил как ужаленный.

— Ты бредишь! — закричал он визгливым тонким голосом.

— Мир тесен, Джанни. В конечном счете все знают всё обо всех.

— Я только хотел тебе помочь, — уже без надежды убедить Марию повторил Джанни.

— Будем считать, что я оценила искренность твоих намерений, — с усмешкой отозвалась Мария.

— Если передумаешь, помни: я в полном твоем распоряжении, — не желая сдаваться, Джанни вынул из кармана и положил на стол свою визитную карточку.

— В этом нет необходимости. Мистраль выживет.

Она надела поверх туфель голубые пластиковые бахилы, облачилась в халат того же цвета и убрала волосы под шапочку. Хирургическая маска закрывала ей рот. Только в таком одеянии ее впустили в палату интенсивной терапии, куда был переведен Мистраль, наконец-то вновь обретший способность дышать самостоятельно, без помощи искусственных легких.

— Вы можете остаться всего на несколько минут, — сказала медсестра, указав ей на стул, поставленный в изножье кровати. Мария села и замерла, едва дыша, пристально изучая погруженное в глубокий сон, страдальчески осунувшееся лицо, черные круги под глазами и обескровленные губы.

— Веди себя как подобает мужчине, — сказала она тихо, словно он мог услышать, — не бросай нас. Дети только и говорят что о тебе, они ждут тебя. Твоя мать тоже с нами. Ты всем нам нужен. Хотела бы я рассказать что-нибудь смешное, чтобы ты улыбнулся, но никак не выходит. — Ее глаза наполнились слезами.

Перед свиданием у Марии состоялся разговор с врачом, и он попытался ее успокоить, как только мог, сказав, что коматозное состояние может продолжаться неделями, хотя мозговая деятельность Мистраля не нарушена.

— Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется? — продолжала Мария. — Лечь в эту кровать и разделить с тобой твои страдания. Но все, что я могу, — это сидеть здесь и смотреть на тебя. А скоро меня прогонят, и мне придется уйти.

Она встала и тихонько провела кончиками пальцев по руке Мистраля, потом снова села и, глядя на это неподвижное лицо, стала вспоминать их первую встречу.

Марии только-только исполнилось восемнадцать, ею владела почти невероятная мечта пройти обучение и стать дамским мастером в парикмахерской Ванды в Чезенатико, самой популярной во всей Романье.

Она ехала на велосипеде из Каннучето и на улице Рома, прямо на самом перекрестке, пропорола гвоздем покрышку. Мария была в отчаянии, из-за этого дурацкого происшествия она рисковала опоздать. Мистраль, подпиравший стену у мастерской Примо Бриганти, наблюдал за происходящим с обычным для него ленивым и вызывающе самоуверенным видом.

— Помощь не нужна? — осведомился он, не сдвинувшись ни на миллиметр.

— Да я на все готова, лишь бы починить эту проклятую железку! — в сердцах вскричала Мария.

— Отдашь самое дорогое? — нагло ухмыльнулся он.

— Если ты мне немедленно починишь эту покрышку, я сделаю все, что захочешь! — воскликнула она.

За несколько минут Мистраль починил покрышку, подкачал воздушную камеру, смазал втулки и цепь, укрепил педали.

— Вот. Совсем как новый, — сказал он с гордостью.

— Сколько я тебе должна? — торопливо спросила девушка. Ей не терпелось наверстать упущенное время.

— Ты прекрасно знаешь, — многозначительно ответил молодой человек.

— Ты что, решил, что я это всерьез? — ахнула Мария.

— Для меня данное слово — все равно что расписка кровью, — торжественно провозгласил Мистраль.

— Лучше скажи, сколько я тебе должна, — сердито отрезала девушка.

— Не беспокойся, когда придет время, я с тебя все взыщу сполна, — подмигнул он, помогая ей сесть на велосипед.

Мария тогда уехала с тревожно бьющимся сердцем.

Теперь, глядя на безжизненное лицо Мистраля, она прошептала:

— Я в тебя сразу влюбилась и люблю до сих пор.

Сильвано Ваккари вел двухместную «Ланчию» с лихостью подростка, хотя ему было уже за пятьдесят. Он хорошо выглядел для своих лет, несмотря на лысину и избыточный вес.

Лучо Баттисти через динамики стереоустановки разливался соловьем про любовь, что, подобно скале, неподвластна времени и ветру.

Розильда Спада, сидевшая рядом с Сильвано, была в восторге. Вечерняя заря окрасила горизонт в золотые и пурпурные тона.

У Розильды была роскошная грудь, несколько лет назад она, тогда еще Розильда Фаббри, чуть было не стала королевой красоты Эмилии-Романьи.

— Как поэтично! — прошептала она, упиваясь словами песни.

Сильвано сунул руку ей под юбку и запустил пальцы в трусики. Она улыбнулась, не делая ни малейшей попытки сопротивляться. Сильвано был так мил, что у нее не хватало духу попрекнуть его за эту маленькую вольность. Она лишь взглянула на наручные часы, прелестные платиновые часики «Эгер-ле-кутр», осыпанные бриллиантами. Это был подарок Сильвано.

— А мы успеем? — спросила она.

Обстановка на дороге в субботний вечер была напряженной, и Сильвано прилагал все усилия, чтобы не выбиться из графика.

— Я же обещал, что ты будешь дома к семи, значит, так и будет. Не опоздаешь ни на минуту. Мы же не хотим, чтобы страдал твой благоверный, — сказал он.

— Если кто и пострадает, так это я, — уточнила Розильда, вспоминая, какой пламенной оплеухой наградил ее несколько дней назад любящий супруг. Из-за пустячного подозрения она едва не попала в больницу. «По-своему он меня любит», — говорила она в оправдание мужу. Она тоже по-своему любила Маттео Спаду, уважаемого специалиста-кардиолога, работавшего в Чезене, в местной больнице, просто ей не хватало сил противостоять искушению. Будучи заботливой матерью и любящей женой, она делала все возможное, чтобы укрепить семью.