Прежде всего она намеревалась отправиться в агентство «Пабли-Ассошиэйтед», занимавшее целый этаж особняка прошлого века на Елисейских Полях. У Флоретты была назначена встреча с главным редактором, с которым ее связывала многолетняя дружба. Его необходимо было проинформировать во всех деталях о сложившейся ситуации, в том числе о серьезном и ничем не оправданном риске, грозившем Мистралю в случае переезда в Париж.

Сразу же после этого надо было повидаться с Шарлем, ее сыном, неожиданно решившим жениться. У Флоретты не было никаких принципиальных возражений против такого решения, но ей хотелось поближе узнать будущую невестку, чтобы, насколько это вообще возможно, удостовериться в том, что ее сын сделал правильный выбор.

И наконец, она собиралась уединиться в своей любимой мансарде, откуда были видны крыши Парижа, чтобы спокойно переговорить с профессором Жан-Луи Кустадье.

Жан-Луи Кустадье уже разменял шестой десяток и тем не менее сумел сохранить все свое юношеское обаяние. Он был редкостно одаренным нейрохирургом, однако ему не удалось бы стать номером первым в своей профессии, если бы не удивительное врожденное умение поддерживать на высоте свою репутацию. Секрет его успеха крылся в целом наборе одному ему известных компонентов, которыми Жан-Луи манипулировал с ловкостью алхимика. Его лекции в университете собирали полные аудитории учеников и коллег: превосходное знание предмета он сочетал с образной, доходчивой и увлекательной манерой изложения.

Жан-Луи Кустадье был из семьи бедняков. Отец-рабочий и мать-вышивальщица, надрываясь и губя собственное здоровье, дали сыну образование, и результаты превзошли все их ожидания. Мать Жан-Луи внушала ему с детства, что в поисках успеха не следует слишком церемониться.

— Если при восхождении на вершину кто-то сорвется вниз и разобьется, не стоит делать из этого трагедию. Главное — победить, победить любой ценой, — повторяла мадам Кустадье. — Есть люди, которым на роду написано падать, но есть и такие, кому суждено добраться до самого верха.

Утвердившись на Олимпе, он купил родителям домик с садом в пригороде и обеспечил им безбедное существование. Большего им не требовалось.

Шанталь не случайно остановила свой выбор именно на нем: ей нужен был лучший из лучших специалистов, и она не сомневалась, что Кустадье подыграет ей.

Услышав звонок у входной двери, Флоретта открыла без колебаний. Она не сомневалась, что это он.

— Я опоздал? — спросил Жан-Луи, остановившись на пороге.

— Как всегда, — ответила она, жестом приглашая его войти.

— Извини.

— Это глупое кокетство стало частью твоей легенды.

Нейрохирург пропустил колкость мимо ушей. Казалось, он побаивается острого язычка Флоретты.

— К сожалению, я не всегда распоряжаюсь своим временем, — произнес Жан-Луи смиренно.

— Прибереги свое вранье для тех, кто настолько наивен, что еще принимает его за чистую монету.

— Дурное настроение не портит твоей красоты, — он решил прибегнуть к лести, чтобы ее задобрить. — Ты обворожительна.

— На меня твои мадригалы не действуют, дружок.

Она слишком хорошо его знала, чтобы поддаться на его заигрывание. Кроме того, она сама пригласила его, и он, несмотря на свою обычную необязательность, поспешил прийти. Это было очко в ее пользу, и она не собиралась его упускать.

— Садись, — пригласила Флоретта.

Вошла темнокожая служанка и молча поставила на стол две чаши с охлажденными креветками в розовом соусе.

Жан-Луи взглядом знатока оценил бутылку шампанского в серебряном ведерке со льдом. Прежде чем раскупорить ее и разлить вино в бокалы, которые протягивала ему Флоретта, он взглянул на этикетку: «Онфлер» урожая 1982 года.

— Ну, теперь я могу узнать, зачем ты меня вызвала? — насмешливо спросил он.

— Нам надо поговорить о ней, — ответила Флоретта, указывая на бутылку. — О Шанталь Онфлер.

— Немая сцена, — усмехнулся Жан-Луи, стараясь подавить раздражение, которое вызывало у него это имя. — Прямо как в театре.

— Шанталь потребовала консилиума для своего мужа Мистраля. И возглавить этот авторитетный совет поручено тебе.

Жан-Луи ухватился за последние слова Флоретты, как потерпевший крушение хватается за качающийся на волнах обломок мачты.

— Это вопрос врачебной этики, — заявил он, пытаясь уйти от разговора. — Я не могу обсуждать с тобой свои профессиональные проблемы.

Флоретта распрямилась, как сжатая пружина.

— «Бабушка, а почему у тебя такие большие зубы?» — ехидно продекламировала она. — Не рассказывай мне сказку про Красную Шапочку, прибереги ее для своих студентов, если они тебе еще верят.

— Ты несправедлива, — возразил хирург.

— Сколько миллионов Шанталь тебе обещала? — спросила Флоретта прямо. — Ну давай, признавайся. Сколько дает тебе графиня?

— Я твердо убежден, что подобное начало ни к чему хорошему не приведет. Вряд ли нам стоит продолжать этот разговор. — Его раздражение наконец вышло наружу.

— Жан-Луи, много лет назад мы с тобой любили друг друга. И ты этого, конечно же, не забыл, иначе тебя бы здесь не было. Прошло больше двадцати лет, наши пути разошлись. Но нас связывает кое-что такое, чего нельзя зачеркнуть. Я говорю о нашем сыне, которого ты даже не захотел увидеть, боясь себя скомпрометировать. У тебя была одна забота: поддерживать отношения с дочкой заведующего кафедрой, проложившей тебе дорогу к вершинам карьеры. Узнав, что я беременна, ты бежал от меня как черт от ладана. Я приняла это как должное, не создавала тебе проблем, сама справлялась со всеми своими трудностями, никогда ничего от тебя не требовала. Мне и в голову не приходило тебя шантажировать. Надеюсь, хоть в этом ты отдаешь мне должное? — спросила Флоретта с усмешкой.

Хирург опустил глаза, рассеянно следя за пузырьками, всплывающими и лопающимися на поверхности в бокале шампанского, который он держал в руке. Мысль об отвергнутом сыне точила и мучила его все эти годы.

— Несомненно, — с трудом выговорил он наконец.

— Ну а теперь я прошу тебя об одолжении. Я никогда не делала этого раньше и не собираюсь делать в будущем. Я не прошу тебя отказываться от консилиума, но ради бога, не дай увезти Мистраля Вернати из Италии, предоставь его заботам миланских врачей и женщины, которая его любит.

Жан-Луи облегченно перевел дух.

— Расскажи-ка мне все с самого начала, — предложил он, поставив бокал на стол.

Флоретта улыбнулась и отпила большой глоток освежающего игристого напитка.

Жан-Луи Кустадье решил взять с собой в Милан молодого ассистента, одного из самых способных своих учеников, племянника министра иностранных дел. Великий хирург чрезвычайно высоко оценивал профессиональные способности молодого человека, но даже будь его помощник полным тупицей, он все равно держал бы его при себе, чтобы использовать в нужный момент. Жан-Луи родился с инстинктом охотника, как другие рождаются с талантом поэта. Достигнув высот научной карьеры, он все еще продолжал искать новые возможности для продвижения вперед. Дальнейшее восхождение к вершине пролегало через политику и могло привести его к высокому креслу в министерстве здравоохранения. С этой целью он уже начал изучать наиболее оптимальные подходы, и его юный ассистент являлся составной частью стратегии.

Неустанную работу Жан-Луи по устройству собственного будущего прервало появление Флоретты, единственной женщины, которая была ему дорога и согрела его жизнь любовью. И с ее приходом воскресла старая проблема, загнанная вглубь, но так и не изжитая: его сын, который — будь на то его воля — вообще не появился бы на свет. Сын, о существовании которого он знать ничего не хотел в течение стольких лет, теперь возник перед ним, словно из-под земли.

Внезапная бледность и испарина, выступившая на лбу, так сильно изменили его привычный невозмутимый облик, что молодой ассистент не на шутку встревожился.