Когда мотор зарычал, по его телу прошла дрожь, как от электрического разряда. В один чудесный миг граница, отделявшая человека от автомобиля, исчезла. Теперь им предстояло дрожать, пульсировать, страдать и бороться вместе, преодолевая до финиша пятьдесят три витка по кольцевой трассе длиной в 5750 метров. Воздух вокруг него струился маревом из-за разогретых моторов.

Мистраль превратился в сплошной комок нервов, охваченный двуединым желанием: мчаться, как ветер, и победить.

По условному сигналу он подъехал вместе с остальными к стартовой загородке и занял полюсную позицию. Немного позади, справа от него, встала «Блю скай» Рауля Ромеро. Во втором ряду расположились Марио Анджели на «Бенеттоне» и Кристиан Ферре на «Феррари», за ними следовали МакЛарен, Уильямс, Лотус, Тиррел, Лижье, Собер, Минарди, Джордан, Лярусс.

Мистраль ехал под номером первым, Рауль под номером вторым. На старт вышли двадцать шесть соперников. Всех, вне зависимости от гоночных качеств их «болидов», обуревала жажда победы.

Взмах зеленого флага дал старт ознакомительному кругу. Мистраль чувствовал себя отлично. Он знал трассу как свои пять пальцев. Эта бесконечная, коварная асфальтовая лента вызывала у него ощущения, сравнимые разве что с блаженством, которое испытывает человек в наивысший миг любовного единения. Монца была его трассой, точно так же, как Мария была его женщиной. Никто и никогда их у него не отнимет.

Машины вернулись на стартовую прямую и вновь заняли исходные позиции. Взгляды гонщиков были прикованы к красному семафору. Еще несколько невыносимо долгих мгновений, и они помчатся вперед, как одержимые.

Между включением зеленого сигнала семафора и выключением красного реакция гонщика занимает в среднем две десятых доли секунды. Реакция Мистраля чуть превышала по времени полторы десятых: это было одно из его сильных мест. Он стартовал, как ракета, в то самое мгновение, когда стал гаснуть красный сигнал. Впритирку следом за ним шла вторая «Блю скай», а за ней «Бенеттон» и «Феррари».

Старт является одним из самых волнующих моментов соревнования, он может решающим образом повлиять на ход и результат гонки.

Мистраль в одиночку промчался по прямой до двойной слаломной арки [5], увенчанной рекламой шин «Гудъир», оставив в нескольких метрах позади группу преследователей во главе с Раулем Ромеро.

Чемпион был спокоен. Ни у кого на этом отрезке не хватило бы мощности и разгона, чтобы попытаться опередить его. Даже у Рауля, который, конечно же, так легко от него не отстанет. Следя за ним в зеркальце заднего обзора, Мистраль подумал, что единственным местом, где мальчик мог бы попробовать его обогнать, была узкая горловина арки.

Одним нажатием кнопки он переключил ход и вошел в первый вираж на скорости сто сорок километров в час, а когда вышел, на спидометре было сто сорок девять. Приближаясь к большому повороту, он увеличил скорость до двухсот пятидесяти километров в час.

В это солнечное сентябрьское воскресное утро жара казалась ему непереносимой, особенно в тяжелом огнеупорном комбинезоне. Вылетев из-под моста с рекламой «Кампари», он позволил себе вновь бросить взгляд в зеркальце. «Блю скай» Рауля Ромеро цепко и неумолимо сидела у него на хвосте. Почти бок о бок с ней мчался Марио Анджели на «Бенеттоне». Мистраль переключил скорости, чтобы вписаться в вираж «Роджа». Он чувствовал себя уверенно и без напряжения переносил убийственную вибрацию машины.

На входе в двойной вираж «Лезмо» он дошел до двухсот пятидесяти в час, еще больше увеличил скорость на втором повороте и вышел с показателем сто девяносто. Стремясь выжать из своего тела максимум возможного, он старался размеренно и глубоко дышать.

При подъеме из туннеля Мистраль опять взглянул в зеркальце: Рауля не было видно, он остался совершенно один. Теперь ему нужно было войти в вираж «Аскари», непосредственно примыкающий к параболической кривой, узкой в начале и постепенно расширяющейся, уходящей в бесконечность. Ее предстояло преодолеть на постоянном ускорении.

Мистраль был предельно сосредоточен. Не будь его концентрация столь полной, он непременно вспомнил бы о происшествии, случившемся с Уорвиком на этом самом месте два года назад.

Хронометражист команды сообщил ему по радио, что третий круг он прошел быстрее: одна минута двадцать четыре и сто двадцать семь сотых секунды.

Мистраль удовлетворенно улыбнулся, но сразу же снова помрачнел. Он прекрасно знал, что способен на большее: во время тренировок на противозаносных шинах он проходил круг за минуту и двадцать одну секунду.

Более твердая резина, которой он пользовался сейчас, хорошо держала дорогу в эту адскую послеполуденную жару. Однако он знал, что в середине гонки придется поменять покрышки. Мистраль запросил по радио информацию о положении остальных. Марио Анджели его не беспокоил. Под «остальными», не говоря об этом вслух, он подразумевал Рауля.

— Все в порядке, — успокоил его инженер Сориа. — Что касается Рауля, он знает, что не должен переусердствовать.

Мистраль поморщился: эти заверения были ему неприятны. Он предпочел бы, чтобы Рауль мог состязаться свободно, на равных с ним, в полную силу. Он хотел победить честно, а не благодаря командной стратегии, оберегавшей его от натиска молодого аргентинца. В любом случае у Мистраля было одно неоценимое преимущество: профессионализм, приобретенный за годы участия в гонках.

Было что-то пугающее в отчаянной решимости парня помериться с ним силами. Возможно, он угадал ее причину, но так и не нашел случая все открыто обсудить с Раулем. Когда-нибудь он непременно это сделает.

Но сейчас он был сосредоточен исключительно на ходе гонки. «Болид» вел себя отлично: безупречное равновесие, шасси нужной жесткости, идеальное сцепление колес с грунтом на повороте и при торможении.

Проезжая мимо боксов, он заметил сигнал, возвещавший ему улучшение результата на несколько сотых секунды по сравнению с предыдущим кругом.

На пятнадцатом витке он вдвое опережал пятерых конкурентов, а от Рауля, возглавлявшего группу преследования, его отделяло двенадцать секунд. Судьба была к нему благосклонна на втором вираже «Аскари», где «Бенеттон» Марио Анджели вылетел за пределы полосы, положив конец дуэли, начатой на старте. Казалось, что теперь у пары «Блю скай» больше нет соперников, способных подорвать их превосходство. Вновь промчавшись мимо боксов, он увидел плакат, предписывающий номеру второму сменить покрышки. Речь шла о машине Рауля. Мистраль подумал, что мальчик, наверное, задал своим шинам слишком большую нагрузку. Сам он, выбрав очень твердую резину, мог еще продержаться какое-то время.

На двадцатом витке и ему поступил приказ вернуться в бокс, но Мистраль проигнорировал его, сказав себе, что остановится лишь после увеличения разрыва, отделявшего его от Рауля. Он полагал, что второй «Бенеттон» и «Феррари», шедшие у него за плечами, значительно затруднят Раулю возвращение на прежнюю позицию после обязательной остановки.

Он гнал с той же страстью, что и двадцать лет назад, всей душой мечтая о «Гран-при», чтобы красиво завершить великую карьеру, вырвать у судьбы последний рекорд и навсегда остаться в памяти зрителей, следивших за ним и поклонявшихся ему все эти годы. Его никогда не забудут. Его имя останется навечно, как имена Фанджио, Нуволари, Вильнёва.

Казалось, мечта вот-вот сбудется. Накручивая виток за витком, он шел вперед победным маршем. Вихрем вылетев из виража «Роджа», он вышел на переходную прямую и взглянул в зеркальце заднего обзора. То, что он увидел, сбило его с толку: «Блю скай» Рауля Ромеро необъяснимым образом оказалась прямо у него за спиной. Каким чудом аргентинцу удалось наверстать секунды, отделявшие его от чемпиона в момент последнего сообщения по радио? Почему из боксов ему ничего не сообщили? Единственным разумным объяснением было то, что мальчик, видимо, как и он сам, проигнорировал приказ вернуться в бокс. К этому моменту шины Мистраля были уже сильно изношены, он понимал, что придется остановиться. Но у Рауля покрышки наверняка в еще более ужасном состоянии. Опасные мысли рождались в его голове, грозя разрушить защитный барьер, воздвигнутый чемпионом между собой и остальным миром, и ставя под вопрос исход гонки.