Д.В. Давыдову, при посылке издания «Для немногих» * Мой друг, усастый воин, Вот рукопись твоя; Промедлил, правда, я, Но, право, я достоин, Чтоб ты меня простил! Я так завален был Бездельными делами, Что дни вослед за днями Бежали на рысях, А я и знать не знаю, Что делал в этих днях. Все кончив, посылаю Тебе твою тетрадь; Сердитый лоб разгладь И выговоров строгих Не шли ко мне, Денис! Терпеньем ополчись Для чтенья рифм убогих В журнале «Для немногих». В нем много пустоты; Но, друг, суди не строго, Ведь из немногихты Таков, каких немного. Спи, ешь и объезжай Коней четвероногих, Как хочешь — только знай, Что я, друг, как не многих Люблю тебя. — Прощай. Ночной смотр * В двенадцать часов по ночам Из гроба встает барабанщик; И ходит он взад и вперед, И бьет он проворно тревогу. И в темных гробах барабан Могучую будит пехоту: Встают молодцы егеря, Встают старики гренадеры, Встают из-под русских снегов, С роскошных полей италийских, Встают с африканских степей, С горючих песков Палестины. В двенадцать часов по ночам Выходит трубач из могилы; И скачет он взад и вперед, И громко трубит он тревогу. И в темных могилах труба Могучую конницу будит: Седые гусары встают, Встают усачи кирасиры; И с севера, с юга летят, С востока и с запада мчатся На легких воздушных конях Один за другим эскадроны. В двенадцать часов по ночам Из гроба встает полководец; На нем сверх мундира сюртук; Он с маленькой шляпой и шпагой; На старом коне боевом Он медленно едет по фрунту: И маршалы едут за ним, И едут за ним адъютанты; И армия честь отдает. Становится он перед нею; И с музыкой мимо его Проходят полки за полками. И всех генералов своих Потом он в кружок собирает, И ближнему на ухо сам Он шепчет пароль свой и лозунг; И армии всей отдают Они тот пароль и тот лозунг: И Франция— тот их пароль, Тот лозунг — Святая Елена. Так к старым солдатам своим На смотр генеральный из гроба В двенадцать часов по ночам Встает император усопший. Ермолову *
Жизнь чудная его в потомство перейдет: Делами славными она бессмертно дышит. Захочет — о себе, как Тацит, он напишет И лихо летопись свою переплетет. <Из альбома, подаренного графине Растопчиной> * Роза Утро одно — и роза поблекла; напрасно, о дева, Ищешь ее красоты; иглы одни ты найдешь. Лавр Вы, обуянные Вакхом, певцы Афродитиных оргий, Бойтесь коснуться меня: девственны ветви мои. Дафной я был. От объятий любящего бога Лавром дева спаслась. Чтите мою чистоту. Надгробие юноше Плавал, как все вы, и я по волнам ненадежныя жизни. Имя мое Аноним. Скоро мой кончился путь. Буря внезапу восстала; хотел я противиться буре, Юный, бессильный пловец; волны умчали меня. Голос младенца из гроба Матерь Илифа и матерь Земля одни благосклонны Были минуту мне. Та помогла мне жизнь получить, Тихо другая покрыла меня; ничего остального — Кто я, откуда, куда — жизнь не поведала мне. Младость и старость О веселая младость! о печальная старость! Та — поспешно от нас! эта — стремительно к нам! Фидий Фидий — иль сам громовержец в тебе нисходил от Олимпа, Или взлетал на Олимп сам ты его посетить! Судьба С светлой главой, на тяжких свинцовых ногах между нами Ходит судьба! Человек, прямо и смело иди! Если, ее повстречав, не потупишь очей и спокойным Оком ей взглянешь в лицо — сам просветлеешь лицом; Если ж, испуганный ею, пред нею падешь ты — наступит Тяжкой ногой на тебя, будешь затоптан в грязи! Завистник Завистник ненавидит Любимое богами; Безумец, он в раздоре С любящими богами; Из всех цветов прекрасных Он пьет одну отраву. О! как любить мне сладко Любимое богами! |
