Из недра вечности рожденный,

Парит к нам юный сын веков;

Сотканна из зарей порфира

Струится на плечах его;

Лучи главу его венчают,

Простерт о чреслах Зодиак,

В его деснице зрится чаша,

Где скрыты жребии судьбы,

Из коей вечными струями

Блаженство и беды́ текут.

Летит — пред ним часы, минуты

Лиются быстрою струей;

Сопутницы, его подруги,

Несут вселенной благодать:

Зимав своей короне льдя́ной,

В сотка́нной ризе из снегов,

Веснас цветочными коврами,

С плодами Осеньдля древес,

С снопами Летозолотыми

И благотворной теплотой.

Летит — во сретенье вселенна

Ему благословенья шлет;

Желанья, робкие надежды

Несутся сонмами к нему;

К нему стремится глас хвалебный,

К нему летит слеза и вздох;

Монарх с блестящего престола

И нищий с бедного одра

К нему возводят взор молящий,

Благодеяний ждут его…

Лети, сын вечности желанный,

Лети и по следам своим

Цветы блаженства вожделенны

И кротку радость насаждай…

Пускай полет твой благодатный,

Как зе́фир, землю освежит;

Любовь, согласие священно

Во всей вселенной утвердит.

Он совершил свое теченье

И в бездне вечности исчез…

Могилы пепел, разрушенье,

Пучина бедствий, крови, слез —

Вот путь его и обелиски!

Тибулл! все под луною тленно!

Давно ль на хо́лме сем стоял

Столетний дуб, густой, надменный,

И дол ветвями осенял?

Ударил гром — и дуб повержен!

Давно ли и любимец славы

Народов жребием играл,

Вселенной подавал уставы

И небо к распре вызывал?

Дохнула смерть — что он? — горсть пыли.

Тибулл! нам в мире жить не вечно:

Вся наша жизнь — лишь только миг.

Как молнья, время скоротечно! —

На быстрых крылиях своих

Оно летит, и все с ним гибнет.

Едва на дневный свет мы взглянем,

Едва себя мы ощутим

И жизнью радоваться станем:

Уже в сырой земле лежим,

Уж мы добыча разрушенья!

Тибулл! нельзя, чтобы природа

Лишь для червей нас создала;

Чтоб мы, проживши два, три года,

Прешед сквозь мрачны дебри зла,

С лица земли, как тени, скрылись!

На что винить богов напрасно?

Себя мы можем пережить:

Любя добро и мудрость страстно,

Стремясь друзьями миру быть, —

Мы живы в самом гробе будем!..

Проснись, пифийского поэта ^* древня лира,

Вещательница дел геройских, брани, мира!

Проснись — и новый звук от струн твоих издай

И сладкою своей игрою нас пленяй —

   Исполни дух святым восторгом!

Как лира дивная небесного Орфея,

Гремишь ли битвы ты — наперсники Арея

Берутся за мечи и взорами грозят;

Их бурные кони́ ярятся и кипят,

   Крутя свои волнисты гривы.

Поешь ли тишину — гром Зевса потухает;

Орел, у ног его сидящий, засыпает,

Вздымая медленно пернатый свой хребет;

Ужасный Марс свой меч убийственный кладет

   И кротость в сердце ощущает.

Проснись! и мирвоспой блаженный, благодатный;

Пусть он слетит с небес, как некий бог крылатый,

Вечнозеленою оливою махнет,

Брань страшную с лица вселенной изженет

   И примирит земные роды!

Где он — там вечное веселье обитает,

Там человечество свободно процветает,

Питаясь щедростью природы и богов;

Там звук не слышится невольничьих оков

   И слезы горести не льются.

Там нивы жатвою покрыты золотою;

Там в селах царствует довольство с тишиною;

Спокойно грады там в поля бросают тень;

Там счастье навсегда свою воздвигло сень:

   Оно лишь с миромсопряженно.

Там мирно старец дней закатом веселится,

Могилы на краю — неволи не страшится;

Ступя ногою в гроб — он смотрит со слезой,

Унылой, горестной, на путь скончанный свой

   И жить еще — еще желает!

Там воин, лишь в полях сражаться приученный,

Смягчается — и меч, к убийству изощренный,

В отеческом дому под миртами кладет;

Блаженство тишины и дружбы познает,

   Союз с природой обновляет.

Там музы чистые, увенчанны оливой,

Веселым пением возносят дни счастливы;

Их лиры стройные согласнее звучат;

Они спокойствие, не страшну брань гласят,

   Святую добродетель славят!

Слети, блаженный мир! — вселенная взывает —

Туда, где бранные знамена развевают;

Где мертв природы глас и где ее сыны

На персях матери сражаются, как львы;

   Где братья братьев поражают.

О страх!.. Как яростно друг на́ друга стремятся!

Кони́ в пыли, в поту свирепствуют, ярятся

И топчут всадников, поверженных во прах;

Оружия гремят, кровь льется на мечах,

   И стоны к небесам восходят.

Тот сердца не имел, от камня тот родился,

Кто первый с бешенством на брата устремился…

Скажите, кто перун безумцу в руки дал

И жизни моея владыкою назвал,

   Над коей я и сам не властен?

А слава?.. Нет! Ее злодей лишь в брани ищет;

Лишь он в стенаниях победны гимны слышит.

В кровавых грудах тел трофеи чести зрит;

Потомство извергу проклятие гласит,

   И лавр его, поблекши, тлеет.

А твой всегда цветет, о росс великосердый,

В пример земным родам судьбой превознесенный!

Но время удержать орлиный твой полет;

Колосс незыблем твой, он вечно не падет;

   Чего ж еще желать осталось?

Ты славы путь протек Алкидовой стопою,

Полсвета покорил могучею рукою;

Тебе возможно все, ни в чем препоны нет:

Но стой, росс! опочий — се новый векгрядет!

   Он мирт, не лавр тебе приносит.

Возьми сей мирт, возьми и снова будь героем, —

Героем в тишине, не в кроволитном бое.

Будь мира гражданин, венец лавровый свой

Омой сердечною, чувствительной слезой,

   Тобою падшим посвященной!

Брось палицу свою и щит необоримый,

Преобрази во плуг свой меч несокрушимый;

Пусть роет он поля отчизны твоея;

Прямая слава в ней, лишь в ней ищи ея;

   Лишь в ней ее обресть ты можешь.

На персях тишины, в спокойствии блаженном,

Цвети, с народами земными примиренный!

Цвети, великий росс! — лишь злобу поражай,

Лишь страсти буйные, строптивы побеждай

   И будь во брани только с ними.