Откуда ты, эфира житель?

Скажи, нежданный гость небес,

Какой зефир тебя занес

В мою печальную обитель?

Увы! денницы милый свет

До сводов сих не достигает;

В сей бездне ужас обитает;

Веселья здесь и следу нет.

Сколь сладостно твое явленье!

Знать, милый гость мой, с высоты

Страдальца вздох услышал ты —

Тебя примчало сожаленье;

Увы! убитая тоской

Душа весь мир в тебе узрела,

Надежда ясная влетела

В темницу к узнику с тобой.

Скажи ж, любимый друг природы,

Все те же ль неба красоты?

По-прежнему ль в лугах цветы?

Душисты ль рощи? ясны ль воды?

По-прежнему ль в тиши ночной

Поет дубравная певица?

Увы! скажи мне, где денница?

Скажи, что сделалось с весной?

Дай весть услышать о свободе;

Слыхал ли песнь ее в горах?

Ее видал ли на лугах

В одушевленном хороводе?

Ах! зрел ли милую страну,

Где я был счастлив в прежни годы?

Все та же ль там краса природы?

Все так ли там, как в старину?

Весна сих сводов не видала:

Ты не найдешь на них цветка;

На них затворников рука

Страданий повесть начертала;

Не долетает к сим стенам

Зефира легкое дыханье:

Ты внемлешь здесь одно стенанье,

Ты здесь порхаешь по цепям.

Лети ж, лети к свободе в поле;

Оставь сей бездны глубину;

Спеши прожить твою весну —

Другой весны не будет боле;

Спеши, творения краса!

Тебя зовут луга шелковы:

Там прихоти — твои оковы;

Твоя темница — небеса.

Будь весел, гость мой легкокрылый,

Резвяся в поле по цветам…

Быть может, двух младенцев там

Ты встретишь с матерью унылой.

Ах! если б мог ты усладить

Их муку радости словами;

Сказать: он жив! он дышит вами!

Но… ты не можешь говорить.

Увы! хоть крыльями златыми

Моих младенцев ты прельсти;

По травке тихо полети,

Как бы хотел быть пойман ими;

Тебе помчатся вслед они,

Добычи милыя желая;

Ты их, с цветка на цвет порхая,

К моей темнице примани.

Забав их зритель равнодушный,

Пойдет за ними вслед их мать —

Ты будешь путь их услаждать

Своею резвостью воздушной.

Любовь их — мой последний щит:

Они страдальцу провиденье;

Сирот священное моленье

Тюремных стражей победит.

Падут железные затворы —

Детей, супругу, небеса,

Родимый край, холмы, леса

Опять мои увидят взоры…

Но что?.. я цепью загремел;

Сокрылся призрак-обольститель…

Вспорхнул эфирный посетитель…

Постой!.. но он уж улетел.

Блажен, о Филон, кто харитам-богиням жертвы приносит.

Как светлые дни легкокрылого мая в блеске весеннем,

Как волны ручья, озаренны улыбкой юного утра,

   Дни его легким полетом летят.

И полный фиал, освященный устами дев полногрудых,

И лира, в кругу окрыляемых пляской фавнов звеняща,

Да будут от нас, до нисхода в пределы тайного мира,

   Грациям, девам стыдливости, дар.

И горе тому, кто харитам противен; низкие мысли

Его от земли не восходят к Олимпу; бог песнопенья

И нежный Эрот с ним враждуют; напрасно лиру он строит:

   Жизни в упорных не будет струнах.

   Напрасно я, друг милый, говорил,

Что супостат ^* , как вешний лед, растает!..

Увы! грядущего никто, никто не знает!

   Ведь не растаял он — застыл!

Дружись с Уединеньем!

Изнежен наслажденьем,

Сын света незнаком

С сим добрым божеством,

Ни труженик унылый,

Безмолвный раб могилы,

Презревший божий свет

Степной анахорет.

Ужасным привиденьем

Пред их воображеньем

Является оно:

Как тьмой, облечено

Одеждою печальной

И к урне погребальной

Приникшее челом;

И в сумраке кругом,

Объят безмолвной думой,

Совет его угрюмой:

С толпой видений Страх,

Унылое Молчанье,

И мрачное Мечтанье

С безумием в очах,

И душ холодных мука,

Губитель жизни, Скука…

О! вид совсем иной

Для тех оно приемлет,

Кто зову сердца внемлет

И с мирною душой,

Младенец простотой,

Вслед промысла стремится,

Ни света, ни людей

Угрюмо не дичится,

Но счастья жизни сей

От них не ожидает,

А в сердце заключает

Прямой источник благ.

С улыбкой на устах,

На дружественном лоне

Подруги Тишины,

В сиянии весны,

Простертое на троне

Из лилий молодых,

Как райское виденье

Себя являет их

Очам Уединенье!

Вблизи под сенью мирт

Кружится рой Харит

И пляску соглашает

С струнами Аонид;

Смотря на них, смягчает

Наукастрогий вид,

При ней, сын размышленья,

С веселым взглядом Труд—

В руке его сосуд

Счастливого забвенья

Сразивших душу бед,

И радостей минувших,

И сердце обманувших

Разрушенных надежд;

Там зрится Отдыхясный,

Трудавеселый друг,

И сладостный Досуг,

И три сестры, прекрасны

Как юная весна:

Вчера— воспоминанье,

И Ныне— тишина,

И Завтра— упованье;

Сидят рука с рукой,

Та с розой молодой,

Та с розой облетелой,

А та, мечтой веселой

Стремяся к небесам,

В их тайну проникает

И, радуясь, сливает

Неведомое нам

В магическое там.