Пред судилище Миноса

Собралися для допроса

Подле Стиксовых брегов

Души бледные скотов.

Ворон, моська, кот, телушка,

Попугай, баран, индюшка,

Соловей, петух с свиньей

Стали пред Миносом — в строй.

«Говорите, как вы жили?

Много ль в свете вы грешили? —

Так сказал им судия. —

Начинай хоть ты, свинья».

«Я нисколько не грешила;

Не жалея морды, рыла

Я на свете сем навоз;

В этом нет греха, Минос!»

«Я, баран, жил тихомолком,

На беду, столкнулся с волком:

Волк меня и задавил, —

Тем лишь я и согрешил».

«Я смиренная корова;

Нраву я была простова;

Грех мой, право, не велик:

Ободрал меня мясник».

«Хоть слыву я попугаем,

Но на свете был считаем

С человеком наравне;

Этот грех прости ты мне!»

«Я котом служил на свете

И имел одно в предмете:

Бил мышей и сыр таскал;

Этот грех, по чести, мал».

«Я, пичужка, вечно пела;

По-еллински филомела,

А по-русски соловей;

Не грешна ни в чем! Ей-ей!»

«Я курносая собака,

Моська, родом забияка,

И зовут меня Барбос;

Пощади меня, Минос!»

«Я петух, будильник ночи,

С крику выбился из мочи

И принес на Стикс-реку

Я свое кукареку»

«Я индюшка-хлопотунья,

Пустомеля и крикунья;

У меня махровый нос;

Не покинь меня, Минос!»

«Ворон я, вещун и плакса;

Был я черен так, как вакса,

Каркал часто на беду;

Рад я каркать и в аду».

Царь Минос сердитым взглядом

На скотов, стоящих рядом,

Разъяренный засверкал…

И ни слова не сказал.

В бурю, в легком челноке,

Окруженный тучи мглою,

Плыл младенец по реке,

И несло челнок волною.

Буря вкруг него кипит,

Челн ужасно колыхает —

Беззаботно он сидит

И веслом своим играет.

Волны плещут на челнок —

Он веселыми глазами

Смотрит, бросив в них цветок,

Как цветок кружит волнами.

Челн, ударясь у брегов

Об утесы, развалился,

И на бреге меж цветов

Мореходец очутился.

Челн забыт… а гибель, страх?

Их невинность и не знает.

Улыбаясь, на цветах

Мой младенец засыпает.

Вот пример! Беспечно в свет!

Пусть гроза, пускай волненье;

Нам погибели здесь нет;

Правит челн наш провиденье.

Здесь стезя твоя верна;

Меньше, чем другим, опасна;

Жизнь красой души красна,

А твоя душа прекрасна.

Мой друг, в тот час, когда луна

  Взойдет над русским станом,

С бутылкой светлого вина,

  С заповедны́м стаканом

Перед дружиной у огня

  Ты сядь на барабане —

И в сонме храбрых за меня

  Прочти Певца во стане.

Песнь брани вам зажжет сердца!

  И, в бой летя кровавый,

Про отдаленного певца

  Вспомянут чада славы!

  Любезный друг, гусар и Бок!

Планетам изменять нимало нам не стыдно!

  Их путь от нас далек;

К тому ж, мой друг, для звезд небесных не обидно,

Когда забудешь их на час для звезд земных!

Для беспредельности одной они сияют

И в гордости своей совсем не замечают

Слепцов, которые из мрачности земной

Их куртизируют подзорною трубой!

Хоть я и не гусар, но клясться рад с тобой

  Священным именем пророка,

Что, встретившись, как ты, с прекрасною четой,

Забыл бы звезды все, Жуковского и Бока!

  В осьмом часу тебя готов я ждать!

Но завяжи глаза, чтоб к нам дойти вернее,

  Чтобы опять сирены не видать!

Близ пропасти слепой всегда пройдет смелее.

     Мой милый Бок!

Не думай, чтоб я был ленивый лежебок!

Или пренебрегал твоим кабриолетом, —

Нет, нет! но как гусар ты поступил с поэтом!

  (Как друг-гусар, прошу меня понять):

Как другты, согласив с своим мое желанье,

  Спешишь скорей меня обнять,

Скорее разделить со мной очарованье,

Которое сестра прелестная твоя

Своим присутствием вокруг нас разливает —

И дружба этому прямую цену знает.

Но как гусарты все смутил, душа моя:

Ты хочешь приступом взять мирного поэта;

  Ты силою кабриолета

Затеял, в миг один, весь план его взорвать!..

Послушай: сняв мундир, привычку разрушать

  Оставь с мундиром и усами!

Капитуляция была уж между нами;

Стояло в ней: тебе от друга вести ждать;

Дождавшись же, за ним в своем кабриолете

   И налицо во весь опор скакать.

Но, видно, это все ты предал жадной Лете

И в памяти одну лишь дружбу сохранил!

Итак, чтоб памяти ты вновь не утопил,

Вот для тебя рецепт от сей чумы ужасной,

Вот план мой письменный,по пунктам, точный, ясный:

     Пункт первый:подождать!

Ты знаешь, до Печор я еду провожать

Своих друзей — на то дней семь иль восемь сроку.

Коль скоро возвращусь, тотчас записку к Боку,

И в этом пункт второй— но как ее послать?

Не лучше ли тебе меня уж в Дерпте ждать?

  Мы вместеславно прокатимся!

  Мой план не весь! еще есть пунктов пять,

  Но на словах мы лучше объяснимся!

Прости! завидуя моим дурным стихам,

На месте их теперь желал бы быть я сам.

  P. S. Когда ты через десять дней,

По обстоятельствам,за другом и поэтом

Не можешь сам скакать с своим кабриолетом,

  То хоть одних пришли с ним лошадей.