Однако к тому, что произошло в следующий миг, он совсем не был готов.

В десяти метрах над головой солдата Саалахан одновременно выдернул из ветви когти всех шести лап, и полутонный зверь обрушился на голову а-анна, в нескольких местах переломив хребет. Татрасасипа не издал ни звука — если не считать хруста ломающихся костей.

Выскользнув из обмякших пальцев, ружье ударилось о ветвь и улетело в пропасть, так и не успев никому причинить вреда. Из зарослей появился третий фуркот, а тот, что лежал неподвижно, перевернулся на живот и встал на лапы.

Мумадим встряхнулся, сбрасывая воду с зеленого меха, и лапой содрал с бока насосавшегося крови паразита, очень похожего на открытую рану. Второго паразита, поменьше, Мумадим осторожно сковырнул с неба.

— Гадость! — с отвращением пробормотал он. — Саалахан, ты цел?

Тот кивнул, поднимаясь с кровавой лепешки, которая минуту назад была солдатом элитного подразделения имперских экспедиционных войск.

— Неплохо получилось. А ты как?

— Нормально, только я все время ломал голову, почему ты мешкаешь.

Саалахан проводил взглядом паразитов — отяжелев от чужой крови, они медленно ползли по ветке в поисках укрытия.

— Чего волноваться-то? Много они не высосут.

— Дело не в этом. Тот, который был во рту, оказался очень мерзким на вкус, и мне хотелось побыстрее избавиться от него.

Обе ранки Мумадима уже почти затянулись. Слюна паразитов имела целебный эффект — в их интересах, чтобы «кормилец» не умер от инфекции.

Как только Туватем присоединилась к друзьям, все три фуркота принялись разглядывать спящих. Между делом Саалахан столкнул с ветви мертвого солдата. Шум падения тела слился с шумом дождя и никого не разбудил.

— Что дальше? — прошептала Туватем.

— Они спят. — Возбужденный Мумадим впился когтями в дерево. — Давайте нападем и скинем всех вниз!

— Нет, — Саалахан осматривался и думал — он был здесь самым старшим фуркотом, а значит, и самым благоразумным. — Может, не все спят. Их дутики стреляют молниями, а мы не так быстры, как молния. Уходим.

Они растаяли среди ветвей так же бесшумно, как появились.

Сейджихаграст БХРИТ пришел в ярость, взглянув на свой хронометр. Почему Татрасасипа не разбудил сменщика? Надо было это сделать давным-давно!

Солдат сердито нащупал свое ружье. Пусть Татрасасипа не просит вознаграждения за то, что перестоял на посту! Ничего не выйдет. А если он заснул на часах, то пускай на себя пеняет. Сержант сорвет чешуйки с его ноздрей.

С ружьем наизготовку Сейджихаграст прошел мимо спящих товарищей, развернулся и двинулся обратно. Татрасасипа должен был стоять или сидеть вон там, рядом с горчащим из ветки пучком травы. Однако часового не видать.

Либо этот тупица вопреки уставу расположился среди товарищей и заснул, либо, что более вероятно, он в потемках перепутал свое место с каким-нибудь другим. Ночью, да в такой дождь, легко не заметить в зарослях пучок травы.

Сейджихаграст вернулся к злополучному пучку. Куда подевался этот ленивый сисстинп? Может, решил прогуляться да мышцы размять, поскользнулся и беззвучно рухнул в зеленую могилу? Вряд ли. Татрасасипа никогда не быть даже младшим сержантом, но он осторожен и достаточно силен.

Склонившись над краем ветви, солдат вгляделся в мрачную бездну. Если Татрасасипа и правда упал, он мог застрять недалеко, в сплетении лоз и лиан. Может быть, он, еле шевеля хвостом, обморочным голосом зовет на помощь, а его фонарь разбился при падении.

Нужно организовать поиски. Слишком легко в этих зарослях потеряться, слишком велик риск наткнуться в потемках на смертельно опасное растение или животное.

Он позвал Татрасасипу, не слишком громко, чтобы не разбудить графа Каавакса. Мысль о том, что его товарищ мог подвергнуться нападению, не возникла, настолько Сейджихаграст был уверен, что отборный а-аннский солдат в любых обстоятельствах успеет сделать по крайней мере пару выстрелов и тем самым поднимет тревогу.

Нет, либо он тихо-мирно спит в лагере — и в этом случае Сейджихаграст с огромным трудом удержится от соблазна пристрелить его собственноручно, либо с ним произошел несчастный случай. Не увидев изъяна в своих рассуждениях, солдат решил обойти лагерь…

Как и следовало ожидать, с ним тоже произошел «несчастный случай».

Впереди возник некто огромный, темный, закрыв собой не только дорогу, но и поле зрения. Стоя на задних лапах, Саалахан сверху хмуро смотрел на солдата. В лунном свете поблескивали острые клыки.

Глазные щели Сейджихаграста резко расширились, он вскинул ружье, но… недостаточно быстро. Сойдясь вместе, четыре мощные лапы раскололи его череп, точно яйцо. Обезглавленное тело рухнуло на ветвь.

Пренебрежительно фыркнув, Саалахан опустился на все шесть лап.

— Ну, как?

— Все спокойно. — Бесстрашно вися над двадцатиметровым обрывом, Туватем вглядывалась в спящих. Тридцать шесть вонзенных в дерево крепких когтей гарантировали, что она не свалится.

— Видишь? — Саалахан взмахнул окровавленной лапой. — Каждую ночь мы будем убивать одного-двух, и очень скоро все окажутся мертвы. Тогда мы сможем вернуться в Дом-дерево.

Без малейших усилий подхватив труп, он шагнул к краю ветви и сбросил Сейджихаграста. Мертвой хваткой — в буквальном смысле этих слов — держа ружье, солдат полетел вслед за своим товарищем, и лес поглотил обоих.

Саалахан посмотрел на небо:

— Скоро поднимется солнце и станет светло. Хватит крови для одной ночи. Завтра мы убьем других нелюдей. — И, в сопровождении младших сородичей, большой фуркот углубился в заросли в поисках места, где можно поспать. — Ни к чему торопиться.

Мертвенно-бледный сержант стоял перед четырьмя уцелевшими подчиненными.

— Никто ничего не видел? Никто ничего не слышал? — Его горящий взгляд остановился на рядовом Хосрессаше. — Ты! Ты последним стоял на посту. Ничего необычного не заметил?

К чести перепуганного до смерти солдата он ответил не запинаясь:

— Нет, почтенный. Я видел только дождь и мелкую светящуюся живность. Как и тот, кто стоял на часах передо мной.

Справа от него солдат сделал жест, означающий подтверждение первой степени.

— Неужели никто не пытался выяснить, куда девался Татрасасипа? — пробормотал сержант.

— Вероятно, это сделал Сейджихаграст, почтенный.

Рядовой Хосрессаш скорбел о потере двух товарищей, но отнюдь не желал брать вину за их смерть на себя. Такая самоотверженность была не в обычаях а-аннов.

Какая судьба постигла пропавших солдат, остальные могли лишь догадываться. И от пленников не было никакой помощи; на все вопросы разозленных рептилоидов они отвечали лишь тупой миной на плоской гладкокожей физиономии.

Воздух наполнился гулом; дневные обитатели леса сменяли ночных. Их голоса Тил и детям казались музыкой, у Флинкса не вызывали никаких чувств, а графу Кааваксу и его бойцам резали уши. Желто-зеленый свет восходящего в тумане солнца раздражал а-аннам глаза. И эта проклятая жара — кажется, что скоро рептилоиды сварятся заживо в своих костюмах. Тем не менее рядовые дисциплинированно ждали, когда граф и сержант примут решение.

— Их кто-то выкрал. — Взгляд Каавакса блуждал по пробуждающемуся лесу. — Надо полагать, мы так и не узнаем, кто именно. Ясно одно: охрану лагеря надо организовать по-другому.

Сержант ответил жестом, выражающим согласие третьей степени и одновременно огорчение.

— У нас слишком мало солдат, чтобы выставлять часовых на удалении от бивуака, — рассуждал граф. — Будем держаться вместе: половина отряда спит, половина бодрствует.

Взгляд графа безостановочно шарил по зарослям в поисках противника, облик которого он даже примерно не мог себе представить. Возможно, это самое худшее — не знать, как выглядит враг, подумал Каавакс.