Друвенмакуез задумался:

— Признаюсь, я испытываю сильное искушение, Филип Линкс. В первую очередь меня интересуешь ты, интересуешь с того дня, когда я узнал о твоей встрече с отцом Бейтлеуром.

Одной рукой почесывая дремлющую Пип, Флинкс протянул другую и сжал тонкую иструку Советника.

— Тогда пойдемте со мной, сударь, и мы поговорим о зеленых краях, где процветает жизнь, и о черном пространстве, где ничто не может существовать, но тем не менее существует.

Тил, Енох и остальные туземцы были поражены обликом советника. Со своими шестью конечностями, фасеточными глазами, пушистыми усиками и сросшимися рудиментарными надкрыльями он не походил ни на кого, с кем им приходилось встречаться. Еще больше их изумила его превосходная симворечь. Они даже не сразу обратили внимание на приятный запах его тела.

Флинкс заверил их, что транксы — лучшие друзья, которых когда-либо имело человечество, и что обе расы успешно сотрудничают вот уже восемьсот лет. Однако только после того, как фуркоты изучили вновь прибывшего и заявили, что он им не кажется опасным, Енох и остальные люди согласились отвести Друвенмакуеза к Дому-дереву.

Опасения советника вскоре рассеялись. Как и ожидал Флинкс, стареющий транкс быстро адаптировался к жаркому влажному климату и оказался большим знатоком растений. Карабкаться по лианам он не мог, но с помощью могучих фуркотов и опытных людей препятствия с легкостью преодолевались.

Но вот путешествие, во время которого советник получил массу незабываемых впечатлений, подошло к концу. Возле Дома-дерева транкса ожидала точно такая же встреча, как на скале, когда они с Флинксом покинули шаттл и вышли к Тил, Еноху и другим охотникам. Здесь на него тоже глядели с раскрытыми ртами, а дети боялись подходить к удивительному небесному существу.

Со своей стороны, Друвенмакуез восхищался мужеством и изобретательностью этих людей, которые сумели выжить за тысячи парсек от ближайшей цивилизованной планеты и вдобавок адаптироваться к враждебной среде. Добродушие и чистосердечность транкса, приятный запах тела сыграли свою роль, и куда бы он ни шел, его сопровождала стайка смеющихся и оживленно жестикулирующих детей и их неуклюжих, но очень милых юных фуркотов. В Доме-дереве никто не ограничивал свободу советника, и он обошел все закоулки колоссального гнезда с компактной видеокамерой в иструке. Время от времени через коммуникатор на шаттле Флинкса он связывался с «Содваной», кораблем мироблюстителей Содружества.

— Все это просто замечательно! — уже не в первый раз заявил он Флинксу. — И люди здесь замечательные. Их нужно изучать, им необходимо помочь. Думаю, удастся и то и другое. Я сам займусь этим.

Флинкс улыбнулся:

— Уверен, у вас получится.

— Я давно хотел спросить вас, советник, — произнес он через минуту. — Может, вам известно что-нибудь об одном моем знакомом? Его зовут Трузензюзекс.

Усики советника зашевелились:

— Ты знаком с этим старым прохвостом? Конечно, я наслышан о нем. Он у нас легендарная личность. Наше общество не столь богато эксцентричными персонами, как человеческое. Поговаривают, что в легендах все преувеличено, в частности рост эйнта Трузензюзекса. Сам я не имел возможности соприкоснуться с ним усиками, поэтому ничего не могу сказать по поводу его истинного роста. Что касается того, где он сейчас, то на это я не могу ответить. Думаю, это никому не известно. Говоришь, ты знаком с ним?

— Еще с тех пор, как я был личинкой, сударь. Я просто так поинтересовался.

Друвенмакуез понюхал растущие рядом цветы:

— У меня тоже есть интерес, молодой человек. Хотелось бы услышать более подробный рассказ о твоем сне.

Надеюсь, «Содвана» не зря проделала весь этот долгий путь и избавила тебя от обременительного общества а-аннов. Я желаю получить некоторые объяснения.

— Боюсь, сударь, что мне нечего сказать.

— Не хитри, юноша! — Советник замахал на него иструкой. Пип тут же подняла голову, и транкс сбавил тон: — Люди еще только начинают изучать потенциал своего разума — с нашей помощью, разумеется.

Флинкс отвернулся.

— Вы хотите увезти меня с собой и запереть в лабораторную клетку, — бесцветным голосом сказал он.

— Мы хотим выяснить, откуда ты знаешь то, что знаешь.

— Я же говорил: это пришло во сне.

— Отлично. Займемся твоими снами.

— Я арестован?

— Что за глупости! — возмутился советник. — Ты не совершил никакого преступления. Но тебе угрожает опасность, и мы хотим защитить тебя.

Флинкс в упор посмотрел на транкса:

— Я сбежал от настырного Коерлиса. Я избавился от а-аннов. Если я решу не поддаваться на ваши уговоры и остаться здесь, вы ничего не сможете поделать. Насильно вам меня отсюда не увезти. — Он даже сам удивился своей уверенности.

Старый транкс пристально посмотрел на него:

— Было бы гораздо лучше, если бы ты согласился сотрудничать с нами. Нас интересуют только знания. — Он пожал плечами: — Может быть, все, что мы видим, не более чем сон. Сон физики и этики.

Флинкс устало вздохнул:

— Поверьте, сударь, мне и самому хотелось бы побольше узнать о себе самом. Я просто не желаю, чтобы меня размазали по предметному стеклу микроскопа.

— Может, тебе будет легче, если обратно ты полетишь на своем корабле, а я и мои помощники — на своем?

Флинкс сощурил глаза.

— И вас это устроит?

— Нельзя сказать, что в полной мере. Но я хочу работать, а не воевать с тобой, молодой человек. Это будет начало, а там, глядишь, и все остальное приложится.

— Мне еще не хочется улетать отсюда.

— Ну, это я могу понять. У самого глаза разбегаются. — Советник сделал выразительный жест одновременно стопорукой и иструкой. — Здесь еще столько непознанного! Этот лес хранит миллионы тайн.

Вы даже представить себе не можете, какие у него тайны, подумал Флинкс.

Советник положил на плечо Флинкса четыре хитиновых пальца иструки:

— Подумай хорошенько, Флинкс. Мои интересы лежат в области астрономии; твои, как я понимаю, касаются зла. Если объединить наши силы — конечно, не в метафизической, а в сугубо научной плоскости, — то у нас будут шансы докопаться до истины. Разве тебе не хочется узнать, что эта истина из себя представляет? Бьюсь об заклад, именно по этой причине ты разоткровенничался с отцом Бейтлеуром. — Пальцы несильно сжали Флинксу плечо. — Надеюсь, придет время, когда и со мной ты будешь беседовать так же свободно.

Советник повернулся и зашагал к женщинам, вместе плетущим большое зеленое одеяло. Его интересовали любые человеческие ремесла, которые могли бы освоить и транксы.

Погрузившись в раздумья, Флинкс сам не заметил, как забрел в свой любимый уголок гнезда.

На одном из главных побегов образовался гигантский нарост, его плоский верх находился над изгибающейся книзу веткой около двух метров толщиной. По этой ветке протянулся глубокий желоб.

Детям ветка служила аттракционом: они усаживались в желоб и проносились по нему вниз метров двадцать. Там, где желоб сузился настолько, что уже не мог вместить в себя ребенка, ветку обрезали.

Стрелой промчавшись по скользкому желобу, малыш падал в заросли специально пересаженных сюда розовато-желтых растений под названием коумф. При каждом ударе коумфы испускали нежный аромат, после чего смеющийся ребенок вскакивал на ноги и возвращался на нарост, чтобы снова скатиться вниз.

Как и всегда, с детьми были неразлучны их фуркоты. Однако чем бы они ни занимались, они не теряли присущего им чувства достоинства, что всегда вызывало у Флинкса улыбку. Несколько взрослых фуркотов на всякий случай держались поблизости, молча наблюдая за играми младших.

Мне здесь так покойно, подумал Флинкс. Не хочется улетать.

Пип тоже было здесь хорошо — она крепко спала на плече у Флинкса.