Это и в самом деле был поезд… Внизу оказалась железнодорожная линия, а на ней товарный поезд, который, пыхтя, издавал горестные крики… За поездом был канал, на другой стороне канала стоял дом, который Таппенс сразу же узнала, а через канал был перекинут горбатый, из розового кирпича, мостик. Дорога нырнула под железнодорожное полотно, вынырнула и направилась к мостику. По узкому мостику Таппенс проехала очень осторожно. За ним дорога пошла дальше, а дом стоял по правую сторону от нее. Таппенс выискивала взглядом въезд, но его, похоже, просто не было. От дороги дом отгораживала довольно высокая стена.

Дом сейчас был справа от Таппенс. Она остановила машину, прошла назад к мостику и посмотрела на ту часть дома, которая ей была видна оттуда.

Высокие окна были большей частью закрыты зелеными ставнями. У дома был какой-то очень спокойный и заброшенный вид. В лучах заходящего солнца он казался мирным и добрым. На мысль о том, что в нем кто-то живет, ничто не наводило. Таппенс вернулась к машине и проехала чуть дальше. Справа от нее шла довольно высокая стена, слева уходила в поля зеленая изгородь.

Вскоре Таппенс оказалась у железных кованых ворот в стене. Оставив машину на обочине, она подошла к воротам и, встав на цыпочки, заглянула поверх кованой решетки. Ее взору предстал сад. Сейчас это, безусловно, был не фермерский дом, как прежде. За домом, очевидно, шли поля. Прибранный и обработанный сад, тем не менее выглядел так, как будто кто-то тщетно пытается содержать его в порядке.

От кованых ворот дорожка по кругу шла через сад и заворачивала к дому. Вероятно, это была парадная дверь, хотя она и не выглядела таковой. Она больше напоминала черный ход. С этой стороны дом казался другим. Прежде всего, он не был пуст. Там жили люди. В открытых окнах трепетали занавески, у двери стояло мусорное ведро. В дальнем конце сада Таппенс увидела крупного пожилого мужчину, который неторопливо и целеустремленно копал землю. Увиденный с этой стороны дом, безусловно, лишался какого бы то ни было очарования, и, вероятно, ни одному художнику не пришло бы в голову нарисовать его. Всего лишь обыкновенный дом, в котором кто-то живет. Таппенс не могла решить, что же делать. Уехать и напрочь забыть о доме? Нет, этого сделать она не могла после стольких-то хлопот. Который час? Она взглянула на свои часы, но они остановились. Из дома донесся звук открывшейся двери. Таппенс снова посмотрела поверх ворот.

Дверь дома открылась, из нее вышла женщина. Она поставила молочную бутылку, затем, выпрямившись, бросила взгляд в сторону ворот. Увидев Таппенс, она в нерешительности помедлила, затем направилась по тропинке к воротам.

«Господи, — сказала Таппенс самой себе, — господи, да это же дружелюбная ведьма!»

Женщине было лет пятьдесят. Длинные лохматые волосы, когда их подхватил ветер, трепетали у нее за спиной. Это смутно напомнило Таппенс об одной картине с изображением молодой женщины на метле. Вероятно, потому-то термин «ведьма» и возник в ее сознании. Только в этой женщине не осталось ничего от молодости и красоты: лицо морщинистое, одета неряшливо, на голове примостилась какая-то островерхая шляпа, нос и подбородок загибаются навстречу друг другу. При ее описании вполне подошло бы слово «зловещая», но она зловещей не была. Она все, казалось, прямо излучала добро. «Да, — подумала Таппенс, — ты вылитая ведьма, только ты дружелюбная ведьма. Таких, по-моему, когда-то называли „белыми ведьмами“.

Женщина неуверенно подошла к воротам и заговорила. Голос ее оказался на удивление приятным, с еле заметной картавостью.

— Вы что-то искали? — спросила она.

— Прошу прощения, — отвечала Таппенс, — вы, вероятно, решили, что с моей стороны довольно неучтиво заглядывать к вам в сад подобным образом, но… мне очень хотелось узнать побольше об этом доме.

— Может, зайдете и осмотрите сад? — предложила дружелюбная ведьма.

— Ну… ну… спасибо, но не хотелось бы вас беспокоить.

— Ах, какое там беспокойство. Все равно мне нечего делать. Славный денек, не правда ли?

— Что да, то да, — согласилась Таппенс.

— Я подумала, что вы, наверное, заблудились, — продолжала дружелюбная ведьма. — Иногда это бывает.

— Да нет, — возразила Таппенс. — Просто когда я спускалась с холма по ту сторону моста, меня поразил вид вашего дома.

— Эта сторона очень красивая, — сказала женщина. — Художники иногда приезжают и рисуют дом — во всяком случае когда-то приезжали.

— Ну еще бы… По-моему, — поспешно заговорила Таппенс, — я… я видела одну картину… на какой-то выставке. Дом, очень похожий на этот. Возможно, это он и есть.

— О да, вполне возможно. Даже как-то забавно, вы знаете. Приезжают художники и рисуют картину. А потом приезжают другие и тоже рисуют. И на нашей ежегодной местной выставке картины оказываются похожими как две капли воды. Похоже, все художники рисуют дом с одного и того же места. Не знаю даже, почему. Выбирают либо кусочек луга и ручеек, либо какой-нибудь дуб, а то и купу ив, иногда тот же вид норманской церквушки. Набирается по пять или шесть картин одной и той же вещи, большей частью, по-моему, довольно плохих. Впрочем, я не шибко разбираюсь в искусстве. Заходите, пожалуйста.

— Вы очень добры, — сказала Таппенс. — У вас такой славный сад.

— Да не такой уж и плохой. Сажаем цветы, овощи. Только работник из моего мужа уже не ахти какой, а у меня то одно, то другое, вот и не хватает времени.

— Однажды я видела этот дом из окна вагона поезда, — сказала Таппенс. — Поезд замедлил ход, и я его увидела. Помнится, еще подумала: а увижу ли я его когда-нибудь снова.

— А теперь вдруг спускаетесь с холма в машине, и вот он, — поддержала ее женщина. — Чего только не бывает на свете, правда?

«Слава Богу, — подумала Таппенс, — что с этой женщиной так легко говорить. Даже думать не приходится, чтобы объясниться. Можно говорить чуть ли не все, что приходит в голову».

— Хотите зайти в дом? — предложила дружелюбная ведьма. — Я вижу, вам интересно. Дом довольно старый, позднегеоргианский стиль, что ли. Только к нему что-то пристроено. У нас, вы знаете, всего полдома.

— Ах, вон как, — сказала Таппенс. — Значит, дом разделен на две половины?

— Фактически это задняя его часть. Фасад — это совсем другая сторона, та сторона, которую вы видели с моста. Забавно как-то его разделили. Проще было бы разделить его по-другому. Ну, вы знаете, на левую и правую половины, так сказать. А не на заднюю и переднюю части. У нас фактически вся задняя часть.

— И давно вы здесь живете? — спросила Таппенс.

— Три года. После того, как муж ушел на пенсию, нам захотелось в сельскую местность, и чтобы домик стоил недорого. Этот продавался дешево — ведь тут страшно одиноко. Ни деревни поблизости, ни чего другого.

— Я видела шпиль церкви вдали.

— О, то Саттон Чанселлор, две с половиной мили отсюда. Мы, разумеется, тоже прихожане этой церкви, но до самой деревни домов больше нет. Да и сама деревенька очень маленькая. Не выпьете ли чашечку чаю? — предложила дружелюбная ведьма. — Я только что поставила чайник, минуты две назад, а потом выглянула и увидела вас. — Она приложила обе руки рупором ко рту и позвала:

— Амос! — Потом еще раз:

— Амос!

Крупный мужчина вдали повернул голову.

— Чай через десять минут! — крикнула она.

Он поднял руку в знак признания, что понял. Женщина повернулась, открыла дверь и жестом пригласила Таппенс войти.

— Перри — вот как меня зовут, — дружеским голосом сказала она. — Элис Перри.

— А меня Бересфорд, — сказала Таппенс. — Миссис Бересфорд.

— Входите, миссис Бересфорд, будьте добры. Таппенс на мгновение задержалась. «Я будто попала в шкуру Ганселя и Гретель. Ведьма приглашает меня к себе домой. Вероятно, это пряничный дом… Иначе просто не может быть».

Она снова взглянула на Элис Перри и увидела перед собой обыкновенную женщину. Впрочем, не совсем. Она прямо источала какое-то непонятное, еле сдерживаемое дружелюбие. «Вероятно, она может заколдовать, — подумала Таппенс, — только это наверняка доброе колдовство». Она слегка наклонила голову и переступила порог дома ведьмы.