— А как ее здоровье? Почти без изменений?

— Ну, наверное, лучшего и ожидать нельзя. Откровенно говоря, я не думаю, знаете ли, что она еще долго будет с нами. Страданий она никаких не испытывает, но состояние ее сердца нисколько не улучшилось. Правду сказать, она гораздо хуже. Так что, наверное, не мешало бы вам знать, что надо быть ко всему готовым, чтобы ее смерть не застала вас врасплох.

— Мы привезли ей цветов, — сказала Таппенс.

— И коробку шоколадных конфет, — добавил Томми.

— Это, конечно, очень мило с вашей стороны. Она будет довольна. Хотите подняться к ней прямо сейчас?

Томми и Таппенс встали и вышли за мисс Паккард из комнаты. Она повела их по широкой лестнице. Когда они проходили мимо одной из комнат в коридоре наверху, ее дверь вдруг растворилась, и оттуда с горделивым видом вышла маленькая женщина футов пяти росту, крича громким пронзительным голосом:

— Я требую мое какао. Я требую мое какао. Где нянечка Джейн? Я требую мое какао.

Женщина в униформе медсестры выскочила из соседней двери со словами:

— Успокойтесь, успокойтесь, дорогая, все в порядке. Вы уже пили какао. Вы выпили его двадцать минут назад.

— Нет, не пила, няня. Это не правда. Не пила я никакого какао. Меня мучает жажда.

— Ну, если хотите, я налью вам еще одну чашку.

— Как же я могу выпить еще одну, если я еще ни одной не выпила?

Они зашагали дальше, и мисс Паккард, коротко постучав в дверь в конце коридора, открыла ее и вошла в комнату.

— Ну, мисс Фэншо, — бодренько сказала она. — Вот он ваш племянник, пришел вас проведать. Здорово, правда?

На кровати у окна престарелая леди резко села на взбитых подушках. У нее были волосы стального цвета и тонкое морщинистое лицо с крупным носом. Весь вид ее говорил, что она недовольна. Томми вышел вперед.

— Привет, тетушка Ада, — сказал он. — Как самочувствие?

Тетушка Ада не обратила на него ровно никакого внимания; она сердито обратилась к мисс Паккард:

— Уж и не знаю, чего это вам вздумалось водить мужчин в спальню к даме, — заявила она. — В дни моей юности это бы посчитали неприличным! И еще заявляете, будто он мой племянник! Нет, право! Кто это такой? — Слесарь-водопроводчик или электрик?

— Ну, ну, это не слишком учтиво, — мягко сказала мисс Паккард.

— Я ваш племянник Томас Бересфорд, — сказал Томми. Он протянул ей коробку. — Я принес вам коробку шоколадных конфет.

— Нечего ко мне подъезжать, — сказала тетушка Ада. — Знаю я вас. Соврете — недорого возьмете. А кто эта женщина? — Она с отвращением оглядела миссис Бересфорд.

— Я Пруденс, — ответила миссис Бересфорд. — Ваша племянница Пруденс.

— Какое нелепое имя, — заметила тетушка Ада. — Как будто это горничная. У моего внучатого дяди Мэттью была горничная, которую звали Утешение, а служанку звали Возрадуйся Господу. Он был методистом. Но моя внучатая тетушка Фэнни вскоре положила этому конец. Заявила ей, что пока та у нее в доме, ее будут звать Ребеккой.

— Я принесла вам розы, — сказала Таппенс.

— Тут больной человек, тут не место цветам. Они забирают весь кислород.

— Я поставлю их в вазу, — предложила мисс Паккард.

— Как бы не так. Уж вам бы следовало знать, что все равно выйдет по-моему.

— Вы, вроде, в отличной форме, тетушка Ада, — проговорил мистер Бересфорд. — Настроены по-боевому, я бы сказал.

— Я вас раскусила, не беспокойтесь. С чего это вы заявляете, будто вы мой племянник? Как, говорите, ваше имя? Томас?

— Да, Томас, или Томми.

— Сроду о вас не слыхала, — продолжала тетушка Ада. — У меня был всего один племянник, а звали его Уильям. Его убило в последнюю войну. Оно и к лучшему. Останься он жить, из него бы ничего не вышло. Я устала, — заявила вдруг тетя Ада, откидываясь на подушки и поворачивая голову к мисс Паккард. — Уведите их. Вы не должны допускать ко мне посторонних.

— Я полагала, короткое посещение взбодрит вас, — совершенно невозмутимо отвечала мисс Паккард.

Тетушка Ада издала басовитый звук, свидетельствующий о безудержном веселье.

— Ну что ж, — бодро заговорила Таппенс, — мы уходим. Я оставлю вам розы. Может, вы еще передумаете. Пошли, Томми, — и Таппенс повернулась к двери.

— Ну, до свидания, тетушка Ада. Жаль, конечно, что вы не помните меня.

Тетушка Ада молчала. Таппенс и мисс Паккард направились к двери. Томми двинулся за ними.

— Вернись, ты, — повысив голос, сказала тетушка Ада. — Я отлично тебя знаю. Ты Томас. Ты когда-то, был красноволосый. Морковка — вот какого цвета были у тебя волосы. Вернись. С тобой еще поговорю, а эта баба мне тут не нужна. И зачем делать вид, будто она твоя Жена, — уж мне ли не знать? Тебе бы не следовало приводить сюда такую женщину. Поди посиди вот в этом кресле и расскажи мне о своей дорогой маме. А ты уходи, — добавила тетя Ада, как бы вспомнив о Таппенс, которая мялась в дверях, и махнула рукой.

Таппенс тут же удалилась.

— Это у нее бывает, — невозмутимо сказала мисс Паккард, когда они спускались по лестнице. — Иногда, вы знаете, она может быть очень обходительной. Вы вряд ли этому поверите.

Томми сел в кресло, указанное ему тетушкой Адой, и кротко заметил, что о матери он почти ничего не может рассказать, поскольку та умерла почти сорок лет назад. Это заявление совершенно не тронуло тетушку Аду.

— Подумать только, — сказала она. — Неужто так давно? Ну время прямо летит. — Она оглядела его задумчивым взглядом. — Почему ты не женишься? — спросила она. — Подыщи себе какую-нибудь милую толковую женщину, которая бы за тобой ухаживала. Ты же стареешь. Да и нужды не будет связываться со всеми этими блудницами и таскать их сюда под видом своих жен.

— Похоже, в следующий раз мне придется заставить Таппенс прихватить с собой брачное свидетельство.

— Ах, значит, ты сделал из нее честную женщину? — спросила тетушка Ада.

— Мы женаты тридцать с лишним лет, — сказал Томми, — и у нас есть сын и дочь, и они оба тоже состоят в браке.

— Беда в том, — искусно вывернулась тетушка Ада, — что никто мне ничего не говорит. Если бы ты исправно держал меня в курсе дел…

Томми не стал спорить. Таппенс однажды дала ему серьезный наказ: «Если кто-то в возрасте старше шестидесяти пяти лет находит у тебя недостатки, — сказала она, — никогда не спорь. Никогда не пытайся отстаивать свою правоту. Сразу же извинись и скажи, что ты виноват и очень сожалеешь, и больше никогда этого не сделаешь».

В этот самый момент Томми вдруг осенило, что именно этой линии поведения и надо придерживаться с тетушкой Адой.

— Весьма сожалею, тетушка Ада, — сказал он. — Боюсь, что со временем люди становятся забывчивыми. Не у каждого же, — не моргнув глазом, продолжал он, — такая удивительная память, как у вас.

Тетушка Ада самодовольно ухмыльнулась. Другого слова тут просто не подобрать.

— Тут ты прав, — согласилась она. — Прости, если я приняла тебя несколько грубо, но я не люблю, когда мне навязываются. В этом доме никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Могут впустить к тебе кого угодно, все равно кого. И если бы я принимала всех этих самозванцев, меня бы уже давно ограбили и убили прямо в постели.

— Ну, это вы уже, вероятно, перехватили, — возразил Томми.

— Как знать, — отвечала тетушка Ада. — Стоит почитать газеты или послушать людей. Не то чтобы я верила всему, что мне говорят. Но я держу ухо востро. Поверишь ли — намедни привели сюда незнакомого мужчину — сроду его не видела. Называл себя доктором Уильямсом. Сказал, что, мол, доктор Марри уехал в отпуск, а он его новый партнер. Новый партнер! Откуда мне было знать, что он новый партнер? Только с его слов?

— Ну, и он на самом деле оказался новым партнером доктора Марри?

— Ну, собственно говоря, — сказала тетушка Ада, слегка недовольная тем, что теряет свои позиции, — как оказалось, да. Но ведь никто не мог знать это наверняка. Он вдруг появился тут, приехал в какой-то машине, и при нем была эта маленькая черная коробочка, которую таскают доктора, чтобы мерить кровяное давление, ну и все такое. Она очень похожа на волшебный ящик, о котором когда-то столько говорили. Ну, да не о том речь. Просто в такой дом мог пройти кто угодно и заявить, что он доктор, и тут же все сиделки начнут самодовольно улыбаться, хихикать и говорить «да, доктор, разумеется, доктор», и стоять более или менее по стойке «смирно», глупые девчонки! А если бы пациентка поклялась, что не знает этого человека, они бы просто сказали, что у нее склероз, и она забывает людей. Я никогда не забываю ни одного лица, — твердо заявила тетушка Ада. — Никогда не забывала. Как твоя тетушка Каролина? Давненько уж не получала от нее никаких известий. Ты ее видишь?