Самб собой, организация деньги платить не собиралась, и Шифман сидел в камере. Прокуратура прекрасно понимала, что никакого криминала в его действиях нет. Однако на сфабрикованное дело были затрачены государственные деньги, а значит, нужно всякими правдами и неправдами хотя бы частично вернуть их. Тут запуганный Шифман допустил ошибку — он внес в кассу прокуратуры свои кровно заработанные три тысячи. Если же подследственный возвращает деньги, он тем самым признает свою вину.

Тут уже сторонники Валерия мобилизовали свои усилия, наняли адвоката, который элементарно разрушил доводы обвинения. Ведь злопыхатели утверждали, что подготовленное им шоу было обыкновенным смешанным концертом и не могло считаться театрализованным представлением. Следовательно, ни менеджер, ни автор не могли получать от филармонии деньги.

В ходе судебного разбирательства выяснилось, что все компоненты театрального спектакля в представлении были и что никаких тридцати тысяч Шифман не получил, а заплатили ему в пять раз меньше. Дело закрыли за отсутствием состава преступления.

У Валерия сразу появилось желание уехать из страны, и удержало его лишь доброжелательное отношение многих знакомых и незнакомых людей, горой вставших на его защиту во время смехотворного судебного процесса. Шифмана и потом часто удивляло: почему подавляющее большинство российского населения замечательные и мудрые люди, а на верхушке, у власти, на руководящих должностях сидят главным образом подонки?! Эта загадка мучила его и по сей день.

Он остался, однако, помня все прелести пребывания за решеткой, стал предельно осторожен, избегал участия во всевозможных разбирательствах между эстрадными артистами и властью, которая неуклюже вмешивалась туда, куда надо и не надо. Чиновники по-прежнему гнули свою линию. Вдруг возьмут и ни с того ни с сего издадут распоряжение, чтобы восемьдесят процентов репертуара отдавалось исполнению песен, авторы которых являлись членами Союза композиторов. С этими песнями вообще доходило до курьезов. Одно время Шифману пришлось работать с вокально-инструментальным ансамблем «Пик надежды», который был чрезвычайно популярен, особенно среди молодежи. Например, они первыми на официальной сцене исполняли полузапрещенные в ту пору композиции «Битлз». Участникам «Пика надежды» приходилось вести постоянную борьбу с худсоветом, следящим за «идеологической выдержанностью» ансамбля. Артисты отстаивали свое право петь высокими голосами, носить длинные волосы, выступать в узких брюках, рубашках с жабо и двигаться по сцене, пританцовывая в такт музыке. Если все же какие-то провинности случались, то в качестве наказания их заставляли включать в репертуар песни советских композиторов.

Сколько похожих случаев вспомнил сейчас Шифман, делая утреннюю пробежку по берегу моря. На год загремел в тюрьму замечательный певец Гоша Метельский, — тут, кстати, не обошлось без Таньки Светлояровой.

Тогда Таньку обхаживал один партийный бонза, который обещал ей устроить звание заслуженной артистки. Она и терпела этого надутого старичка. Но естество берет свое — Танька познакомилась с ослепительным красавцем Гошей, а против него мало какой женщине удавалось устоять. Начался у них бешеный роман. У партийного лидера везде были свои люди расставлены, они-то и донесли ему о светлояровской страсти. Насколько Танька Гошу любила, настолько его этот бонза возненавидел. Вот и решил упечь популярного певца в тюрьму. Партийный ревнивец выделил специального человека, который должен был спровоцировать Метельского на скандал. Он изощренно преследовал певца всякими придирками и оскорблениями, и в конце концов Гоша так отметелил провокатора, что на нем живого места не осталось.

А партиец продолжал иезуитски издеваться над Метельским. Гоша, отбывая срок, работал на стройке в маленьком городке Владимирской области. Благодаря своим связям партийный лидер приказал местным учительницам использовать эстрадную знаменитость в педагогических целях. По велению свыше они приходили туда со школьниками и говорили: «Смотрите, ребята. Раньше этот дядя пел песни, а теперь кладет кирпичи. В нашей стране перед законом все равны».

Что касается Таньки Светлояровой, она вскоре после того случая родила ребенка. Кто его отец — неизвестно. Как, впрочем, неизвестно и где ребенок. Говорят, она его подкинула. Вообще про Светлоярову Валерию Яковлевичу лишний раз вспоминать не хотелось. С ней связаны только неприятные эксцессы. Взять хотя бы тот концерт, когда погиб Прыжков. Не должна была Танька выступать последней, это же всем ясно. И как она умаслила постановщика, тоже ни для кого не секрет. А в результате произошла такая трагедия. Если Игорь и был виноват перед кем-либо в тот вечер, так это перед девушкой из Перми, которая впервые готовилась выступить в Москве. Похоже, сейчас следователи правильно разбираются в этом деле. Они подозревают, что Игорю отомстили. Не исключено. Помогавший ей готовиться к выступлениям парень, Андрей, очень трепетно относился к своей подруге.

Шифман почувствовал это еще при первом знакомстве. Тот с таким страстным восторгом говорил о том, какой у нее восхитительный голос, какие замечательные песни она сочиняет. Большого преувеличения в его словах не было, в дальнейшем все подтвердилось, однако по интонации можно понять — это говорил пылко влюбленный человек.

Последний раз он разговаривал с Андреем перед тем злополучным концертом, куда пригласил Наташу Козельскую с ее «Серебряным полетом». Не понравилось ему, что Серебров взял на себя режиссерские функции. В общем, Шифман был прав: есть постановщик программы, и все номера должны готовиться в соответствии с его концепцией. Это как в спорте: в каждой команде свой тренер, однако если игрок приглашен в сборную, то уже подчиняется тренеру сборной. Ничего не сказал тогда Андрей в ответ, но так взглянул на Шифмана, что стало ясно — этот парень может быть очень злым.

Валерий Яковлевич посмотрел направо, где заканчивалась цепочка белых фасадов домов. Он и не заметил, что сегодня пробежал больше обычного.

Развернувшись, Шифман потрусил в обратную сторону. Он бежал и думал об Андрее Сереброве. Интересно, где сейчас этот парень, чем занимается? Станет ли он терпеть положение, когда шоу-бизнес приватизируют ловкачи и проныры, а по-настоящему талантливым ребятам дорога на сцену будет закрыта?

В прокуратуре все было куда как строже, чем в милиции. Двухэтажное здание окружено забором. Рядом с воротами, через которые проезжают машины, проходная, где возле телефона сидел старший лейтенант. При появлении Андрея он встал и вопросительно посмотрел на него.

— Мне нужно к прокурору или к следователю. Я пришел с повинной.

Оказалось, что старший лейтенант здесь не один. Из-за перегородки с висящими на ней шинелями появился худощавый капитан.

— С повинной, говорите? — спросил он. — Что же вы такого совершили, что вас на ночь глядя совесть замучила?

— Два убийства. — Андрей достал из кармана «Макарова» и положил его на стол рядом с телефоном.

Ему показалось, что при виде пистолета все вокруг пришло в движение. Старший лейтенант, взяв за ствол, вложил оружие в полиэтиленовый пакет. Капитан быстро набрал на телефоне три цифры:

— Алло, это проходная. Тут явился гражданин с повинной… Говорит, два… Оружие сдано… «Макаров»… — Он положил трубку и кивнул Андрею: — Идемте к дежурному следователю.

Пропустив Сереброва вперед, капитан вывел его в маленький дворик. Пакет с пистолетом он держал в руках, словно ребенок новогодний подарок. Перед входом в здание спросил:

— У вас документы при себе есть?

— Да, паспорт.

Очередному часовому коротко бросил на ходу:

— Мы к Троекурову.

Вслед за капитаном Андрей вошел в приемную. За столом перед компьютером сидела молодая секретарша. Судя по тому, с каким азартом она двигала по коврику мышкой, не отрывая взгляд от экрана монитора, девушка была увлечена игрой.