— Организуем единое строительно-монтажное управление, — предложил Дебрев, в котором сразу пробудился интерес, едва Сильченко перешел от общих вопросов к конкретным предложениям.

— Хорошо. А кого назначим начальником этого нового управления — Зеленского или Лешковича?

Дебрев нахмурился. Выбор между Зеленским и Лешковичем был ему неприятен. Лешкович был одним из признанных любимцев Дебрева, с ним первым он обсуждал новый метод строительства. Правда, и с Зеленским отношения налаживаются, но все-таки это недоброжелатель, тайный противник, всегда старающийся все делать по-своему. Дебрев заранее злился, представляя себе, как будет заноситься и упрямиться Зеленский, после того как ему вручат и эту дополнительную власть над монтажниками. Но выше всех личных привязанностей у Дебрева стояли интересы дела. Он понимал, что Зеленский лучше поведет дело, чем Лешкович.

Сильченко терпеливо ждал, понимая, что Дебрев борется с самим собой.

— Можно и Зеленского, — проговорил Дебрев нехотя.

— Пожалуй, Зеленского, — думал Сильченко вслух. — У Зеленского есть недостатки — он горяч, неуравновешен, легко сердится. Но те же недостатки, да еще побольше, есть и у Лешковича. Оба они по духу новаторы, а это важно в новом деле. Организационных способностей у Зеленского больше, чем у Лешковича, — тот блестящий инженер, но все стремится сделать сам и часто забывает о работе других. Стало быть, как начальник — Зеленский выше, чем Лешкович. Дальше. Новый план разработал Лешкович, при любых условиях он будет его осуществлять с энтузиазмом; для Зеленского, напротив, этот план в некотором роде обуза, вот он и сопротивляется. А будет он руководителем — сразу все это станет его родным делом. Да, Зеленский подходящая фигура, — прервал себя Сильченко. — Итак, решили: Зеленского? — обратился он к Дебреву.

— Зеленского, — повторил Дебрев уже спокойнее.

Приняв решение, он больше не раздумывал над ним. Он даже оживился, представив, как Зеленский неожиданно для себя превратится из противника нового плана в его энтузиаста — поневоле придется круто перестраиваться, раз будет отвечать за успех этого плана, тут Сильченко тонко подметил. И, встретив через минуту Зеленского на лестнице, Дебрев вдруг обратился к нему без обычной внешней неприязни, от которой еще не мог избавиться:

— Зайдите к Сильченко перед совещанием — есть для вас новости. Надо заранее ознакомиться.

Зеленский не проявил особого интереса. Новые планы раздражали его не так своей неисполнимостью, как тем, что грубо игнорировали все трудности строителей — вместо помощи наваливали им на плечи новые, еще большие тяготы. Зеленский вошел к Сильченко, готовясь к бою. Он сказал с горечью:

— Все понимаю, но как вы на это идете, не понимаю! Неужели вам не ясно, что все эти совмещенные стадии в нашем адском климате — балансирование на острие ножа? Одна крепкая пурга, одна серьезная ошибка в организации работ — и мы летим в пропасть!

— Верно, — согласился Сильченко. — Даже метко — балансирование на острие! Все дело в том, чтобы пробалансировать до конца. При новых методах работ техника ваша становится на грань искусства. Хороший мастер-строитель, как и хороший канатоходец, не оступится во время трудного перехода.

— Хороший мастер! — презрительно фыркнул Зеленский. — Строительство не цирковое представление, оно не репетируется сто раз, оно запускается сразу. Где вы найдете такого необыкновенного строителя?

— Я знаю одного такого строителя, — сказал начальник комбината, — и, наверное, у нас он единственный, кто сумеет начать это дело и довести его до конца. Это вы, Александр Аполлонович.

И Сильченко протянул Зеленскому заготовленный Дебревым проект приказа.

Через час новый метод строительства был официально принят совещанием строителей. Лешковича поздравляли, жали ему руку. Он сидел взволнованный, уязвленный, сердито отмахивался от поздравлений и протянутых рук. Седюку он прошептал с негодованием:

— Как это вам нравится? Бороться против нас не посмел — так решил подмять под себя! К моей идее примазывается… Ну, это дудки! Начальник я — еще так-сяк, а подчиненный — трудный, не обрадуется Зеленский!

Все эти новые решения оказали влияние на многих людей. Приходилось перестраиваться не только работникам строительных контор, но и смежникам — карьерам, ремонтному заводу, механикам, энергетикам. Особое значение приобрели они для Турчина. На другой день Зеленский вызвал Турчина к себе. В кабинете, кроме него, находился Симонян. Оба показались Турчину возбужденными.

— Меня нет на полчаса, — распорядился Зеленский секретарю. — Иван Кузьмич, вы, наверное, уже слышали о новых методах строительства? Хочу с вами посоветоваться!

О новых методах Турчин слышал, все кругам об этом болтали. Но он не верил болтовне. Все это было бессмысленно, серьезные люди не должны были принимать такой план. Он, Турчин, не может работать рядом с наладчиками, он производит шум и пыль, сотрясает землю, все это губительно для наладчиков тонких механизмов. Кроме того, ему нужен простор. А Зеленский с увлечением расписывает, как рядом с Турчиным появятся сотни других людей — он снимает скалу, а около него, тут же, в страшной тесноте, монтируют турбину и конденсатор, тянут паропроводы и вакуумные линии, ставят насосы и фильтры, над ним ворочаются краны, свистят сигналисты. И эту очевидную каждому глупость Зеленский называет почему-то передовым методом строительства.

— Конечно, как только появятся наладчики, все взрывные работы на площадке нужно будет прекратить, — говорил Зеленский. — Ваше звено было единственным, которое вручную работало на диабазе. А сейчас все переведем на ручной труд, всем дадим в руки отбойные молотки.

Турчин заметил недоверчиво:

— Вот говорят — методы завтрашнего дня, методы завтрашнего дня, а люди, а инструменты, а условия сегодняшние…

— Это пустяки, — уверенно сказал Зеленский. — Было бы желание работать по-новому, все остальное приложится. Так как ваше мнение, Иван Кузьмич?

Турчин думал, изредка взглядывая то на Зеленского, то на расхаживавшего по кабинету Симоняна. Мысли, медленные и тяжелые, неторопливо ворочались у него в голове, и каждая оставляла свой отпечаток на замкнутом лице. В нем поднималось и нарастало возмущение. И раньше люди находили новые способы строительства, кирку заменяли отбойными молотками, носилки — вагонетками, вагонетки — транспортерами. Трудности встречались всюду. В первую пятилетку разве их было меньше? И, как сейчас, его вызывали к себе инженеры, знаменитые строительные начальники, советовались с ним, просили помощи. Ему прямо говорили: «Трудно, Иван Кузьмич, дело новое, неосвоенное, крепко надеемся на твой передовой пример». Вот как с ним обращались! А эти орут: «Пустяки!» Что они понимают в работе? Дать Зеленскому в руки отбойный молоток — и десяти процентов нормы не наворочает. Что это за болтовня: «Преодолеем трудности!», «Методы завтрашнего дня!», «Давай жми!» А сказать ему начистоту, по правде, что чепуху несешь, нельзя так работать, — еще накинется, вредителем объявит, на всех собраниях проработает.

— Ничего из этого дела не выйдет, — упрямо сказал Турчин, враждебно глядя прямо в лицо Зеленскому. — Невозможная штука.

Симонян лучше Зеленского разбирался в душе старого мастера. Он знаком остановил собиравшегося заспорить Зеленского и заговорил сам. Он подошел к Турчину, положил руку ему на плечо, старался смирить свой быстрый, пронзительный голос, сделать его душевным и неторопливым.

— Понимаем, Иван Кузьмич, все ваши сомнения понимаем. Но вы посмотрите шире. Вы не только лучший землекоп Ленинска, вы один из самых опытных мастеров страны. Если вы не сможете — никто не сможет, и тогда наша попытка работать совмещенными стадиями пойдет прахом. Если же вы освоите новый метод, вы покажете пример другим, и мы уложимся в заданный срок. Дело не только в кубометрах, три человека всегда заменят вас по общему кубометражу, но для нас важен ваш личный пример. Мы знаем, все это непривычно, страшно трудно именно своей непривычностью. Надо пойти на это. Найти в себе силы с самим собой побороться.