— Я говорил с Киреевым семь минут и не нашел в нем ничего страшного. Этот мальчик взбалмошен и мил, не больше. Я знал только одного грозного человека — это был старший бухгалтер Шига. Когда он поводил пылающим взором, костяшки на счетах сами собой двигались и стучали. Это было действительно страшно. Как у тебя с чаем, Мартын?

— Готов, готов, Игорь Маркович, — отвечал Мартын, торопливо наливая чай.

Непомнящий командовал в генераторной всего три дня, но Мартын долго вспоминал эти дни как самый блаженный период своей жизни. Непомнящий взял на себя только одну обязанность — отбивать натиск со стороны. Он сидел на скамейке и разговаривал обо всем на свете, а Мартын, слушая, делал свою работу. Когда из других комнат прибегали за Мартыном, Непомнящий всех прогонял. На Непомнящего посыпались жалобы, и сам Киреев пришел проверить, справедливы ли они.

— Прогонял и буду прогонять всех, кто сюда явится, — холодно заявил Непомнящий. — Дело дошло до того, что подмести комнату или вытащить ящик не могут — зовут Мартына. А у нас генератор доведен до аварийного состояния. Вы что же, хотите, чтобы остановились все работы из-за аварии с генератором? Послушайте, как гудит машина, — разве это нормальный шум, Сидор Карпович?

Генератор, работая, издавал тонкий, звенящий звук. Встревоженный Киреев вслушивался в его мерное, мощное пение, и ему почудились в этом пении посторонние звуки. Он категорически решил:

— Гоните всех в шею, кто ни придет. Сколько вам потребуется времени, чтобы полностью наладить работу генератора?

— За две недели справлюсь, — осторожно пообещал Непомнящий.

— Даю вам неделю на приведение генераторной в полный порядок, — сказал Киреев. И, уже уходя, снова распорядился: — Всех гоните, я запрещаю вам отвлекаться пустяками.

— Вот так надо обращаться с начальством, — поучительно заметил Непомнящий Мартыну, когда Киреев ушел. — Начальству спуску не давать ни в чем — таков мой жизненный принцип.

Мартын смотрел на Непомнящего с обожанием. Ему в самом дерзком сне не могло присниться, что можно вести себя так просто и свободно в разговоре с Киреевым.

Но на четвертый день Непомнящий был позорно изгнан из генераторной.

В этот день Мартын поехал на базу техснаба получать оборудование для опытной установки и в числе прочего привез много электроизмерительных приборов. Киреев прибежал в генераторную, ткнул пальцем в меггер — аппарат для измерения высокого электрического сопротивления — и поинтересовался:

— Что это?

Непомнящий видел меггер первый раз в своей жизни и ответил с непринужденной развязностью:

— О, это очень важный прибор! Чертовски важный прибор!

— Серьезно? — спросил Киреев, с уважением рассматривая неравномерную двойную шкалу прибора. — Я очень рад, что вы его получили. Он очень дефицитный?

— Очень, очень дефицитный, — печально подтвердил Непомнящий, кивая головой: он знал, что тут не ошибется, — с начала войны все стало дефицитным.

— А для чего служит этот прибор? — продолжал Киреев.

Непомнящий с охотой пояснил:

— Он служит нам для работы. Без этого прибора мы все равно, что без рук.

— Но все-таки, какие измерения им производят? — настаивал упрямый Киреев.

— Самые важные измерения, я же сказал вам! — изумился Непомнящий и выразительно пожал плечами.

Киреев вспыхнул и сердито посмотрел на Непомнящего. Будь то другой человек, гроза разразилась бы сразу. Но в глазах Непомнящего светилась такая искренность, он, казалось, так честно не понимал, чего от него хотят, что Киреев сдержался.

— Я все-таки очень хотел бы знать, что именно измеряют при помощи этого прибора. Может быть, вы соблаговолите дать мне точный ответ, без увиливания?

На этот раз Непомнящий обиделся.

— Я не понимаю ваших детских вопросов, — сказал он с достоинством. — Вы сами инженер и без меня можете понять, что измеряет этот прибор.

Киреев подошел ближе. Непомнящий, не роняя достоинства, несколько отодвинулся.

— Вы шарлатан, а не электрик, — сказал Киреев звенящим голосом. — Вы в электротехнике ни шиша не смыслите. Не только инженер, но и любой врач-терапевт с первого взгляда определит, что ничего общего между вами и электричеством нет. Прошу зайти ко мне через час.

Киреев повернулся и вышел, со злостью хлопнув дверью. Непомнящий сел на скамью и обратился к совсем расстроенному Мартыну:

— Удивительный человек, не правда ли? Лезет всей головой в чужие дела. Приборов по статистике тысячи типов. Я никогда не брался расшифровывать их конструкции каждому дилетанту. Кстати, что это за прибор, Мартын?

— Это меггер, Игорь Маркович, он измеряет сопротивление изоляции, — грустно ответил Мартын.

— Что ты говоришь! — искренне изумился Непомнящий. — Кто бы мог этого ожидать от такого невзрачного на вид прибора!

— Киреев теперь вас уволит, Игорь Маркович, — горестно сказал Мартын.

Непомнящий остался верен своей теории бодрого пессимизма. Он со скукой пожал плечами.

— Нет такого положения, хуже которого уже не бывает. Свет не клином сошелся на этом генераторе. Как много еще мест, где можно отлично провести время! И все они ждут меня, Мартын. — Подумав, Непомнящий добавил — Между прочим, Киреев мне не начальник, мне начальство — Назаров и Седюк. Седюк как раз сейчас возится у печи, я посоветуюсь с ним. Он мой сосед по комнате, все-таки блат, а блат носит пять ромбов. Он меня не даст на съедение Кирееву.

Но у Седюка Непомнящий не нашел сочувствия. Седюк спросил:

— Скажите, а вы в самом деле электрик? Вы так много болтаете о разных своих профессиях, что я совсем запутался, кто же вы.

— Я работал монтером на одной электростанции, — скромно признался Непомнящий. — Этого проклятого прибора, к которому придрался Киреев, я сроду не видел. Я больше знаком с электрическими машинами — турбинами, моторами, разными рубильниками.

Седюк сказал:

— С Киреевым я поговорю. Но чтобы впредь вы не зачисляли турбины и рубильники в электрические машины, вам придется посещать курсы электротехников. В учебном комбинате есть такая группа. Прошу завтра же записаться.

— Пожалуйста, — согласился готовый на все Непомнящий.

Через час его вызвал Киреев и объявил, не глядя на него, что он назначается завхозом опытного цеха.

Григорьев позвонил Седюку, что Сильченко приглашает его на совещание по серной кислоте. Седюк понял, что Назаров вынес их споры на суд начальства.

Седюк знал заранее, что Назаров не успокоится, пока не даст настоящего боя. После резкого разговора в опытном цехе Назаров преобразился. Он сбросил с себя обычную свою медлительность. Обида, нанесенная ему, была слишком жестока, он не мог успокоиться. Он кинулся в библиотеку, окружил себя книгами по сернокислотному производству, разговаривал с химиками, консультировался с проектировщиками. Назаров готовился к решительной драке серьезно и старательно, понимая, что общими соображениями у такого человека, как Сильченко, отделаться не удастся. К удивлению всех окружающих, еще не привыкших к такому Назарову, эта его лихорадочная нынешняя деятельность не мешала ему исполнять свои обычные функции — сидеть у Лесина на планерках, ходить по участкам, подталкивать другие строительные конторы. Раньше Назаров считал день заполненным, если предстоял в этот день один важный разговор по телефону, теперь, забегая в кабинет, он сразу кидался к телефонному столику, разговаривал по одной трубке и, торопясь, снимал вторую. Назаров был так загружен эти дни перед совещанием, что не успевал даже заметить, как много стал работать.

Седюк отнесся к предстоящему совещанию спокойно. В нем поднимались и крепли новые важные мысли. Он все более отчетливо понимал, что дискуссия пойдет совсем не так, как ожидал Назаров, как сам он, Седюк, еще недавно мог ожидать.

Все началось с того, что он с пристрастием допросил себя: почему, в самом деле, он с таким холодком относится к этому важному делу? Только ли потому, что оно не такое срочное? И он честно ответил себе, нет, не только поэтому, а еще потому, что дело это нудное. Уж кто-кто, а он знал, что значит возиться с производством серной кислоты, когда оно не основное, а вспомогательное! Он вспомнил свои муки на кавказском заводе, когда отходящие газы отражательной печи передавали в пристроенный к заводу маленький сернокислотный цех. Печь лихорадило, рабочие и мастера сбивались с ног: то получался очень бедный для получения кислоты газ, то пережигали концентраты и теряли много меди. Тогда, на Кавказе, у него было много времени на эксперименты, были опытные рабочие, можно было пожертвовать несколькими десятками тонн меди. Сейчас нет ни времени, ни настоящих мастеров, ни лишней меди. Кислота, конечно, для меди необходима, но производство ее на месте затруднит выдачу меди, а медь — это главное, это помощь фронту! Нет, все, что угодно, только не производство кислоты из тех концентратов, которые потом пойдут на плавку! На это соглашаться нельзя. И хотя он уже согласился на это в разговоре с Караматиным, он отменит свое согласие, предложит другой способ.