— Нет.

— Ну и хорошо. — Я отпустил его подбородок и потрепал по плечу. — Дело сделано. Теперь домой.

Мы направились к автомобилю Беки. Она увидела пакет и облегченно откинулась на сиденье.

— Но как? — спросила она. — Все в…

— Все в норме, — сказал я. — И твой парень был на высоте.

Я сел на заднее сиденье. Мне бы гордиться тем, как я удачно все провернул, но я ничего не чувствовал. Я разглядывал городок, по которому мы проезжали, потом реку, когда миновали мост и свернули на юг, потом дюны и темное море за ними.

На сей раз Беки остановила машину перед моим домом гораздо мягче, чем предыдущей ночью.

— Спасибо, — сказала она как человек, которому оказали услугу, потом тряхнула головой и добавила: — До завтра.

И неприятное чувство отошло на задний план.

Добравшись до верха тропинки, я оглянулся. Машина все еще стояла. Беки и Кайл обнимались, прижавшись друг к другу лбами. Ее рука гладила его затылок, шею. Это ничему не одолеть. Ничему на свете.

Я вошел в дом, чувствуя усталость и какую-то бессмысленность ситуации, словно я мог пройти тысячу миль в любом направлении и ни разу не испытать потребности оглянуться.

После душа мне стало лучше, и я взял с собой на террасу бутылочку колы и сигарету. Мне и пива хотелось, но я знал, что лучше не стоит.

Подумаешь, дела, решил я, чувствуя затылком горячую струю. Если бы я сидел сложа руки, это осложнило бы жизнь людям, которые мне небезразличны. Разве такое оправдание моих действий чем-то хуже других оправданий? И разве я не смотрел прошлой ночью на волны, чувствуя себя неотъемлемой частью мира?

Я тряхнул головой, освобождаясь от этих мыслей. Мне известно, насколько меняется мир после ночного сна. То, что в час ночи казалось неразрешимым и сотрясающим основы, утром может выглядеть как сон, приснившийся кому-то другому, если в промежуток вместить семь часов беспамятства. Завтра — это не только новый день, его проживает другой человек, и каждый раз, ложась в постель, ты умираешь. Аминь.

Я вернулся в дом и налил стакан воды, чтобы поставить его рядом с кроватью. Проходя мимо ноутбука, я помедлил, но все же решил, что правильно будет завершить этот день, еще раз — последний — проверив почту.

Даже спама в ящике было немного, и я уже собирался выключить компьютер, когда вдруг понял, что во входящих лежит письмо.

В строке «Тема» стояло:

Я выругался, жалея, что стал проверять. Теперь у меня не было выбора — только прочесть. Не садясь, я кликнул по письму — и оно появилось на экране:

Восход солнца я встречал уже на ногах, хотя не могу сказать, что ночью мучился от бессонницы.

В течение часа по прочтении письма я мерил шагами пространство между ноутбуком и верандой, пытаясь понять, что делать. Первый порыв был сбросить письмо в корзинку, очистить ее и сделать вид, что ничего не было.

Но я не мог просто так взять и стереть послание. Не сразу, но все же я это понял, и тогда мне пришлось решать, что с ним делать. Для начала я хотел выяснить, откуда у этого человека мой адрес. Конкретно этот, потому что у меня несколько адресов. Мой когда-то основной, на который приходят только редкие письма от бывшей жены. Потом есть гугловский адрес, созданный для определенной цели и вот уже три года не проверявшийся, хотя предположительно он существует до сих пор. И наконец, корпоративные адреса, наследство конторы, где я когда-то работал. Она уже давно умерла, но адреса явно никто не блокировал.

Письмо пришло на этот ящик. Человек, который отправил его, либо знал, либо каким-то образом выяснил, что когда-то я имел отношение к этой компании. Человек был предположительно женщиной, хотя и не обязательно: в Сети ты можешь выдать себя за кого угодно. Не думаю, что он — кто-то из старых знакомых, такого имени я не помнил. Я набрал его в поисковике и обнаружил нескольких случайных людей на собственных сайтах или сайтах, принадлежащих другим пользователям, еще несколько в списках персонала компаний, или в библиотечных каталогах, или отрядах девочек-скаутов плюс с десяток ссылок на всякие генеалогические сайты.

Наконец я сделал единственное, что мне пришло в голову. Нажал кнопку «ответить отправителю» и написал:

Некоторое время я смотрел на это письмо, даже прибоя не слышал — только урчание в собственном животе. Отправлять или нет? Пока что у меня еще есть выбор: уйти, не проверять больше почту, жить как прежде.

Но в конечном счете я кликнул «отправить», встал и вышел.

Я пил воду бутылку за бутылкой, сидел на террасе и каждые пятнадцать минут ходил проверять почтовый ящик. Было уже поздно, и я знал: шансы на то, что ответ (если он вообще будет) придет сегодня, невелики. Но какими бы разными ни были старые почтовые отправления и современные электронные письма, мы привносим в последние что-то вроде тех ожиданий, которые сопутствуют первым. Мы думаем, что если пишем что-нибудь, то другая сторона тут же обязана ответить.

Ответа от нее (или от него) я не получил.

В три часа я запер двери и выключил компьютер. Раздеваясь, я понял, что, хотя прошедший день и был теплым, год повернул к зиме. К комнате стоял холод.

Я забрался в кровать, которая показалась очень широкой, и лежал, прислушиваясь к стуку крови в ушах и пытаясь не думать ни о чем. Наконец я забылся сном.

Ответ не пришел на рассвете, не пришел в полдень, не пришел в четыре тридцать, когда я надел рабочую одежду и отправился в ресторан. Ночью пролился сильный дождь, и во время утренней прогулки песок был сырым, изрытым оспинами капель, а берег повсюду усыпан водорослями. Я шел к «Пеликану» и думал, что, скорее всего, и следующей ночью повторится то же самое. Через два-три часа пойдет дождь, заморосит с угрюмой безысходностью, типичной для Орегона, и, как пить дать, клиентов в ресторане будет немного. Вероятность этого велика, а значит, Джон скоро станет в воскресные вечера возвращаться пораньше. Сезон закончился.

Я пытался успокоить себя на ходу, уговорить, что письмо было делом рук какого-то предприимчивого психа, который действует не торопясь. Если за этим и в самом деле что-то стоит, то отправитель наверняка скоро выйдет на связь. Что вы делаете, отправив такое письмо и зная, что оно заденет за живое? Вы ждете ответа, а потом без задержки переходите к делу. Если наживка проглочена, вы уже не даете рыбке сорваться.

Поэтому я вернулся к мысли, что за письмом вообще ничего не стоит. Я прокручивал это у себя в голове раз десять и все время приходил к одному выводу. Я постарался уцепиться за эту мысль и не зацикливаться.

Две мили — расстояние достаточное, чтобы о многом поразмыслить. Достаточно оно и для того, чтобы понять: ты не в лучшем настроении. Я появился в ресторане одним из первых и стал готовиться к наплыву клиентов. В какой-то момент за окном показался Эдуардо, увидел меня, помахал пачкой «Мальборо». Я вышел перекурить с ним и двумя поварами, его напарниками. Это было приятно, но, с другой стороны, странновато — я ведь столько времени как бы не замечал их, а теперь словно соскользнул в параллельный, хотя и похожий мир. Эдуардо сносно говорил по-английски, чего нельзя было сказать о его товарищах, а сам я испанский знаю скверно. В конечном счете все свелось к тому, что мы просто стояли и курили.

Вернувшись в ресторан, я удивился и в то же время не удивился, когда на парковке появилась машина Беки. Вышел Кайл — минут за сорок до начала работы. Я проводил его взглядом, потом посмотрел на Беки за рулем.

Она улыбнулась, и я понял, что дела у нее, похоже, налаживаются. А еще — что моя карьера изготовителя пиццы, пожалуй, умрет, так толком и не начавшись. По крайней мере, на этом этапе.