Вечером, во время крещения, — ее назвали в честь ее крестной, тети Лорлейн — Георг сказал мне задумчиво:

— Не знаю, должен ли я был делать это с нашими уже родившимися девочками, но еще когда мы ждали первого ребенка, я хотел назвать дочку Барбара. Знаешь, почему-то Святая Варвара считается покровительницей военно-морского флота. Однако, первым родился мальчик, Руперт. Следующего ребенка, девочку, назвали в честь матери, ее сестру — в честь крестной и так далее. Кажется, Святая Варвара посылает мне девочку за девочкой, пока я не сдержу своего обещания.

— Почему же ты сразу не сказал мне об этом? — спросила я укоризненно.

Когда Элеоноре было чуть больше года, мы снова стали строить планы на лето, и опять отправились на Веруду. Эта веселая жизнь в купальных костюмах на этот раз завершилась для меня неожиданно.

Во время какой-то из наших прогулок, когда я лишь недавно вышла замуж, мы остановились переночевать у одного фермера, чьи дети оказались больны скарлатиной. К сожалению, он сказал нам об этом только на следующее утро, когда было уже слишком поздно. Конечно, спустя несколько недель Мартина и Иоганна проснулись однажды утром с сильным жаром и воспаленным горлом. Вместе с малышками я перебралась в гостевое крыло, где мы жили в полной изоляции. Когда они были уже вне опасности и впервые поднялись с постели, болезнь добралась до меня. Это не был тяжелый случай, но и спустя недели после того, как я вернулась в человеческое общество, я никак не могла отделаться от досадной боли в пояснице. Я обращалась к доктору, и он установил, что скарлатина поразила мои почки.

— Но не беспокойтесь, — сказал он, — только придерживайтесь строгой диеты: ни мяса, ни соли, ни яиц, ни молока, ни сала.

Я не знала, что это была моя программа на последующие двадцать лет. Временами я пыталась не беспокоиться, придерживаться строгой диеты и так далее, но в конце концов диета обычно отступает, и ты с нечистой совестью ешь то, что хочешь.

Во время отдыха на Веруде, я чувствовала очень неприятную боль при наших прогулках на лодках, особенно при неспокойной воде, когда мы промокали насквозь. Поэтому, я однажды отправилась к доктору. Он стал очень озабоченным и сообщил, что у меня камни в почках и необходима операция. При возвращении домой я отправилась в Вену.

Мария поехала вместе со мной. С тех давних пор, когда я была ее учительницей во время болезни, мы с ней особенно полюбили друг друга.

Первую неделю мы провели в Вене очень весело. Днем я была в частной клинике, где со мной проводились необходимые исследования, а вечером мы шли в оперу или театр. Мы веселились вволю, и я почти забыла для чего приехала, когда доктор сообщил мне, что исследования показали наличие камней в почках, и операция стала неизбежной. Это положило конец нашим беспутным походам в Государственную Оперу и Бургтеатр. Мария послала телеграмму своему отцу, и он прилетел в день операции. Она оказалась стоящей затраченного времени: было удалено девятнадцать крупных камней и такое же количество средних и мелких, так что шов пришлось держать открытым для дренажной трубки в течение нескольких недель.

Что я никогда не умела делать, так это долго хранить молчание и болеть, и уже после первых скучных дней поняла как невероятно трудно все время лежать без движения.

— Ты не мог бы подумать о каком-нибудь животном, которое я могла бы держать с собой в постели? — попросила я Георга.

Он сразу умчался и вскоре вернулся с тремя крошечными цыплятами. Я была взволнована и назвала их Каспар, Мельхиор и Балтазар, и во время долгих часов, когда посетители не допускались, у меня была очень приятная компания. Они удовлетворительно устроились у меня в тумбочке и были совершенно ручными. К несчастью, они не остались такими же пушистыми желтыми шариками, а выросли, и через неделю положение моих цыплят здесь стало весьма затруднительным. Я видела это по выражению лица сестры Агрозии, моей няни. Сестра Агрозия была святой монахиней с одним лишь недостатком: с детской наивностью она верила любому сказанному мной слову, как бы ни глупы были мои истории. Она побуждала меня каждый день делать свои рассказы все глупее, и все равно я еще не достигла предела ее легковерия.

Когда стало очевидно, что Каспара, Мельхиора и Балтазара придется убрать, Георг отправился в магазин ручных животных и вернулся оттуда сияющий.

— Посмотри что я тебе принес! — и он положил на мою кровать маленькую черепашку. В этот момент в комнату вошла сестра Агрозия.

— Ах! — воскликнула она, — что это такое? — она с любопытством уставилась на то, что, по всей видимости, никогда раньше не видела.

Я честно ответила:

— Это черепаха, сестра.

— Черепаха, что такое черепаха? — заинтересовалась она.

Это было плохо. Пытаясь придумать что-нибудь, я пустила в ход всю свою фантазию.

— Черепаха — это животное, которое питается пальчиками на ногах новорожденных малышей, — сказала я, глядя ей прямо в глаза.

«Этому она не может поверить», — подумала я про себя. Но я ошибалась.

— Ах, ах! — воскликнула сестра и с ужасом посмотрела на маленькое коричневое существо на моем одеяле. — Нам надо быть очень внимательными и все время держать дверь закрытой.

Мне выделили единственную свободную комнату во всем доме, которая оказалась по соседству с палатой для матерей.

Я с сожалением должна признать, что в этот момент не почувствовала и малой доли того стыда, который испытала на следующее утро, когда услышала от очевидцев, что они видели сестру Агрозию сидящей в кресле за моей дверью с палкой в руках, в то время как черепаха мирно спала в моей тумбочке.

На Пятидесятницу я еще была в постели.

— Сестра, я хотела бы завтра исповедаться, — сказала я.

Добрая Агрозия отправилась за священником в ближайшую приходскую церковь. Вскоре она вернулась, возбужденная и торжествующая.

— У них новый священник в приходе, и пастор обещал прислать его. Я с ним не говорила, но знаю, что он понравится вам. О, он просто замечателен! У него лицо как у ангела!

Должна признать, что на следующее утро мои мысли делились между исповедью и любопытством посмотреть на «отца с лицом ангела».

В семь часов дверь отворилась, и с первого же взгляда я увидела, что сестра была права. Новый священник выглядел словно ожившая статуя Святого Алоизиуса. Впрочем, мне надо было сосредоточиться на моих грехах. Святой отец взял кресло и присел возле моей постели. После этого он произнес на латыни благословение, а я исповедалась в своих грехах, включая шалость с бедной сестрой Агрозией. Когда я закончила, он поднял глаза и произнес лишь два слова:

— Nem ertem, — что означает «не понимаю».

Святой отец был венгром. Несколько секунд мы в отчаянии смотрели друг на друга, потом едва не расхохотались. Он стал задавать мне вопросы по-латыни: «Вы сделали то-то?» или «Вы поступили так-то?», на что я, желая ответить «да» или «нет», говорила «Habeo-Non Habeo», что, конечно, не совсем верно по-латыни, но допускаются в разговоре с представителем Бога.

Вскоре после этого муж забрал меня из этой дорогой частной клиники. Летние месяцы мы опять провели на Веруде, и в сентябре вернулись в Зальцбург, радуясь снова оказаться дома.

Мы едва успели войти в дом, как мужа позвали к телефону, междугородний звонок из Зелла. Расстояние было всего около шестидесяти миль, но это все равно был «междугородний», а мы были в Австрии, где междугородние телефонные звонки или телеграммы используются лишь в случае крайней необходимости.

Вот и теперь голос на том конце провода сообщил:

— Банк Ламмер и компания объявили себя неплатежеспособными.

Это был наш банк.

Сколько раз уже случалось, что состоятельные люди в один прекрасный день лишаются своего богатства. Когда читаешь о таких случаях в романах или смотришь на сцене, они всегда кажутся драматическими. Весьма интересно испытать это на себе. Этот голос, возвестивший о банкротстве нашего банка, положил конец определенному периоду спокойной и счастливой главы нашей жизни: главы «Богатые».