— Олежка, че такой смурной?
— Не выспался, — огрызнулся захмелевший Олег.
— Зинка, что ли, спать не давала?
Дружный хохот затих с приходом мастера. Отключившись от происходящего, Олег почувствовал, как в душе нарастает волна протеста. Ни Озем, ни Сумерла не заманят его в распахнутый зев ствола. Не дождутся, чтобы он был тихий и мертвый.
— Все свободны.
— Але, проснись. Пошли стране давать угля — мелкого, но дохрена.
Сопровождаемый шуточками и подковырками, Олег прошел в раздевалку. Снял одежду. Аккуратно повесил. Заглянул в прачечную, взял чистое нижнее белье. Все это он проделал автоматически. Натянув сапоги и робу, долго искал каску. Спустился в подвал, получил аккумулятор, самоспасатель. Прошел в инструменталку, получил зубила, серьгу… Он абсолютно точно знал, что никакая сила не заставит его спуститься под землю. Однако будничный ритм уже захватил его полностью. Навстречу повалила предыдущая смена. Перед спуском полагалось перекурить. Две, а то и три сигаретки. Как-никак шесть часов потом маяться.
— Олег, угости сигареткой.
— Свои надо иметь.
— Да ладно ты…
Прикурив от бычка новую сигарету, Олег отошел в сторонку. В курилку набилось человек двадцать. С черными лицами, сияющими белками, с сигаретами в зубах. Никто не торопится. Душевая не сбежит. Третья смена мало-помалу потянулась к стволу. Олег, как заколдованный, двинулся следом. На полпути поднял голову. Пошарил по небу глазами. Справа от террикона сияла звездочка — Смертонос…
Ноги сами привели Олега через воздушный шлюз к будке табельщицы.
— Здравствуй, Олежка. Как Зинаида? Скажи, я завтра зайду. Она обещала мне юбку раскроить.
Олег молча протянул ей жетон и отошел к клети.
— Лезь скорей. Еще есть место.
— Я подожду. Серега, а ты что здесь делаешь?
— Завтра Аньку из роддома забирать. Вот с Палычем и подменялся.
Пошатнувшись, Олег ухватился за оградительный поручень. Десятки голосов ворвались в его сознание.
— Кум, здорово. Как жизнь?
— Да как сказать, неважно. Бывало, тазик пельменей наверну, и хорошо! А сейчас изжога мучит.
— Петрович, когда проводы на пенсию?
— В четверг.
— Смотри не смойся, а то мы уже на подарочек скинулись…
— К Новому году Маслий квартиру обещал…
— Шурочка, давай с нами. Там темно, тепло и мухи не кусают.
— Проваливайте, жеребцы.
Клеть с нарастающим воем ухнула вниз. Земное чрево поглотило их.
«Иди скорей, мы тебя ждем».
Олег шарахнулся от клети, налетел на мастера.
— Ты куда? Время-то уже…
— Я… я… скоро. Попозже спущусь.
— Ага. И пораньше выедешь. Знаю я вас.
…Крепко обняв бутыль, как был в робе, Олег сидел на полке и тихонько напевал: «Ходють кони над рекою, ищуть кони водопою, а в воду не идуть…».
Хорошая от тещи досталась бутыль — большая. Почитай, пять литров. И огурчики хороши — хрустящие, с хреном, со смородиновым листом.
А мужики, наверное, уже получили электровоз, подцепили «козу»… Куда там нас сегодня послали? А-а… на восьмой «Горелый». У меня там, на выходе, топорик за затяжками припрятан, как бы не завалили.
Снова затянул «Коней». Жалобно так, тоскливо. Как побитая собачонка.
Прошло около часа. Газомерщик уже прошел. Вентиляционные трубы сняли. Духотища. Петрович на электровозе. Гриша с Андреичем рельсы из-под завала таскают. Хотя че там делов-то. Зацепил через блочок. Дернул электровозом. Нет, наверное, уже стойки извлекают. Ох, и намашется Гришаня кувалдой. Зубила-то я получил, да так с собой и унес. У него, конечно, есть зубило, но тупое. Как он сам…
Олег расхохотался. Поперхнулся. Выглянул в предбанник. Показалось! Вот шуму будет, если его Зинка застукает. Убить не убьет, но кочергу о хребет погнет, точно.
Кони в очередной раз не нашли водопоя. В бутыли заметно поубавилось. А может, зря все? Может, правда пора лечиться? От этого… От зеленого змия.
За полтора часа до конца смены Олег почувствовал, как сознание расщепляется. С одной стороны, он увидел, как мокрый, в одной рубахе, Гришаня размеренно бьет по болту, пытаясь срубить распорку. С другой — тронный зал Озема и Сумерлы.
Их мертвенно-бледные лица озаряло зловещее предвкушение. Золотоносный Озем протянул в сторону штрека посох. Раздул щеки…
Гриша ударил по зубилу — отлетела искра… Высококатегорийная шахта «Красноозерская» содрогнулась от взрыва метана. Угольная пыль усилила его в десятки раз.
Олег обхватил бутыль. Прижался к ней лбом и облегченно заплакал. Он не был психом.
Дмитрий Хворостьянов
Ерофеич
…Я провел рукой по лицу и снял прилипшую паутину. Тряхнул резко ладонью.
Белесый кораблик из сверкающих нитей отправился по ветру куда-то вдаль, к краю лужайки, поблескивая своими невесомыми сплетениями…
Где-то там он зацепился за ветви лесной вишни, и мне казалось, что я все еще вижу его легкое трепетание… Однако терять времени понапрасну не стоило. Солнце уже начинало склоняться к западу, а впереди еще ожидало около трех километров пути по краю желтеющего березняка. Потом надо было пересечь большую поляну, заросшую душистым клевером, и вот на самом косогоре, среди окружения белоствольных деревьев, и возвышалась изба Ерофеича. Сколько раз проходил эту дорогу, я уже и сам вряд ли мог вспомнить…
…С лесником Ерофеичем мы случайно познакомились четыре года тому назад.
Помнится, тогда, уральской желтоглазой осенью, я приехал в эти леса, чтобы набрать грибов на зиму.
Собственно говоря, ничего определенного об этой местности я не знал, а прибыл сюда, поскольку соседка уж больно нахваливала эти края за обильный урожай опят. Вот и решил сам посмотреть, что это за чудесные места, где «грибов так много, что хоть косой коси». В душе, конечно, таилось легкое подозрение, что сама тетя Маша тут сроду не бывала. Скорее всего, услышала о «грибных плантациях» на очередном заседании старушечьего комитета, регулярно собиравшегося у подъезда.
…Поскрипывающий и расхлябанный автобус-астматик с придыханием притормозил у песчаного склона горы. Я выскочил из переполненного душного салона. Постоял около указателя, словно эпический богатырь на распутье: «Направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь…». Что именно, какая неминуемая потеря там ожидала, я, если честно, призабыл, но, кажется, и та тропа тоже не сулила ничего хорошего… Синий дорожный указатель сообщал, что в пяти километрах от меня находится деревенька с забавным названием Водопойка, в противоположной стороне — Песчанка… Ага, кажется, именно об этих населенных пунктах и упоминала соседка… Поразмыслил немного и пришел к выводу, что около деревень все грибы уже давно собраны и съедены. Руководствуясь неведомой интуицией, двинулся прямо в соснячок передо мной. В леске дышалось легко и свободно.
Хвоя зелеными лапами осторожно трогала за плечи, за рюкзак, словно желая попробовать на ощупь, а что это за существо такое — новоявленный грибник…
Городской… Наивный… На кого он похож, и чего от него можно ожидать?..
Несколько крепких маслят, почти что сразу найденных мной среди пожелтевшей старой хвои и редкой сухой травы, приободрили, поселили в сердце робкую надежду, что слова тети Маши не такая уж и выдумка…
За темной стеной сосняка уже светились белые колоннады берез, и вот вскоре под ногами затрещал, зашелестел волшебный ковер из опавшей листвы. Грибов попадалось все больше и больше. Они то собирались группами, то вообще образовывали затейливые хороводы вокруг белоствольных желтых красавиц. Было приятно разгадывать шарады и кроссворды, которые задавали эти грибные путеводители. Я так увлекся, что и не заметил, как потерял направление. Небо к тому времени подернулось плотной серой паранджой, и было непонятно, в какой же стороне находится запад. Попытки обнаружить север по известным со школы приметам (мху, кронам) тоже ни к чему не привели. То ли я основательно это все подзабыл, то ли еще что, но мох в этом леске рос практически со всех сторон дерева одинаково. Я кружил по темнеющему прямо на глазах березняку и никак не мог сориентироваться. Лесные трофеи увесисто оттягивали руку и плечи. В какой-то момент я даже запаниковал и бросился бежать наугад. Запыхавшись, остановился, лихорадочно осматриваясь. Лес казался безликим и враждебным. Куда бы я ни направлялся, всюду лесные опушки встречали неприветливым шумом крон. Ветер усилился. Несколько раз я ощущал мелкую моросять, сыпавшуюся с неба. «…Похоже, что еще немного и начнется привычный осенний дождь… — подумал я. — Дело-то совсем дрянь…».