Выбирая название для нашего альманаха, мы исходили из того, что слова имеют свойство приобретать новые значения. Например, пришелец, согласно толковому словарю С. И. Ожегова, означает: пришлый, не местный человек; а также — инопланетянин, прилетевший на Землю. Но слову «Пришельцы» на обложке этого альманаха мы придаем несколько иной смысл. Ведь повести и рассказы, собранные здесь, не только и не столько об инопланетянах. Да и написаны они отнюдь не выходцами с других планет и даже не из других стран. Наши авторы живут совсем рядом: в соседнем доме, соседнем подъезде или, может быть, в соседней квартире. Мы здороваемся с ними утром на лестничной площадке или во дворе, иногда говорим о погоде, поздравляем, если случится, с праздниками и бежим по своим делам. Они тоже бегут по своим делам, которые практически не отличаются от наших — дом, семья, работа, заботы… Но в свободное от всего этого время они садятся перед чистым листом бумаги или белым полем компьютерного монитора и с помощью обычных слов начинают рассказывать нам о необычных мирах и событиях, словно являются пришельцами из других вселенных.

Мы обманули бы читательское ожидание, если под названием «Пришельцы» собрали произведения, не имеющие отношения к фантастике. Практически все наши авторы пишут, или писали, фантастику. Некоторые выступали в 2002 и в 2003 г. на страницах литературного альманаха «Новый ковчег», многие публиковались в альманахе фантастики «Земляне», вышедшем в 2004 г. И вот очередной шаг к читателю — представляемый альманах. Кроме прочтения повестей и рассказов, предлагаем вам немного порассуждать вместе с Вячеславом Мягких о том, что же такое «фантастика», вспомнить с Ольгой Сергеевой о Жюле Верне и с Яном Разливинским открыть некоторые страницы биографии такой сложной и противоречивой фигуры русской литературы XIX века, как Фаддей Булгарин. Может быть, для кого-то будет открытием, но один из классиков русской литературы — Александр Куприн — тоже писал фантастику, в чем можно убедиться, открыв рассказ «Волшебный ковер» в рубрике «Архив». А о других наших авторах мы пока ничего не будем говорить: мы просто предлагаем прочитать их произведения.

Определение фантастики — задача, вызвавшая колоссальное количество дискуссий в среде филологов, литературоведов и искусствоведов. Существует много трактовок данного понятия. Не рассматривая подробно весь объем существующих в науке вариантов, мы приведем следующее определение, взятое из Википедии — свободной энциклопедии.

Фантастика в узком смысле — жанр художественной литературы, кино и изобразительного искусства; ее эстетической доминантой является категория фантастического, состоящая в нарушении рамок, границ, правил репрезентации («условностей»). Основным признаком фантастики является наличие в произведении фантастического допущения .

Основа для филологической полемики — вопрос о том, из чего состоит фантастика, как она классифицируется и можно ли действительно говорить о самостоятельном литературном жанре или же мы имеем дело с художественным методом, приемом фантастического (уровень содержания) в рамках авторской работы с известными жанрами литературы и искусства (уровень формы).

Дискуссия о выделении фантастики в самостоятельное понятие возникла в результате развития во второй половине XIX и начале XX в. литературы, прочно связанной с научно-техническим прогрессом. Сюжетную основу фантастических произведений составляли научные открытия, изобретения, технические предвидения. Признанными авторитетами фантастики тех десятилетий стали Жюль Верн и Герберт Уэллс. До середины XX в. фантастика держалась особняком от остальной литературы: слишком сильно она была связана с наукой. Теоретикам литературного процесса это дало основание утверждать, будто фантастика — совершенно особый род литературы (наряду с эпосом, лирикой и драмой), существующий по правилам, присущим только ему, и ставящий перед собой особые задачи.

Впоследствии это мнение было поколеблено. Характерно высказывание знаменитого американского фантаста Рэя Брэдбери: «Фантастика — литература». Иными словами, никаких значимых перегородок не существует. Во второй половине XX в. прежние теории постепенно отступали под натиском изменений, происходивших в фантастике. Во-первых, в понятие «фантастика» стали включать не только собственно «научную фантастику», т. е. произведения, восходящие в основе своей к образцам жюльверновского и уэллсовского художественного пространства. Под одной с ними крышей оказались тексты, связанные с «хоррором» (литературой ужасов), мистикой и фэнтези (волшебной, магической фантастикой). Во-вторых, значительные изменения произошли и в научной фантастике: «новая волна» американских фантастов и «четвертая волна» в СССР (1950—1980-е гг. XX в.) ознаменовали активную борьбу за разрушение границ «гетто» фантастики, ее слияние с литературой «основного потока», уничтожение негласных табу, господствовавших в классической научной фантастике старого образца. Целый ряд направлений в «нефантастической» литературе так или иначе обрел профантастическое звучание, заимствовал антураж фантастики. Романтическая литература, литературная сказка (Е. Шварц), фантасмагория (А. Грин), эзотерический роман (П. Коэльо, В. Пелевин), множество текстов, лежащих в традиции постмодернизма (например, «Мантисса» Дж. Фаулза), признаются в среде фантастов «своими» или «почти своими», т. е. пограничными, лежащими в широкой полосе, на которую одновременно распространяются сферы влияния литературы «основного потока» и фантастики.

В конце XX и первые годы XXI в. нарастает разрушение привычных для фантастической литературы понятий «фэнтези» и «научная фантастика». Было создано немало теорий, так или иначе закреплявших за этими видами фантастики строго определенные границы. Но для массового читателя все было понятно по антуражу: фэнтези — это там, где колдовство, мечи и эльфы; фантастика научная — это там, где роботы, звездолеты и бластеры. Постепенно появилась «science fantasy», т. е. «научная фэнтези», отлично соединявшая колдовство со звездолетами, а мечи — с роботами. Родился особый вид фантастики — «альтернативная история», в дальнейшем пополнившаяся «криптоисторией».

Криптоистория — литературный жанр фантастики, посвященный изображению реальности, внешне не отличающейся от обычной истории, но показывающей участие неких иных сил (пришельцев, магов и т. п.), либо описывающий якобы состоявшиеся события, оставшиеся неизвестными. Считается, что термин введен в оборот Г. Л. Олди, чтобы описать жанр некоторых произведений Андрея Валентинова.

В обоих случаях фантасты пользуются как привычным антуражем научной фантастики, так и фэнтезийным, а то и соединяют их в нерасторжимое целое. Возникли направления, в рамках которых вообще не имеет особого значения принадлежность к научной фантастике или фэнтези. В англо-американской литературе это, прежде всего, киберпанк, а в отечественной — турбореализм и «сакральная (мистическая) фантастика».

В результате сложилась ситуация, когда понятия научная фантастика и фэнтези, прежде прочно разделявшие фантастическую литературу надвое, размылись до предела.

В наши дни фантастика в целом представляет собой дискурс, внутри которого трудно однозначно выделить подвиды (поджанры) с четкими гранями. Нынешняя фантастика похожа на котел, в котором все сплавляется со всем и переплавляется во все. Внутри этого котла теряет смысл сколько-нибудь четкая классификация. Границы между литературой основного потока и фантастикой почти стерлись, во всяком случае, никакой четкости здесь нет. Современный литературовед не имеет ясных, строго определенных критериев для отделения первого от второго. Скорее, границы воздвигает издатель. Искусство маркетинга требует апеллирования к интересам устоявшихся групп читателей. Поэтому издатели и продавцы создают так называемые «форматы», т. е. формируют параметры, в рамках которых в печать принимаются конкретные произведения. Эти «форматы» диктуют фантастам прежде всего антураж произведения, кроме того, приемы построения сюжета и, время от времени, тематический диапазон. Широко распространено понятие «неформат». Так называют текст, не подходящий по своим параметрам к какому-либо устоявшемуся «формату». У автора «неформатного» фантастического произведения, как правило, возникают сложности с его публикацией.