Мальчик фыркнул.

— Как сажа бела.

— Ага. — Горластый плюнул в стену. — Может, и бела, а только я белее.

Мальчик бросился к лестнице, кубарем пролетел два пролета и вбежал в комнату внизу.

— Слыхал что-нибудь об этом деле? — спросил горластый и показал на нетронутую пока газету. Третий экземпляр был пришпилен к стене. На нем поверх фотографии красовался перевернутый крест.

— Это демон, — сердито сказал горластый. — Как в фильмах.

— Я там был, — возразил мальчишка — Я все видел. Это фараон виноват.

Женщина заплакала громче. Она не могла смотреть на фотографию и закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали от рыданий.

— Ты сам видел? — спросил человек. Он заинтересовался и подошел поближе к мальчику. Нож горластый сложил и сунул в глубокий карман штанов. — Ты видел, как прирезали Черрепью? Не может быть.

— А вот и видел, — возмущенно сказал мальчик. — Что такого?

— И ты не убил этого парня? — Горластый резко махнул рукой в сторону фотографии.

— Слушай, Ерш! Этот странный парень — обыкновенный идиот. Он не трогал Черрепью. Черрепью сам упал на свой нож. Фараон выстрелил, и. — Мальчик жестами показал, как было дело. — Ба-бах! Это все фараон.

Он воткнул воображаемый нож себе в живот, забулькал, свесил набок язык и закатил глаза.

Ерш ударил парнишку так, что тот отлетел к противоположной стене.

— Нет! — заорал Ерш. — Этот чудак замочил Черрепью. По нему сразу видно, что Джейк просто встал у него на пути. — Он выхватил из кармана нож и быстро открыл его. — Тот еще тип.

Ерш бросился к стене и стал полосовать оставшуюся фотографию. Нож втыкался в бетон, серая крошка летела во все стороны.

Мальчик пощупал лицо. Колени дрожали. Он не отрываясь глядел на беснующегося и плюющегося Ерша.

— Тот самый! — кричал Ерш, перекрывая визг ножа, царапающего бетон. — Тот самый, тот самый!

Мальчик обалдело посмотрел на женщину. Она следила за каждым движением Ерша, и, вопреки всем ожиданиям, не плакала, а довольно улыбалась, даже ритмично подвывала и хлопала в ладоши, ноги выплясывали под столом. Женщина засмеялась и посмотрела на мальчика, но тот не разделял ее восторгов. Она нервно вытерла глаза и снова захлопала.

Щен примостился на краешке стула.

— Фараон выстрелил, идиот от испуга толкнул Черрепью, и тот напоролся на нож.

Боль в щеке стихала, но кожа натягивалась, под глазом разбухал синяк.

«Почему обязательно надо меня бить? Это ведь ничего не меняет. Правда-то остается одна, — с ненавистью подумал парнишка. — Все они такие. Корчат из себя, а на самом деле…»

Женщина начала притоптывать, но вскоре ее энтузиазм иссяк, и она снова зарыдала, рот безвольно обмяк и приоткрылся. Последняя фотография разлетелась на сотню бумажных полосок. Ерш все тыкал ножом в стены, метался по комнате, как безумный, брыкался, плевал на бетон, пока не устал. Тогда он вернулся за стол, тяжело дыша.

— Голубица., видишь ли очень расстроилась, — пробормотал он, утирая со лба пот. Тяжелый кулак громыхнул о столешницу. Голубица вздрогнула и отодвинулась от прыгающего стола. — Так-то вот, Щен. — Ерш не переставая колотил по столу и орал: — Черрепью… был ее мужчиной.

Мальчик благоразумно кивнул. Одно дело правда, другое — задирать того, кто ответит тебе насилием. Сопротивление только разозлит Ерша. Сам воздух трещит от его ненависти. Даже колшата знает, что этот человек никогда не играет честно. Чтобы поставить все на свои места, нужна сила, и тоже немалая.

Ерш оглядел кулак в темных кровоподтеках.

— Понял? — спросил он у кулака.

Голубица рассмеялась и принялась размазывать тушь по лицу. Облизала перемазанные черным пальцы. Язык тоже почернел. Женщина вытерла ладони о ярко-голубые брюки. На брюках появились пятна. Это Голубицу озадачило, и она даже приоткрыла рот.

— Значит, виноват фараон, — объявил Ерш. — Так, по-твоему, Щен? Давай тогда запрем фараона. Бам, Бам. — Он завертелся, раскинув руки в стороны. — Чик, трак, дзынь.

Ерш подпрыгнул и пнул расколотую деревянную балку, свисающую с потолка. Голые ступни мягко шлепнули об пол. Ерш нагнулся и стал разглядывать большие пальцы на ногах.

— Давай запрем. — Он снова прыгнул, брыкаясь, как каратист. — Ки-я! — По пустому зданию понеслось эхо. — Почти то же самое, что руки той статуе оторвать.

— Какой статуе? — Голубица изо всех сил терла лицо, теперь ей хотелось быть красивой, не хуже этой статуи, о которой говорил Ерш. — Ты же знаешь, я люблю статуи.

— А ты ее видела, Голубица. Тетка с весами. Глаза завязаны, так и ждет, пока ей… Вся такая готовенькая. Да видела ты ее, конечно. Очень классная тетка. И твердая, как скала.

Голубица кивнула, в глазах снова блеснули слезы.

— Знаю. Мне она тоже нравится.

— НЕТ! — закричал Ерш и с улыбкой прислушался к эху. — Слушай, — прошептал он.

Ерш почувствовал себя могущественным и снова завертелся волчком. Потом разбежался, прыгнул на стену, сделал сальто назад и приземлился на ноги.

— Счет надо сравнять. — Он покачался, восстанавливая равновесие.

— А еще так сможешь? — восхищенно спросил мальчик. — Вот это да!

— Пора бы тебе знать, что правосудие — не для фараонов. Это наше дело — его вершить. Я же тебе рассказывал. Нас боятся, потому что мы сравниваем счет. Бах-трах-тарарах, и — опять на ноги. И полиция к нам не пристает. Пошел слух, что странный дядя зарезал Черрепью, и если мы с дядей не расправимся, то скоро сами подохнем на свалке. Улицу нельзя будет перейти без того, чтобы какой-нибудь хромой козел на тебя не наехал. — Он поддал ногой столешницу. Стол перевернулся, шумно ударился о стену, отскочил и встал на место. Когда наступила тишина, Ерш прошептал:

— Тут уж либо мы, либо — нас.

Андрена услышала, как открывается входная дверь, быстро села на диван и приняла скучающий вид. Она положила правую ногу на левую, потом левую на правую, протянула руку вдоль спинки дивана. Выпрямилась и взяла со столика журнал.

Когда Андрена подняла голову, Джим стоял в дверях, задумчиво глядя в пол. Было уже почти восемь. Муж не звонил ей и не оставлял сообщения на автоответчике. Разумеется, он искал Брада. Она старалась относиться к переживаниям Джима с пониманием, и ей это почти удавалось, но все равно было обидно, что он подвел ее, что не обращает на нее внимания. Андрена считала это проявлением эгоизма. Нет, «эгоизм» — слишком сильное слово, учитывая обстоятельства. Ладно, пусть он будет «думающим только о себе».

— Нашел? — Андрена с надеждой поднялась ему навстречу, она даже не понимала, что двигается, ее просто влекла к нему забота и тревога. Ей хотелось поцеловать его, но Джим не обращал на нее внимания, был задумчив и не реагировал на внешние раздражители.

— Нет, — блекло ответил он, снял пиджак и постарался улыбнуться жене. Даже нагнулся и поцеловал ее в щеку, но, как только выпрямился, лицо его снова стало озабоченным, взгляд беспокойно скользил по комнате.

— Ты-то как? — спросила Андрена.

Джим замер и уставился на нее, но быстро опомнился, устало кивнул, ослабил узел галстука и начал расстегивать рубашку.

— Прости. — Он вернулся к дивану. На взгляд адвоката, другого объяснения и не требовалось. Он повесил пиджак на спинку стула и упал на диван. Андрена подошла поближе, но Джим даже не взглянул на нее.

— Тебе принести чего-нибудь? — спросила она, подавляя желание напасть на него, потребовать извинений за такое невнимание.

— Нет, спасибо. — Он снова рассеянно улыбнулся.

Андрена села рядом.

— Судя по всему, спрашивать, как прошел твой день, не стоит.

Джим хмыкнул, уголок рта пополз вверх.

— У меня тоже был ужасный день, — намекнула Андрена.

— Хорошо, — пробормотал он.

— Джимми! — Она толкнула его.

— Что? — Адвокат поднял голову и прищурился.

— Ты где?

— Здесь. — Он встал и пересел в кресло-качалку, продолжая разглядывать Андрену.