Проект заключался в том, чтобы построить под городом паро-пружинную отопительную систему, которая могла бы обогревать город и летом, и зимой.

— Двигатель на месте, — сообщил Сон.

— Можно приступать к работе, — добавил Уль.

— Отлично, отлично. — Недоум потер лапы. — Великолепно. Врун, а ты уже поймал этого анархиста, Баламута? Если уж мы не можем прижать его кузена, мерзавца Серебряка, то надо поймать хотя бы кого-нибудь из этой ужасной семейки.

— Я не в состоянии его искать, — упрямо сказал Врун, считая, что мэр и так уже дал ему достаточно поручений. — Если хотите, можете искать его сами.

Недоум нахмурился:

— Что-что?

— Ничего особенного, — пожал плечами Врун. — Просто я собираюсь отправиться в ближайший трактир и напиться.

С этими словами он направился к двери и нос к носу столкнулся с Сибил, которая как раз входила в кабинет братца.

Лапы у Вруна подогнулись, а на лице засияла глупая улыбка — красота принцессы всегда действовала на него подобным образом. Сибил одарила Вруна взглядом прекрасных лучистых глаз, и он глубоко вздохнул.

— Здравствуйте, принцесса.

— Здравствуй, Врун. Ну что, многих сегодня арестовал по ложному обвинению?

Он покраснел:

— Я никогда не арестовываю по ложному обвинению, ваше высочество.

— Неужели? Я так подумала, что раз уж ты работаешь на моего брата, то, значит, такой же продажный, как и вся его креатура.

— Я — не креатура.

— Рада слышать. А что вы делаете сегодня вечером, Врун? У меня есть два билета в оперу. Гравелотти исполняет партию Мыши.

Врун терпеть не мог оперу.

— Я… я ничего не делаю, — пробормотал он. — Обожаю оперу.

— Тогда возьмите. — Она протянула ему пару билетов. — Я-то сама оперу терпеть не могу — все воют и ноют, а слов не разобрать. А если и разберешь хоть словечко, то все какие-то глупости. «Твои крохотные лапки озябли»! — а по сцене носится здоровенная барсучиха с лапами со сковороду каждая. Вряд ли кто-нибудь ей поверит, правда? Хотя если вам нравится, то, наверное, вам так не кажется. Потом расскажете, как сходили в театр. Я обязательно вас расспрошу, чтобы убедиться, что вы не проспали все представление.

И Сибил ушла, оставив после себя запах духов. Врун с тоской посмотрел ей вслед.

«О принцесса Сибил, ангел в теле горностая. О прекраснейшая из всех, кто когда-либо жил на земле. Ваш хвост — как облако, ваши клыки — как белоснежное пламя, ваша шубка — шелк, созданный в далекой восточной стране. А запах ваш восхитителен. — Врун застонал. — И где же мне найти друга, с которым я мог бы пойти в оперу? Просто смешно! Сколько друзей может быть у шефа полиции? Особенно у продажного шефа полиции? Который к тому же работает у продажного мэра. Ни одного! Жизнь — дурацкая штука»!

Врун шел по улице и нес в вытянутой лапе билеты в оперу, искренне надеясь, что налетит порыв ветра и унесет их куда-нибудь далеко-далеко.

— Неужели это билеты в оперу? — раздался чей-то голос.

Перед ним стояла Бриония Живорез.

— Да, — ответил шеф полиции, глядя на нее сверху вниз. Что-то в ее голосе заставило его спросить: — А вы… хотели бы пойти?

— В оперу? На Гравелотти? И на примадонну Шу Браун? Я ее обожаю.

— Тогда вот, — сказал Врун, протягивая ей билеты. — Возьмите. А когда встретимся в следующий раз, расскажете мне сюжет. Я хотел пойти, но… но я занят.

Бриония так и осталась на тротуаре, держа в протянутой лапе так неожиданно доставшиеся ей билеты. Шеф полиции свернул за угол и исчез. Бриония нахмурилась: что значит «встретиться в другой раз и рассказать сюжет»? Чего он хочет на самом деле? Теперь она получила билеты, которые, в общем-то, были ей совершенно не нужны. Конечно, она может сходить в театр с Розой или с Медуницей — они обе любят оперу. Не пропадать же билетам?

Оказалось, что Медуница сегодня свободна. Ласки переоделись в соответствующие наряды и отправились в оперу. В театре главным образом были горностаи, и признаться честно, нечасто ласки могли оказаться в таком обществе. А общество было самое великосветское.

Меж тем Бриония и Медуница как ни в чем не бывало вооружились биноклями и с интересом разглядывали нарядную публику.

Они оказались в правительственной ложе возле самой сцены — лучшие места в театре!

— И где только шеф Врун ухитрился достать такие билеты? — прошептала Медуница. — Даже для него такое непросто.

— Не знаю, — отозвалась Бриония, разглядывая проплывающих внизу зрителей. — И это неважно. Посмотри, какая красота. О, взгляни, вон — владелец банка «Крукский дом», а вон — джисс Точилло Хоу, у нее самая большая коллекция бриллиантов. А у той дамы целый взвод телохранителей. Выглядит она как вдовствующая герцогиня, хотя, может, так оно и есть. Ой, ты посмотри только, какие она себе плечи сделала! Наверное, ей кажется, что так она выглядит внушительнее. А у той какое платье!

В эту минуту занавес поднялся, на сцене появилась Шу Браун и огласила театр первой трелью.

После представления, которым ласки наслаждались от души, Бриония снова принялась осматривать зрителей в бинокль, и вдруг взгляд ее остановился на даме-лемминге. Неужели это действительно она? Нет никаких сомнений. На галерке сидела Свелтлана. На ней был ярко-красный плащ, отороченный мехом, а у горла застегнутый брошью-кинжалом.

Лемминг увидела Брионию в ту же секунду и уставилась на нее с не меньшим изумлением Бриония, извинившись перед подругой, тотчас выбежала из ложи и бросилась по ступеням вниз, надеясь найти Свелтлану.

А лемминг действительно уходила. Увидев преследовательницу, она хотела было бежать, но вдруг передумала и, дождавшись, пока Бриония окажется рядом, заговорила первой.

— Итак, принца Мизки тут нет, — фыркнула она. — Вы его не нашли.

— Как и вы, судя по всему, — парировала Бриония, слегка запыхавшаяся от быстрого бега.

— Теперь, — усмехнулась Свелтлана, — нет надобности его искать. Я только что убедилась, что он больше не вернется на Статтленд. Полагаю, кто-то выполнил за меня всю работу. Если бы он был в городе, то, несомненно, пришел бы сюда сегодня. Он любит оперу больше всего на свете, а уж Гравелотти — его герой. Если бы Мизка был жив, он бы ни за что не пропустил это представление. — Она снова улыбнулась. — Так что сегодня я отплываю на Статтленд. Можете передать своему другу джеру Серебряку, что он — самый неудачливый детектив, с которым я когда-либо работала.

— Я передам, хотя думаю, что вы глубоко заблуждаетесь.

Свелтлана расхохоталась:

— Можете думать все, что угодно. Я уезжаю…

— Не уедете, если я прямо тут произведу арест, — решительно сказала Бриония.

Свелтлана резко повернулись, ее когти коснулись смертоносного кинжала-броши. Потом она снова усмехнулась. Ее лапа скользнула вниз, так и не взявшись за оружие.

— Это невозможно, — сказала она. — Ваш мэр дал мне охранную грамоту. Так что ни вы, ни кто-то другой не может меня арестовать. — И она помахала у Брионии перед носом какой-то бумагой.

— Он не мог! — воскликнула Бриония.

— Очень даже мог, — возразила Свелтлана. — Я просто посмотрела ему в глаза и сказала, что, когда меня выберут президентом Статтленда, он может рассчитывать на вознаграждение за оказанное мне гостеприимство. Я сказала, что бедная, беспомощная дама вроде меня не способна никому причинить вред. А потом я пообещала, что фирмы, принадлежащие ему, получат контракты на восстановление портов и городов Статтленда, его дорог и мостов, кораблей и железнодорожных путей. Полагаю, что последние слова его убедили полностью. У него прямо-таки колени подогнулись от жадности — глупый белый червяк. Какие слабаки ваши соотечественники! Когда я стану президентом Статтленда…

— Скорее уж диктатором!

— Называйте как хотите. Когда я стану править Статтлендом, мои армии отправятся на ваш милый остров. И тогда мы встретимся снова при более благоприятных для меня обстоятельствах. И тогда ты будешь молить меня о пощаде!

— Я никого не буду молить!