Спускаясь по лестнице, Жози услышала странный звук и выглянула в окно. Во дворе две козочки мирно щипали траву, и одна из них задела пустую консервную банку. Животные уже обглодали цветочные бордюры, нижние ветви деревьев и загадили дорожки. Впрочем, какая разница? Жози даже завидовала их беззаботному существованию.

Она уже знала, что ей надо идти в рабочий район, где останавливался Лукас. Там можно за несколько франков переночевать в убогом студенческом общежитии. В маленьких кафе по соседству разрешалось сидеть часами — только там и могли расслабиться обитатели крохотных комнатушек. Но, садясь в такси, Жози не назвала адреса — она избегала этого места, словно дух ее вероломного приятеля все еще обитает там.

Отель, на котором остановила выбор Жози, находился в самой глубине рабочего района и стоял на пологом холме над Сеной. Окно маленькой комнаты, куда каждое утро заглядывало солнце, выходило на узенькую древнюю улочку. Здесь Жози поклялась себе покончить с пагубной зависимостью от наркотиков и любовников.

Она повесила свои наряды в старый гардероб с треснувшим зеркалом. Ей снова придется добиться возможности надевать это радужное оперенье, но на этот раз она сделает все сама. Она развернула носовой платок и посмотрела на изумруд. Камень все так же непобедимо сиял. Его гладкие твердые грани словно заманивали свет, а потом преломляли его каким-то особенным образом. Этот камень чем-то напоминал дар, данный ей от рождения. Что бы ни случилось, она не продаст изумруд, как продала себя. Оставшись одна, без друзей и без денег в убогой комнатушке, Жози решила, что никогда больше не падет так низко. Ей снова попалась на глаза записка с телефонным номером Франчески, которая несколько раз оставляла для нее сообщения в клинике. Однако гордость не позволяла Жози позвонить. Подумав, она завернула изумруд и записку в платок, положила все это на дно шкатулки и спрятала ее в ящик бюро.

Да, Жози решилась начать все сначала, но ни один из владельцев клубов, прежде называвших ее Графиней и искавших возможности заполучить певицу к себе, теперь не желал ее видеть.

— Они вам не верят, — объяснил Жози один из менеджеров, — после того что случилось в «Олимпии». Билеты были распроданы на две недели вперед. Как по-вашему, кто возместил им убытки?

Каждое слово она воспринимала как пощечину. Жози никогда раньше не задумывалась о финансовой ответственности. Судьба избавила ее от денежных проблем. Сначала Жози содержал Карло, затем Бенор, но оба не любили ее. Лукас сам подыскивал для нее работу, встречался с менеджерами клубов, вел переговоры, торговался. Жози и в голову не приходило, что провал чреват не только моральным ущербом.

Сталкиваясь с материальными проблемами, она терялась как ребенок, ибо не знала, чем, кроме пения, заработать на жизнь. Сейчас Жози по-настоящему испугалась.

— Вы никому не нужны, — сказал менеджер, — но позвольте предупредить вас, мадемуазель. Вы можете нарушить любые обещания, но при этом должны выступать, что бы ни стряслось. Публике плевать, под кайфом вы, фальшивите или выставляете себя дурой. Главное для зрителей — видеть вас на сцене.

Жози растерялась и хотела уйти, но менеджеру явно нравилось поучать ее:

— Не придавайте значения злобным отзывам критики. Они разжигают любопытство публики. Ваше имя мелькает во всех газетах, вас сравнивают с Пиаф — да это стоит миллионов! Если бы вы прибыли на носилках на следующее утро, вам увеличили бы гонорар. Но вы не объявились. — Он с сожалением покачал головой. — Такой шанс упустили! Очень плохо, Графиня.

После двух недель бесплодных попыток Жози сдалась. Менеджер оказался прав — ни один из клубов, где она пела раньше, не хотел идти на риск. Однако когда она обратилась в несколько маленьких джаз-клубов, посещаемых в основном студентами, забрезжила слабая надежда. Ее обещали пригласить при первой возможности, но Жози понимала, что стараться ради нее никто не станет. Менеджеры ценят надежность. На восьмой день тщетных поисков работы подавленная девушка вернулась в отель. «Скоро меня вышвырнут на улицу», — подумала она, садясь на кровать. Жози взяла гитару и начала тихо наигрывать. Обычно знакомые мелодии успокаивали ее, но сейчас и они не помогали. Она вытянулась на кровати и закрыла глаза. Деньги, оставленные ей Бенором — «выходное пособие», — кончились. Последние она истратила на ленч, состоявший из жареной картошки и чашечки кофе. Засыпая, Жози подумала о любимом борделе Бенора: вероятно, мадам Симона примет ее. Но Жози тут же отвергла эту мысль. Нет, она слишком горда для такой жизни.

Проснувшись, Жози долго смотрела на черное ночное небо. До нее доносились голоса прохожих. Она с завистью подумала, что в эту теплую парижскую ночь люди отправляются на ужин, в театры, на вечеринки.

Внезапно Жози вскочила и подбежала к окну. На небе мерцали звезды. В Нассау они совсем другие — яркие и крупные, как цветы камелии в тропическом лесу. Она никогда не умела определять путь по этим маленьким северным звездам. Но раз уж вечер такой теплый и ясный, не попытать ли ей снова счастья? Жози надела короткое розовое платье, подкрасилась и взяла гитару.

Вскоре она дошла до оживленного перекрестка возле бульвара Сен-Мишель. Это место девушка выбрала не случайно — здесь было много ночных клубов и бистро, где вечерами толпился народ.

Жози отыскала нишу в стене дома, положила у ног открытый футляр для гитары и негромко запела. Однако прохожие не останавливались и не обращали на нее внимания. Между тем через некоторое время, когда ее голос зазвучал в полную силу, девушка поняла, что сама наслаждается теплой августовской ночью и поет для собственного удовольствия. Она вдруг почувствовала себя легко и свободно, и голос ее поплыл над многолюдной улицей. Время от времени слышался металлический звон монет, брошенных в футляр от гитары. Иногда прохожие задерживались, чтобы поговорить с Жози, какой-то мужчина пригласил ее поужинать, но она лишь покачала головой.

К ночи становилось все меньше прохожих. У Жози болели ноги, но она продолжала петь. Поняв наконец, что она одна, девушка собрала монеты, убрала гитару в футляр и направилась домой.

В номере Жози пересчитала заработок, и глаза ее засветились от радости. Со дня приезда в Париж она впервые самостоятельно заработала деньги и, несмотря на скромную сумму, испытывала радость.

Вот уж воистину Черная Пиаф! Жози вспомнила, как молодая Эдит Пиаф пела на улицах Парижа, зарабатывая на жизнь.

Критики даже не подозревали, насколько удачно их сравнение.

Внезапно ощутив голод и настоятельную потребность побыть с людьми, хотя бы и незнакомыми, Жози надела джинсы, легкий свитер и вышла на улицу. Она направилась в маленькое уютное кафе, где заказала себе стейк, жареный картофель и стакан красного вина. «Никогда еще мне не случалось отведать такой вкусной еды», — подумала она, расплачиваясь впервые заработанными деньгами. Поужинав, Жози вернулась в отель и уснула, вполне умиротворенная.

На следующий вечер она опять пришла на прежнее место. Несколько человек запомнили ее и снова бросили монеты в футляр. Глубокий, выразительный голос и сердечная теплота вскоре привлекли прохожих, и вокруг Жози собралась небольшая толпа. Исполняя французские баллады и американские блюзы, она наслаждалась живой реакцией слушателей. Иногда ее узнавали, но вскоре она перестала этого пугаться. Лица людей не выражали презрения — только интерес и нескрываемое удовольствие.

Какая-то молодая женщина, узнав ее, захлопала в ладоши и крикнула:

— Жо-зи! Жо-зи! Спой калипсо!

Тронутая просьбой, девушка исполнила несколько карибских песен, и они собрали такую большую толпу, что появились даже два жандарма.

Так Жози выступала в течение месяца, и каждую ночь подсчитывала заработок. Она тратила деньги только на самое необходимое, делая сбережения, чтобы переселиться в отель поприличнее. Каждую ночь она возвращалась на свой пятачок, где уже собравшаяся толпа приветствовала ее криками: