Черт бы ее побрал! Она так же безумна, как тринадцать лет назад, в ту ночь, когда Карло позвонил ей из Венеции. Тогда леди Джейн заявила, что не остановится до тех пор, пока не лишит его того же, чего лишил ее он. Жизнь за жизнь. Дочь за дочь.

При воспоминании об этой угрозе гнев Карло сменился леденящим душу страхом. Он вдруг понял: Джейн Хиллфорд, одержимая манией, осуществит свою угрозу, и его охватила паника.

Граф с трудом поднялся. Зря он позволил Франческе уйти. Ей опасно ходить одной по окрестностям. Необходимо предупредить дочь, предостеречь Майкла, удалить леди Джейн. Нельзя терять ни минуты!

Пошатываясь, Карло дошел до двери и направился к особняку. Граф был уже возле двери, когда у него потемнело в глазах. Выкрикнув имя Франчески, он рухнул на землю.

С тех пор как с Карло случился удар, прошло три недели. Теперь он уже дышал без помощи аппарата для вентиляции легких. Иногда граф на несколько минут приходил в сознание, но не мог ни говорить, ни двигаться. Врачи считали, что у Карло Нордоньи сильная воля и при хорошем уходе у него частично восстановятся двигательные функции. Им заинтересовался доктор Эдуард Патинэ — блестящий хирург-косметолог, основатель клиники. Он проводил с графом все время, свободное от других пациентов, и проявлял исключительную доброту к Франческе.

В первый раз он обратил на нее внимание в солярии, куда молодая женщина выходила в перерывах между дежурствами у постели отца. На врача произвела впечатление удивительная доброжелательность Франчески к больным, и он попросил ее заходить в палату, где лежали дети, пострадавшие от ожогов. Они особенно нуждались в утешении и участии. Франческа с радостью согласилась, обрадовавшись возможности принести пользу.

Как-то днем Патинэ увидел, что она молча смотрит на неподвижного отца.

— Поговорите с ним, — посоветовал врач.

— Думаете, он услышит?

— Не знаю, но это не повредит. Если вы будете сидеть тут с печальным и виноватым видом, он точно не услышит вас.

— Виноватым? — Ее поразило, что врач употребил именно это слово. Патинэ погладил ее по голове так, словно успокаивал ребенка, хотя ему самому было немногим больше тридцати.

— Да, Франческа, вы чувствуете себя виноватой, как, впрочем, и все, с чьими родителями случается удар. — Эдуард присел у кровати Карло. — В подобных обстоятельствах мы оглядываемся назад, вспоминая, что сказали или сделали, и говорим себе: «Ах, если бы я тогда сдержался!» или «Если бы я тогда поступил, как он хотел, этого бы не произошло». Но мы, разумеется, заблуждаемся. Поймите, Франческа, не в нашей власти вызвать что-нибудь подобное.

Она взглянула в добрые серые глаза и осознала, что врач говорит правду, а не просто пытается избавить ее от угрызений совести.

— Я верю вам, доктор, но понимаете, в день, когда это случилось, я…

Патинэ жестом остановил ее:

— Меня зовут Эдуард. Не надо рассказывать мне о тех ужасных поступках, которые, по вашему мнению, вы совершили. Что бы вы ни сделали, не ваше поведение стало причиной болезни графа. Вы не виноваты, Франческа. Я читал его медицинскую карту. Ваш отец давно страдал гипертонией. Будь вы даже образцовой дочерью, с ним все равно мог случиться удар, понимаете, Франческа?

Она понурила голову. Ей очень хотелось верить этому, но Франческа никак не могла простить себя за вспышку гнева на отца.

Эдуард взял ее руки в свои.

— Простите себя, Франческа. Сейчас не время заниматься самобичеванием. Ребенку нужна счастливая мать.

Она удивленно уставилась на Эдуарда. Пока о ее беременности не знал никто, кроме Карло.

Эдуард рассмеялся:

— Я же врач, вы забыли? У меня на такие вещи глаз наметан, и я поздравляю вас и вашего милого мужа.

Он отправился на утренний обход, оставив Франческу у постели отца. Граф осунулся и похудел. Лицо, лишенное выражения, не одухотворенное взглядом темных глаз, казалось, говорило о том, что Карло ушел в себя и мечтает о смерти.

— Прости меня, папа. — Франческа склонилась над отцом и стала шептать, стараясь, чтобы слова проникли в сознание отца: — Я вышла из себя. Мне не стоило говорить такие ужасные вещи. — Она взяла безжизненную руку Карло и крепко сжала ее. — Мы найдем с тобой общий язык, обещаю, я буду очень стараться. Ты только поправляйся, папа, очень тебя прошу.

Франческа почувствовала, как пальцы его напряглись: он пытался ответить на ее пожатие. Потом, почти сразу, рука его вновь расслабилась. Движение было таким слабым и недолгим, что сначала Франческа не поверила себе. Она затаила дыхание, но это не повторилось.

— Папа, ты пожал мне руку! Ты слышишь меня? Ты поправишься, я знаю!

За это время у Карло появились новые морщины. Даже во сне у него был изможденный и измученный вид. Казалось, пока он неподвижно лежал, ко всему безучастный, в нем совершалась тяжелая внутренняя борьба.

Франческа прислушалась к его слабому дыханию. Сейчас оно стало более затрудненным, словно усилие, затраченное на слабое движение руки, стоило ему всех сил.

Франческа вышла из больницы преображенная. Впервые за несколько дней она заметила, что погода стоит прекрасная, а территория вокруг больницы хорошо ухожена.

Воздух был напоен густым ароматом цветов «Трубы ангела». Высокие кусты, усеянные ими, окаймляли подъездную аллею. Эти крупные белоснежные цветы наполняли сердце Франчески надеждой.

Отец пошевелил пальцами! Она улыбнулась, выезжая на шоссе.

Домой она добралась поздно и нашла мужа на кухне.

Майкл в фартуке помешивал деревянной ложкой в кастрюле, где кипело какое-то варево. В воздухе пахло сыром и шерри. На разделочной доске лежали орехи и ломтики яблока.

Франческа поцеловала мужа в щеку.

— Ого, а тут полным ходом готовится обед! Значит, мы сегодня все-таки поедим. Что это ты стряпаешь?

Майкл обнял жену и потерся щекой об ее волосы.

Франческа подавила внезапный страх. Что бы Майкл ни делал, он отдавался всему с энергией и настойчивостью подростка. Иногда Франческе казалось, что его любовь подавляет ее. Однако то была не его вина. Когда муж, как сейчас, сгребал ее в медвежьи объятия и награждал крепким поцелуем, перед глазами Франчески всплывало лицо Джека. Он больше удовлетворял ее как любовник, был опытнее, деликатнее и нежнее. Хотя многие женщины наверняка предпочли бы грубоватые манеры Майкла, его крепкие объятия и настойчивые поцелуи. Недостаток умелости и тонкости он с лихвой компенсировал страстью. Ласки Майкла заслуживали ответной любви, и Франческа недоумевала, почему ее тело до сих пор хранит верность Джеку. Необходимость изображать пылкую страсть изматывала, а чувство вины вызывало у Франчески безотчетное стремление вырваться из объятий Майкла, бежать из его постели. Странно, но сопротивление жены, причинявшее ей столько мук, Майкла лишь возбуждало. Ему нравилось завоевывать ее.

Она высвободилась из объятий мужа, сказав, что проголодалась как волк.

— Суп из моллюсков и гренки с сыром, — объявил Майкл. — Позвольте вас обслужить.

За едой Франческа рассказала о попытке отца пожать ей руку. Радость мужа тронула ее.

Потом Майкл озабоченно поведал жене о том, что ему трудно найти клиентов, и она пробормотала слова ободрения.

— Ну вот, я все о себе да о себе. Прости, Франческа. Можно подумать, будто я первый человек, у которого возникли проблемы с бизнесом. Ты такая грустная, что у меня просто сердце кровью обливается. Что случилось?

— Ничего.

— Нет, ты расскажи, а я тогда шепну тебе, что у нас на десерт.

— Майкл, ничего не случилось. Просто в последнее время меня немного поташнивает, вот и все.

Он внимательно присмотрелся к жене.

— Ты не заболела?

— Нет.

Его взгляд был полон участия. Нет, несправедливо заставлять мужа волноваться. Пожалуй, пора рассказать.

— Это из-за отца?

— Нет, Майкл. Наверное, я беременна.

Ошеломленный новостью, он схватил жену за плечи, потом запрокинул голову и расхохотался. Подняв Франческу, Майкл закружился с ней по комнате.