Нет, от «Трех звезд» она ничего не слышала. Но Юхан Антонсен прислал сообщение, что скоро заедет заплатить долг, он планирует эмигрировать в Грецию, на какой-нибудь остров, как он написал. А Сванхильд все еще в больнице.

— Удивительно, — говорит Будиль, — но я скучаю по ее забавному нытью. Да ведь, Эвенсен?

— Да, — кивает Эвенсен.

— А как дела со стихотворением? Пошло на лад от безденежья, рифмуется?

— В начале рифмовалось, а в последнее время — нет.

— Не унывай, мой друг, модернизм жив!

Она выуживает пачку «Кэмэла» из сумки, показывает на верблюда, пустыню и пирамиды вдалеке. На пачке написано: «изысканный, тонкий вкус, настоящее наслаждение», а под этим большими черными буквами: «КУРЕНИЕ УБИВАЕТ!»

— Жизнь — это «Кэмэл», Нина, — изысканный, тонкий вкус, определенное удовольствие, но оно убивает. Как ты думаешь?

— Да, так и есть.

— А звездное небо совершенно несимметрично.

Утро приходит с первой росой и пожеланием, чтобы такие дни наступали для всех, кто еще не умер. Солнце встает, и мы забываем, что когда-нибудь оно нас поглотит. Чайки раскачиваются на воде, птицы флиртуют в деревьях, потому что жизнь идет своим чередом, как говорится, к тому же теперь стало интересно. Машина за машиной въезжает на парковку и останавливается. Наружу выползают застенчивые дрожащие существа с воспаленными глазами и потрескавшимися губами, бородатые, красноносые, толстые неуклюжие парни, напудренные дамы с залитыми лаком прическами и золотом, блестящим на загорелых, покрытых пятнами руках и пальцах.

В дверях стоит Будиль и приглашает всех на незабываемый праздник. Журналист и фотограф из местной газеты осторожно поднимаются, но они не заплатили за курсы, и им бесцеремонно отказывают, пока они не причинили вреда.

— Никакой личной жизни! — вздыхает руководитель курсов.

Четыре супруга не приезжают, хотя жены за них заплатили.

— Ну и пускай!

Однако учительницы и вдовы приезжают, и кому за курсы заплатили работодатели, тоже приезжают и собираются получить сертификат. Один за другим они как можно незаметнее проскальзывают в столовую, где столики сдвинуты в один большой широкий стол, находят себе место как можно дальше от остальных. Достают из сумок и сумочек блокноты, ручки, очки, пачки сигарет, зажигалки, бумажные платки, жвачки, леденцы и прочие полезные штучки. Постепенно, разложив вещи на столе, они осторожно поглядывают на двери, в которых все еще появляются опоздавшие личности, и вот они уже встречаются взглядом с соседом, пытаются изобразить улыбку вопреки серьезным обстоятельствам. Под самый конец появляется истинный пропойца, качающийся человек в таком откровенном похмелье, что все с облегчением вздыхают, потому что по части склонности к выпивке он, должно быть, обошел всех, и они избавлены от установки обязательных рекордов в течение выходных, настроение поднимается по мере распространения по комнате знакомого запаха перегара.

Будиль приветствует всех еще раз, она написала программу на доске, купленной Ниной в кредит для курсов и повешенной над картиной с березовым лесом.

На повестке дня знакомство участников.

Вы можете сказать, как вас зовут. Фамилию сообщать необязательно, если вы хотите сохранить анонимность. Чем вы занимаетесь — в общих чертах, и что вы пьете — подробнее. Все проходит довольно бойко, справа налево, Пер, Пол и Эспен, Кари, Анне и Берит. Все записывают, две учительницы, ударник из оркестра, один хоровой регент, две бабушки, один председатель профсоюза и несколько консультантов. Никто из них особенно много не выпивает. Немного красного вина в пятницу вечером и пиво время от времени. Смотрите, как все чудесно!

Только последний вошедший пьет слишком много. Чересчур много. В этом он хочет признаться. Немедленно. Похмелье способствует откровенности. Несколько литров пива в день. Сейчас он скажет, сейчас признается, стоит ему зайти в кабак, он уже не может вернуться домой, потому что в кабаке приятнее, и приятнее быть пьяным, а не трезвым. Весь его небольшой доход уходит на выпивку. Вот, сказал!

— Великолепно, — ликует Будиль. — Великолепно.

Пункт программы «знакомство» стирается с доски, и Будиль рисует человеческое тело по памяти и пугающие жирные стрелки, указывающие на части тела, особенно подверженные влиянию алкоголя. Печень, пальцы ног и особенно мозг. Потом докладывает со всеми подробностями, как прием древнего напитка богов влияет на каждый из этих органов, особенно на мозг.

— Сами знаете, когда выпьешь, например, шампанского, вроде как паришь, становишься легким и летишь!

Она поднимает руки и кружится.

— Но на самом деле ничего подобного, — добавляет она куда суше.

— Стоит выпить белого вина, тут же появляются силы, и совершать великие дела гораздо проще, чем на трезвую голову. Весенняя уборка проходит играючи, декларация о доходах заполняется сама по себе, гараж убирается за один присест, смородина собирается с кустов за один солнечный осенний вечер с бокалом прохладного шабли на столе в саду. Большие предприятия и большие произведения искусства созданы под воздействием алкоголя. И, как вы наверняка знаете по опыту, вы нервничаете, вы взволнованы, вы страдаете от бессонницы и необъяснимой тревоги, но стоит выпить бутылку выдержанного красного вина из Бордо, как тепло растекается по всему телу, вы чудесно расслаблены, страх отступает. Бедные гении, как много они пили!

Она перечисляет нескольких гениев, живых и мертвых, и, вероятно, задерживается на них слишком долго, как кажется Нине, но участники довольны.

Они становятся смелее. Взгляды скользят не так напряженно, периодически кто-то комментирует, зачастую весело, с большой самоиронией, и они смеются долго и заливисто. Чтобы наметить перспективу, Будиль читает культурно-историческую лекцию о вине, начиная с древнейших времен, о значении вина в Древней Греции, колыбели цивилизации, о женском культе Диониса.

— Пьяным теткам сносит крышу.

— Ха! Ты бы видел моего, когда он нажрется…

— Ну, ну, — прерывает Будиль, потому что с курсов Дакерт она усвоила, что не надо углубляться в пьяные истории, какими бы радостными они ни были, надо придерживаться серьезного тона и фокусироваться не на том, что было, а на светлом будущем, которое настанет!

После короткого экскурса в Библию и рассказа о Христе, превращавшем воду в вино, когда он чувствовал жажду, Будиль спрашивает, как каждый из них собирается менять свои привычки.

Профсоюзный деятель, сообщивший, что выпивает одну бутылку пива в пятницу вечером, решил отказаться от виски за ланчем. Бабушка, признавшаяся, что ее насильно отправила на курсы дочь-психопатка, собирается перестать пить за рулем. Другая бабушка, растящая внуков, потому что сын умер от передоза, попытается до половины уменьшить целую бутылку красного вина, которую она выпивает по пятницам раз в две недели, когда внуки отправляются к опекунам. Ударник постарается никогда не держать в доме больше двух бутылок вина, которые он позволяет себе после ежедневных репетиций.

— Так и будет, — говорит Будиль. — Дерзайте!

Время движется к полудню, растворяя тени, и тогда на свет выступают курсисты, шаг за шагом. Сначала, когда в перерывах толкутся маленькими группами на залитой солнцем террасе, и потом, когда курят на лестнице и когда взбадриваются свежим кофе с венскими миндальными булочками, тающими во рту. Слышно то, что они говорят и как они говорят, и даже то, что они не говорят, когда Будиль спрашивает их, осуждают ли семья, работодатели или друзья употребление алкоголя, в каких ситуациях им трудно отказаться от выпивки, в каких ситуациях они напиваются больше, чем рассчитывали.