Голдман скрылся в дверях.

Винни сел и стал ждать, когда механик закончит перемотку. Он не собирался бежать за Голдманом. «Ничего страшного, — думал он, — завтра вечером они все увидят этот фильм».

Двери распахнулись — вернулся Голдман, прошел между рядами кресел и сел рядом с Винни.

— Ладно, посмотрим, насколько вы умны, — сказал он. — Скажите, чего вы хотите. Только будьте благоразумны и реалистичны. Если вам это удастся, я его покупаю.

— Я хочу три миллиона долларов наличными, — сказал Винни. — Я хочу десять процентов прибыли — это лично для меня, а не для корпорации, — по отдельному контракту; я хочу гарантий, что на рекламу и прокат будет затрачено не менее восьми миллионов долларов; я хочу гарантий, что фильм будет демонстрироваться не менее, чем в тысяче кинотеатров; я хочу гарантий, что ни единый кадр не будет изменен.

— Я не могу гарантировать десяти процентов прибыли, — сказал Голдман.

— Лео, вы собираетесь приобрести потрясающий фильм, уже законченный, который обойдется вам в треть того, что вы бы сами потратили на его производство.

— Не исключено, что придется редактировать его для телевидения.

— Вы можете дублировать фильм, но не редактировать.

— Я хотел бы, чтобы вы перешли ко мне на работу. Я дам вам шестьсот тысяч в год, плюс оплата расходов и пятилетний контракт.

— Лео, я хочу самостоятельно снимать фильмы. Мне нужно производственное соглашение.

— Какого рода?

— Три четверти миллиона в год, расходный счет и триста тысяч премии, миллион в год на развитие производства, контракт на три года.

— Три года и возможность продления контракта еще на два года. Если бюджет превысит двадцать миллионов, то остальные средства вы находите сами в другом месте.

— Хорошо, но у вас будет тридцать дней на организацию съемок, после этого я забираю фильм и делаю с ним, что хочу, но снимаю на «Центурионе». Если вас устраивает мой вариант фильма, я получаю полтора миллиона в год.

— Шесть недель на организацию съемок.

— Договорились, — сказал Винни.

Голдман поднял трубку и набрал номер.

— Мюррей, мне сейчас нужен контракт на закупку фильма, цена три миллиона, картина называется «Ночи Даунтауна», мы покупаем ее у корпорации «„Ночи Даунтауна“, Инкорпорэйтед». Я сказал сейчас.Далее, мне нужен отдельный контракт, передающий десять процентов прибыли от фильма лично некоему Майклу Винсенту. Далее, мне нужен проект продюсерского контракта. — Он перечислил все пункты, о которых договорился с Винни. — И еще, — сказал он. — Приготовьте чек на три миллиона долларов для корпорации и еще один — на сто тысяч долларов — для Винсента. Мне нужно, чтобы все это было у меня в офисе через полчаса, — он повесил трубку.

— Вы можете составить эти контракты в полчаса? — недоверчиво спросил Винни.

Голдман отмахнулся.

— Это все заготовки, она впишет имена и цифры и все распечатает. Это займет сорок пять минут, — он встал. — Где негатив?

— В смотровом зале, — ответил Винни.

— Мне нравится, как вы работаете, Майкл. Продолжайте в том же духе.

Быстрым шагом Винни проследовал за Голдманом в его офис. Это была квадратная комната, стены которой были увешаны абстрактной живописью.

— Прекрасная коллекция, — сказал Винни.

— Вам следует посмотреть, что у меня имеется дома, — ответил Голдман. Он пролистал свой календарь. — Итак, я возвращаюсь из Лондона в субботу. Вы появитесь на студии в понедельник. Во вторник приходите на обед. Хотите, чтобы я позвал для вас девушку?

— У меня одна уже есть на примете.

— Замужем?

— Нет.

— Отлично.

Контракты были готовы. Винни внимательно прочел все условия, пока Голдман разговаривал по телефону: то сожалел о чем-то, то ловко отшучивался. Голдман был рассудительным человеком. В семь часов вечера контракты были вновь проверены и наконец подписаны.

Голдман вручил Винни два чека.

— Это деньги за фильм. А это стотысячная премия, первая выплата по вашему контракту.

Винни встал и пожал ему руку.

— Спасибо, Лео.

— Майкл, позвольте кое о чем вас спросить. Во сколько обошелся вам этот фильм?

— Шестьсот тридцать тысяч долларов, — ответил Винни.

Голдман разразился смехом.

— Вот это мне нравится! — воскликнул он. — Я-то считал, что не меньше миллиона восемьсот! Я заплатил вам больше, чем нужно! Не говоря уж о том, что вы послали к черту своих инвесторов, забрав десять процентов прибыли себе лично.

— У меня только два инвестора, и они разбогатеют быстрее, чем разбойники с большой дороги. Вы ведь тоже заключили хорошую сделку; за плохие вы не беретесь.

— Так всегда бывает, друг мой; двое подписывают соглашение, и каждый из них всегда знает что-то такое, о чем другому неизвестно. И в конце это срабатывает.

Винни внимательно посмотрел на Голдмана.

— Лео, что вам известно, о чем не знаю я?

Голдман позволил себе слегка улыбнуться.

— Сегодня утром не стало Кэрол Джеральди. Передозировка. Это гарантирует по меньшей мере десять миллионов прибыли от проката этого фильма; и я надеюсь посмертно получить для нее награду Академии. Вот увидите.

Винни сел в такси и посмотрел на свои чеки. Да, если бы он знал о смерти Кэрол, он получил бы, по крайней мере, еще миллион. Зато он добился для себя десяти процентов от прибыли!

Утром того дня, когда на Нью-Йоркском фестивале должны были показывать «Ночи Даунтауна», у Винни было три встречи. Сначала он встретился с Чаком в том самом кафе, где они впервые говорили о постановке фильма.

— Где ты был? — спросил Чак. — Вчера вечером я посмотрел фильм, это нечто потрясающее! А ты его даже не видел.

— Видел, вчера днем у Лео Голдмана из «Центурион пикчерс».

— Как ты добрался до Голдмана?

— Я же говорил тебе, что у меня есть кое-какие связи.

— Каково его мнение?

— Он в восторге. Заплатил мне за него три миллиона долларов.

Чак даже рот разинул; казалось, он лишился дара речи.

— Чак, с тобой все в порядке? — спросил Винни.

— Со мной… ох… я не знаю. А это хорошая сделка? Ты даже со мной не посоветовался.

— Это очень хорошая сделка, Чак, а в нашем контракте предусмотрено, что все переговоры веду я, и окончательное решение тоже остается за мной.

— Что ж, если там так сказано… Когда я получу свою долю?

Винни подал ему конверт.

— Вот твои деньги, первая выплата, — сказал он.

Чак разорвал конверт.

— Сто пятьдесят штук сразу!

— А вот это за сценарий и режиссуру, — Винни подал ему другой конверт.

Когда Чак открывал его, у него задрожали руки.

— Пятьсот девяносто семь тысяч четыреста двадцать пять долларов, — слабым голосом произнес он.

— Здесь твой вклад в триста тысяч и доходы с него.

— Это… это будет. — Чак устремил взор к потолку, пытаясь сосчитать.

— Всего семьсот семь тысяч долларов с мелочью, — сказал Винни. — Давай я тебе расскажу, из чего это складывается. Мы потратили шестьсот пятьдесят тысяч на съемки. Получили мы три миллиона, чистая прибыль — два миллиона триста пятьдесят тысяч. Из этих денег твоя доля за сценарий и режиссуру сто пятьдесят тысяч, моя доля за производство — двести пятьдесят тысяч.

— А как вышло, что ты получил больше, чем я? — спросил Чак. — Это мой фильм.

— На это есть две причины, — спокойно сказал Винни. — Во-первых, я занимаюсь юридическими вопросами, что обходится довольно дорого. Во-вторых, без меня вообще никакого фильма не было бы, у тебя не оказалось бы сейчас в руках три четверти миллиона долларов, и сегодня вечером твою картину не показывали бы на Нью-Йоркском кинофестивале.

— Ты прав, Майкл, — покорно согласился Чак. — Я не хочу показаться тебе неблагодарным.

— Продолжаю. Остается один миллион девятьсот пятьдесят тысяч долларов дохода. Налог составит чуть больше шестисот пятидесяти тысяч, получаем чистыми больше миллиона, которые следует распределить между спонсорами. Твоя доля сорок шесть процентов. Здесь все это записано, — сказал он, подавая Чаку документы. — Если бы фильм снимался на киностудии, они бы большую часть прибыли загребли бы себе, уж ты мне поверь.