Когда в ту ночь кто-то из гостей принялся поздравлять де Бельмонта с началом нового журналистского проекта, Анна удивилась: «Ты журналист? Известный? Очень известный? То-то мне лицо твоё знакомо. Как тебя зовут. Ну надо же! Ты ведь настоящая звезда»…

Больше они не встречались.

Её появление с Антуаном в родовом гнезде говорило о том, что она не знала, куда ехала. Или не знала, кто отец Антуана. Или после хмельной новогодней ночи из её головы выветрилось, с кем она занималась сексом в одной из комнат роскошного особняка. Или вообще всё выветрилось.

Так или иначе, де Бельмонт хотел верить, что у его сына с этой распущенной девчонкой не намечалось ничего серьёзного.

Де Бельмонт поглядел на Анну и Настю. Девушки чудесно смотрелись вместе. Они подходили друг другу по темпераменту, характеру, возрасту.

«А ведь я здесь лишний», – подумалось ему.

Он вышел из-за стола, сунул руки в карманы и остановился на веранде, устремив взор в морскую даль. Мимо него прошагала ленивой походкой молодая женщина в белой шляпе с мягкими широкими полями. Её фигура была затянута в узкое белое платье с пышными оборками на рукавах. Такое платье носила много лет назад Франсуаза, подруга ближайшая Ирэн. Де Бельмонт невольно подался вперёд, чтобы разглядеть лицо женщины. Нет, она, конечно, не Франсуаза… Между ними не намечалось ничего, когда они – Ирэн, Франсуаза и Жан-Пьер – приехали в Сан-Тропе тем далёким летом. Медовый месяц только закончился, Де Бельмонт любил Ирэн и на других женщин обращал внимания не больше, чем на красивые цветы: они нравились ему, но сексуальные отношения с цветами не могли прийти в голову никому. Красивые, но без души, с фигурами, но без тела – картины для созерцания и только. Но однажды вечером, накатавшись на яхте с друзьями, они втроём вернулись на виллу изрядно выпившие. Ирэн пробормотала, что у неё нет сил и рухнула спать прямо на диване. Франсуаза же наоборот отказывалась ложиться и весело требовала внимания к своей персоне. Шутя ухаживая за ней, де Бельмонт не заметил, как перешёл дозволенную для себя границу, и беззаботный флирт сразу превратился в сексуальную игру. Они игриво ласкали друг другу руки и так же игриво сыпали комплементами, а потом Франсуаза вывалилась из кресла. При этом она хохотала, болтала загорелыми ногами и показывала пальцем на Жан-Пьера, словно в нём таилась причина её безудержного смеха. Почему-то это вывело его из себя и он набросился на Франсуазу, чтобы заткнуть ей рот поцелуем. Она ответила ему и немедленно пустила в ход руки, стаскивая с де Бельмонта одежду… Они занимались сексом бурно, словно насиловали друг друга. Лишь позже, когда всё закончилось, Жан-Пьер подумал об Ирэн и о том, что Франсуаза стонала чересчур громко…

Пролетели годы, но де Бельмонта никогда не оставляла беспокойная мысль, что жена слышала их. Возможно, она даже проснулась, подошла к двери и наблюдала за ними. Конечно, ничего ужасного не произошло, никаких последствий это не имело, поскольку они продолжали жить душа в душу, но ему очень не нравилось быть застигнутым врасплох. Минули годы, и он стал слышать от Ирэн всякие нелепые подозрения. Она могла ревновать на ровном месте, и Жан-Пьер всегда ждал, что она вспомнит Франсуазу. Почему-то он был уверен, что Ирэн видела их в тот раз…

Он ещё раз взглянул на женщину в белой шляпе. Да, со спины она была копией Франсуазы. Но только со спины.

Антуан поднялся из-за стола и направился к отцу. Жан-Пьер, не поворачивая головы, заметил сына и сошёл с веранды. Они оба остановились под деревом и долго молчали.

– Тебе неуютно, когда я рядом? – спросил юноша.

– Почему ты так решил?

– Вижу твоё лицо.

– У меня нормальное лицо, сын. Просто я почувствовал разницу в возрасте. Пока мы с Настей вдвоём, я не вижу себя со стороны. Но твоё присутствие сродни возрастному пеленгатору: я не могу оторвать от тебя глаз, потому что вижу себя в молодости и ощущаю себя нынешним. Чаши весов…

– Брось, отец, ты прекрасно выглядишь, – искренне заверил Антуан.

– Я не о том. Не внешность меня волнует. Плевал я на внешность. Тут дело в сознании. Порой оно начинает хитрить, выдумывает что-то, подкрадывается с какими-то ухищрениями. И меня будто запрещённым ударом сшибает с ног…

– Ты заблуждаешься, отец. Мне бы хотелось быть похожим на тебя, когда буду в твоём возрасте.

– Спасибо за комплимент.

– Это не комплимент, отец. Я люблю тебя и горжусь тобой…

Ближе к вечеру де Бельмонту позвонил Дидье Моруа и пригласил покататься на яхте.

– Поедете с нами? – спросил Жан-Пьер сына.

Антуан отказался, и отцу показалось, что сын просто хотел воспользоваться случаем, чтобы остаться наедине с Анной. Весь день они ласкали друг друга глазами, словно спрашивая: «Ну когда же?»

– Нам надо отдохнуть перед дорогой, – объяснил Антуан.

– Отдыхайте…

Жан-Пьер и Настя находились на яхте Дидье почти до часу ночи, выходили ненадолго в открытое море, но из-за поднявшегося ветра быстро возвратись в залив. Настя настаивала на купании, однако никто не поддержал её. Дидье сослался на больную руку, его подруга – рыжеволосая девица лет двадцати пяти – нацепила купальник, но в последнюю минуту испугалась. Настя погрозила де Бельмонту пальчиком, чтобы не вздумал отказываться.

– Темно. Не видно ничего, – пытался возразить он.

– Глупости! Когда ещё представится возможность прыгнуть в ночное море? Смотрите, как там черно! Жуть!

– Вот и не надо нырять, – уговаривал Жан-Пьер.

– Какие вы все скучные, – надула она губы и прыгнула с борта.

Дидье направил в её сторону фонарь. Жан-Пьер, преодолевая себя, последовал за Настей.

– Ты умница, ты настоящий, – жарко проговорила она ему в лицо, когда он вынырнул возле неё. – Они все никчёмные, все твои друзья. Лоску много, а жизни нет.

– Не насилуй никого, Настя, – сказал он, качаясь на волнах.

– Вы долго ещё? – позвал Дидье.

– Я догадываюсь, чем они занимаются там, в темноте, – засмеялась его подружка. – А мы займёмся этим здесь, в каюте.

– Погоди ты! – высвободился из её хмельных рук Дидье. – Жан-Пьер! Вылезайте! Хватит уже!

– Пожалуй, пора обратно, – согласился с ним де Бельмонт.

– Милый…

Он оглянулся. Настя подплыла и поцеловала его в губы.

– Мне так хорошо. Спасибо тебе, – её губы излучали электрическую нежность. – Всю жизнь буду вспоминать эту поездку.

«Поездку? – подумал де Бельмонт. – А почему не меня? Будь на моём месте кто-то другой, она бы радовалась ничуть не меньше… Чёртовы мысли… Какое мне дело до всего, если сейчас мне хорошо. Она же рядом со мной…»

Они приехали домой и обнаружили, что Антуан с Анной ещё бодрствовали, устроившись в бассейне. На бортике возле воды стояли бокалы и бутылка шампанского.

– Мы идём спать, – поспешно сказал Жан-Пьер, увидев, что его сын и Анна были без купальных принадлежностей, и быстрым шагом прошёл мимо бассейна, потянув Настю за руку.

– Милый, они раздеты! – прошептала она.

– Знаю.

– Мне тоже хочется купаться голышом.

– Идём в комнату.

– Это так здорово! Сейчас они будут заниматься любовью. Или уже занимались? Как ты думаешь?

– Это не моё дело, – процедил де Бельмонт.

– Почему мы не занимались любовью в бассейне?

– Завтра обязательно, если ты так хочешь, – Жан-Пьер торопливо поднимался по лестнице, не выпуская Настиной руки.

– Почему ты злишься? Я хочу посмотреть на них, они такие красивые! – тормозила его Настя. – Никогда не видела, как люди делают это. Я имею в виду вот так, в реальности. В кино, конечно, видела, но это другое… Здесь как будто что-то запретное… Ты так не думаешь?

Жан-Пьер втащил её в комнату.

– Вот поэтому у нас строго разграничено, кто и когда здесь живёт, – сказал он, останавливаясь. – Чтобы не мешать друг другу. Чтобы не случалось вот таких неловких ситуаций.

– Тебе неприятно видеть сына, когда у него секс?

– А тебе, может, нравится подглядывать за родителями?