– Надо же, – сказала Настя, услышав де Бельмонта, – за окном Канн, и меня это не удивляет. Меня удивляет, что меня это не удивляет. Всё так, как должно быть. Иначе и не может быть, верно?

– Верно.

Она упала на спину и протянула руки к де Бельмонту.

– Иди ко мне, Жан-Пьер. Мне очень хочется.

Он обожал, когда на её лице появлялось это выражение шаловливой капризности – детское, поэтому невинное.

– Любовь в Каннах, – засмеялась она, обнимая его. – Правда, здорово?

– Что тебе нравится больше: любовь или Канны?

– Любовь. Но когда в Каннах – это красивее, правда?

Он прижался щекой к её груди.

«Мне сказочно повезло. За что судьба поднесла мне такой подарок? Я же почти равнодушен стал к жизни, просто перетекал изо дня в день, просто встречался и разговаривал, выполнял какую-то работу. Всё машинально, всё бессмысленно. Даже с женщинами у меня всё происходило машинально: приятно, но не больше. А теперь я чувствую каждый вздох, мне всё кажется значимым, всё имеет глубокий смысл, всё восторгает. Вот она выгибает шею, и я наслаждаюсь видом этой шеи, пульсирующей жилкой, нежной кожей. Вот она смотрит мне в глаза, и я знаю, что никто в мире больше не смотрит так, потому что нет больше таких глаз, такого света в зрачках, такой искристости взгляда. Вот она берёт меня рукой, и я испытываю то, что никогда не испытывал прежде – желание быть внутри её тела снова и снова, бесконечное желание именно этого тела, а не женщины вообще. И я не перестаю радоваться, не перестаю восторгаться»…

***

– Какой он, этот мэр? – спрашивала Настя.

– Обыкновенный человек, – отвечал де Бельмонт

– Ну как же обыкновенный! Он же мэр! Канны, конечно, не большой город, но такой знаменитый, такой необыкновенный, значит, и мэр должен быть необыкновенный.

– Сама увидишь. Мы уже приехали.

– А почему ты решил познакомить нас? – не переставала сыпать вопросами Настя.

– Хочу похвалиться, – засмеялся де Бельмонт.

– Чем похвалиться?

– Тобой… – Он надавил на тормоз и машина остановилась. – Я ужасный хвастун. Ты ещё не знаешь всех моих качеств.

Она приняла шутку и потрепала его по голове.

– Ты испортишь мне причёску, – предупредил он.

– У тебя нет причёски, – возразила она.

– Жан-Пьер, рад видеть вас! – в двери появился мужчина среднего роста. – Добрый вечер, мадемуазель. Много слышал о вас.

– Надеюсь, только хорошее?

– Разумеется! Плохое не задерживается во мне, пролетает сквозь меня, как сквозь сито.

Де Бельмонт представил их.

– Филипп де Валлон, мэр Канн… Анастасия Шереметьева, самая удивительная женщина в мире.

– Не сомневаюсь, – воскликнул мэр, – не сомневаюсь. Рад знакомству, мадемуазель. Сегодня у нас скромная компания, человек десять, старые друзья. Мы с Жан-Пьером давно дружим. Проходите в дом, пожалуйста…

Вечер протекал спокойно. Настя чувствовала себя центром внимания, и была очень довольна. Мадам де Валлон представила её присутствовавшим дамам. Чуть позже приехал Клод Арно, седовласый режиссёр, имя которого гремело по всему миру лет десять назад, но который не снял за последние годы ни одной картины. Его сопровождала Дина Бэллок, известная фотомодель, прославившаяся своими любовными похождениями. Увидев Настю, Дина расплылась в улыбке и бросилась к ней.

– Здравствуй, милая! – расцеловала она её, изображая бурную радость, и тут же зашептала на ухо. – Как хорошо, что здесь есть хоть один нормальный человек. Ужасно боялась, что сдохну от скуки среди этих чванливых куриц. Ты прелестно выглядишь, Анастаси…

Они никогда не дружили, лишь пару раз встречались на фотосессиях, но Дина держалась так, словно их с детства связывала крепкая дружба и они привыкли доверять друг другу самое сокровенное.

– Приятно видеть тебя здесь, – ответила Настя и чмокнула воздух возле щеки Дины Бэллок.

– Ты с кем?

– С месье де Бельмонтом.

– О! Поздравляю… Мечта многих женщин. Великолепный выбор. А у меня сама видишь… Не способен ни на что. По ночам сбегаю от него к бармену, – и Дина вульгарно рассмеялась.

Заметив, что улыбка на лице Насти сделалась натянутой, Жан-Пьер поспешил на помощь.

– Дорогая, позволь отвлечь тебя на минутку?

Настя с готовностью кивнула, и Жан-Пьер увлёк её за собой. Дина Бэллок мгновенно переключилась на кого-то из мужчин. Де Бельмонт остановился перед седовласым Клодом Арно.

– Вы очаровательное создание, – хрипло проговорил Арно и прилип пухлыми губами к Настиной руке. – Уверен, вы прекрасно будете смотреться на экране. Такое выразительное лицо сейчас редко встретишь. Всё больше куклы вокруг. Жаль, я сейчас не снимаю.

– Всё ещё впереди, Клод, – сказал де Бельмонт, приятельски похлопав его по плечу.

– К чертям! Зачем обманывать себя? Раньше я снимал по фильму в год, а теперь мне не хочется, – без тени горечи произнёс Клод Арно.

Потом он позвал мэра и они вдвоём ударились в воспоминания, перебирая чуть ли не по дням, как проводили время на прежних кинофестивалях.

– В воспоминаниях не меньше удовольствия, чем в других развлечениях, – негромко смеялся Арно, пошлёпывая себя ладонью по колену. – И у них есть преимущество: не нужно никуда ездить и тратить деньги. Ха-ха! Сиди и вспоминай. И можно ещё обманывать себя, приукрашивать былое, мол, вот как расчудесно всё было! Да, у старости есть свои положительные стороны, друзья…

Филипп де Валлон поднял шампанское и предложил тост за Арно.

– Мы все были свидетелями его триумфа, все преклонялись перед его несравненным талантом, не раз пересматривали его фильмы, ставшие культовыми. Так поблагодарим же судьбу за счастье, подаренное нам, за её щедрость, ибо не всем подарена радость общения с великим Клодом Арно. Друг мой, мы пьём за тебя!

– Спасибо, спасибо, но я давно уже труп, – сообщил довольно весело старый режиссёр, и Жан-Пьеру показалось, что Арно очень нравились слова про труп. Возможно, за последнее время они стали его любимой шуткой. – Не расточайте ваши комплименты, друзья, они могут скоро пригодиться на моих поминках. Ха-ха!

– Завтра, – продолжил мэр, отсмеявшись, – мы устраиваем праздник в честь Клода. Официальное мероприятие в рамках кинофестиваля.

– Надеюсь, вы не заставите меня пересматривать мои собственные фильмы. Я их терпеть не могу, ха-ха-ха! – Арно дёрнул рукой и пролил шампанское на ковёр.

Праздник, о котором сказал мэр, начался утром ретроспекцией фильмов Арно. Сам Клод Арно появился перед зрителями, произнёс несколько слов, поклонился и ушёл, уступив место танцующим девушкам в блестящих бикини и пышных белоснежных боа. Ночью праздник завершился красочным фейерверком над морем. Де Бельмонт договорился с мэром, чтобы им предоставили лодку, и они с воды любовались огненным шоу. Чёрные ночные волны то пугали бездной, то пылали огнём, будто вселенная вся заполнилась потоками искр, брызгами салюта, ослепительными фонтанами.

– Боже, какая красота, – шептала Настя, заворожённо глядя вверх, и де Бельмонт чувствовал себя на седьмом небе от возможности угодить девушке. Фейерверк не интересовал его, как не интересовал и весь кинофестиваль. Он хотел только одного – радовать Настю.

– Добро пожаловать в Сан Тропе, – взмахнул рукой де Бельмонт.

Впереди виднелась улица, забитая машинами. Вид лазурного морского залива никак не сочетался с автомобильной пробкой. Жан-Пьер надавил на педаль тормоза, и они плавно остановились.

– Что-то случилось? – спросила Настя, изумлённо разглядывая скопление машин.

– Здесь такое бывает.

Мимо, оживлённо беседуя, прошли англичане, затем зазвучала русская речь.

– Сплошные туристы, французского языка вообще не слышно, – сказала Настя.

– Со всего мира сюда тянутся. А что такого особенного в Сан-Тропе? – пожал плечами де Бельмонт. – Многие считают, что это Бриджит Бардо виновата. Она была на пике популярности, когда купила здесь дом. Вот и понеслись слухи, что здесь – райский уголок и что живут здесь только знаменитости. Про знаменитостей, конечно, врут. А место здесь и впрямь уютное, тихое, теперь ещё и очень буржуазное. Раньше тут жили только рыбаки, воняло рыбой, а теперь самые богатые люди мира катаются здесь на яхтах.