Автомобили шевельнулись, поехали, движение медленно возобновилось, но то и дело приходилось замедлять ход.

Через десять минут они свернули на Авеню Марешаль Фош и въехали в автоматически открывшиеся ворота. На тесном пространстве, пышно заросшем цветами, разместился старый двухэтажный дом и бассейн. Высокая ограда из крупных неровных камней, затянутая густыми вьюнами, отделала территорию от соседних вилл. Тёмные тени деревьев ажурно падали на дорожку с гладко утрамбованным гравием.

– Здесь я родился, – сказал де Бельмонт, заглушая двигатель.

– Красиво.

– Садовник приходит сюда регулярно, даже когда нас нет. Это единственное, что мы можем позволить себе из обслуги. Сестра, правда, обожает сама заниматься цветами, но всё-таки она любитель. Садовник у нас замечательный. А вот и он. Добрый день, Луи!

Из-за угла неторопливо, чуть припадая на одну ногу, появился пузатенький мужчина в соломенной шляпе с обвисшими полями. Он приветливо улыбался из-под пышных седых усов и покачивал головой. В его руках виднелись садовые ножницы.

– Добро пожаловать, месье! – с искренней радостью поприветствовал Луи.

– Мадемуазель зовут Анастасия, – указал де Бельмонт на свою спутницу, – или просто Настя.

– Вы очаровательны, мадемуазель Анастасия.

– Благодарю вас, Луи. У вас великолепный сад.

– Что умею, то умею. – Луи положил ножницы в глубокие оттопыренные карманы просторных штанов и, сняв шляпу, провёл ладонью по спутанным волосам.

– Обожаю цветы, – сказала Настя.

– Разве можно не любить их? – улыбнулся Луи, и лоб его покрылся складками. – Они для меня как дети, живые. Они тоже испытывают боль, тоже умеют блаженствовать. Но их преимущество перед нами в том, что они не обременяют себя мыслям, которыми нагружает себя человек. Они просто живут.

– Наш Луи – настоящий философ, – засмеялся де Бельмонт.

– Да, месье, у цветов нет стремлений, поэтому нет и разочарований. Счастье для них – это сама жизнь.

– Мне нравится здесь. – Настя запрокинула голову и раскинула руки в стороны, будто желая обнять окружавший её сад. Она медленно покружилась на месте, покачивая руками, как крыльями.

Де Бельмонт и Луи не сводили с неё глаз. Окружённая цветами, Настя была похожа на фею.

– И бассейн есть! – воскликнула она, прекратив кружение. – Жан-Пьер, как тут прелестно!

Жан-Пьер подхватил сумки и направился в дом. Настя медленно пошла за ним. Крупная белая бабочка порхала перед ней, словно указывая путь, но вдруг метнулась в сторону и опустилась на раскидистую кисть пальмы, росшую возле двери. Внутри было прохладно.

– Осваивайся, – Жан-Пьер сделал пригласительный жест. – Кухня и столовая на первом этаже. Библиотека тоже. Спальни на втором. Чтобы не мешать друг другу, мы с сестрой поделили время отдыха: две недели отданы ей с мужем, две – мне. Так и чередуем весь год. Ещё сюда приезжают погостить наши дети, они уже взрослые, им тоже полагается по кусочку пирога.

– Вы никогда не бываете здесь все вместе, всей семьёй?

– Случается. Например, на дни рождения. Но только по приглашению.

– Строго.

– Аристократия обязана жить по своим правилам, – с шутливой строгостью отозвался Жан-Пьер, поднимаясь по холодным каменным ступеням на второй этаж. – Иначе можно отправиться на гильотину.

– Сколько книг! – послышался голос Насти из библиотеки.

– Читай, наслаждайся.

– Все стены в книжных полках!

– Сейчас настоящую библиотеку мало у кого увидишь. Народ читает электронные книжки, – спустился по лестнице Жан-Пьер. – А я не могу. Электронная книга для меня то же самое, что для Луи сфотографированные цветы, которые нельзя понюхать и подержать в руках. Понимаю, что в век цифровых технологий всё становится другим, но я предпочитаю живую книгу. Конечно, я старомоден, книги занимают много места и вдобавок пылятся, зато с ними можно общаться. С любым предметом можно общаться, любить его или ненавидеть. Впрочем, зачем держать дома что-то ненавистное? Меня окружают только любимые вещи.

Де Бельмонт взял с полки большую книгу и перевернул несколько потрёпанных страниц.

– Этот том видел Наполеона, он перекочевал сюда из его личной библиотеки. Взгляни, вот пометки, сделанные рукой великого человека. Можно ли не трепетать, держа в руках такую вещь?

Настя с любопытством заглянула в книгу.

– Вот это написал Наполеон? Тот самый, который напал на Россию?

– Который напал на весь мир, дорогая, – уточнил де Бельмонт. – Который сам себя короновал и ещё много чего натворил. Неповторимый негодяй, которым по сию пору восхищаются лучшие умы человечества.

Настя с недоверием взяла книгу, и на её лице отразилось огромное удивление, когда она ощутила тяжесть книги, и едва не выронила её.

***

Настя любила бродить по улицам, трогала потрескавшуюся штукатурку старых домов, вслушивалась в собственные шаги, кормила птиц, подманивала их крошками от круасана, и порой пичужки даже заскакивали на её ладонь. Тогда Настя замирала, боясь спугнуть их, и задерживала дыхание, но пташки через секунду-другую взмахивали крылышками и шустро улетали, чтобы вскоре вернуться опять.

– Ты видел? Жан-Пьер, они клевали у меня с руки! – кричала она, не в силах сдержать восторг.

– Тебе все доверяют.

Настя благодарно припадала к Жан-Пьеру губами.

В те дни казалось, что им двоим принадлежало всё возможное человеческое счастье. Настя была неуёмной, она бегом поднималась и спускалась по ступеням, не стояла на месте ни минуты, переполняемая энергией юности, с которой ничто не может сравниться. Жан-Пьер нередко останавливался и смотрел на свою возлюбленную издали, потому что тягаться с её подвижностью ему было не под силу. Настя возвращалась вприпрыжку, часто напевая что-то.

– Ты не хочешь туда? – указывала она рукой в ту сторону, откуда прибежала только что. – Там красиво.

Он отрицательно мотал головой.

– Пойдём лучше в кафе и выпьем вина.

– С удовольствием, – соглашалась девушка.

Но ей всё же удавалось время от времени увлечь де Бельмонта куда-нибудь вверх по склону, чтобы оттуда полюбоваться красными черепичными крышами деревень.

– Сказочная панорама, – полной грудью вздыхала Настя, и Жан-Пьер, стоя подле неё с трудом сдерживался, чтобы не опрокинуть девушку и не овладеть ею на пыльной земле под шуршание густых зелёных кустов. Она угадывала его желания и укоризненно покачивала головой. – У тебя одно на уме, милый.

– В этом нет моей вины. Я всё время хочу тебя.

– Потерпи, нельзя же заниматься этим беспрерывно! – игриво грозила она пальцем.

– Не могу справиться с собой, – смеялся он задорно, по-мальчишески. – Ты возбуждаешь меня.

В ответ она целовала его – легко, шутя, без страсти, и тотчас бежала прочь.

Они путешествовали без всякой цели, наслаждаясь своей свободой от каких бы то ни было дел, останавливались там, где им нравилось, и любовались природой, пили вино, лакомились фруктами.

То и дело они заходили в кафе, заказывали что-нибудь выпить и, сидя за чашкой чая в тени тентов, вели неспешный разговор.

– Обожаю море, обожаю горы, обожаю небо! – Настя обводила глазами горизонт и жмурилась от удовольствия, как котёнок.

– Ты обожаешь всё.

– Да

– Счастливая.

– А ты разве не счастливый? – хватила она его за руку и тянула куда-нибудь к обрыву, с которого открывалась сине-зелёная масса лениво качавшихся морских волн.

– Я тоже счастлив, – отвечал он.

– Нет, ты разве не всё любишь? Можно ли что-то не любить в природе? Ах, как хорошо здесь! – её руки обвивали его шею. – Как чудесно!

– Я не люблю, когда что-то давит на меня, когда моря, например, становится слишком много.

– Как это?

– Быстро насыщаюсь.

– Понимаю… Это как с едой, верно? Одно и то же на завтрак, обед, ужин… Ты уже устал здесь? Неужели Лазурный берег может надоесть? Это же такая радость!