– Значит, выдумка? А как же люди верят? Как же религия?

– Поверить можно во что угодно. Ты читала Воннегута? Помнишь «Завтрак для чемпионов»? Помнишь его рассуждения о женских трусиках и о порнографии? Прекрасно написано. Так коротко, легко и вместе с тем убедительно никто не доказывал, что людей можно заставить уверовать в любую чушь.

– Я не читала Воннегута, – громко сказала Настя и выразительно развела руками.

Жан-Пьер услышал досаду в её голосе.

– Тебе скоро наскучит со мной, – проговорила она и легла на бок, прижав коленки к животу. – Я ничего не знаю, ни в чём не разбираюсь. Я пустая. Со мной скучно. Я ужасна…

– Не будь такой, – прижался он к ней.

Она молчала.

– Ты просто очень юна, но скоро ты узнаешь всё, что должен знать нормальный человек.

– Вот ты и сказал это, – пробормотала Настя.

– Что сказал?

– Что я не нормальный человек.

– Глупышка, – поцеловал её в шею. – Если б мне так казалось… Если бы я хоть на мгновение усомнился в тебе… Неужели ты полагаешь, что я смог бы увлечься пустышкой?

Она медленно повернулась к нему лицом. Губы подрагивали. Настя хотела сказать что-то, но не решалась.

– Ты умница, – шепнул он ей прямо в ухо.

Она прижалась ухом к его губам, будто старалась не потерять ни крупицы прозвучавшей мысли.

– Думаешь, я буду… буду, как… Мне хочется знать всё, что знаешь ты, чтобы мы на равных говорили. Не хочу выглядеть дурой!

Он навис над ней на локтях и прикоснулся губами к её рту.

– Я обещаю тебе, – проговорил Жан-Пьер, – обещаю сделать всё, чтобы ты не чувствовала… чтобы не было досады… чтобы ты взлетела…

***

Через два дня у Насти состоялась очередная фотосессия, после которой девушка предстала перед де Бельмонтом с ярко накрашенным лицом и чёрными лаковыми волосами. Этот новый образ ей так понравился, что она оставила его и после съёмки.

– Свободна на целый месяц, – лучась детским счастьем, заявила она. – Вся твоя.

– Тогда едем.

– Куда?

– В Канн. Логинов оставил мне два пригласительных на фестиваль.

– На кинофестиваль? – она захлопала в ладоши. – Боже, как здорово! Я мечтала об этом.

– А потом махнём в Сан-Тропе.

– Зачем?

– Отдыхать. У меня там дом, – объяснил Жан-Пьер и засмеялся. – Фамильное гнездо.

– На море? – Настя, пританцовывая, закружилась на месте.

– Сколько дать тебе на сборы? Возьми лишь необходимое. Остальное докупим на месте.

– Ты знаешь, сколько это – необходимое? Если бы ты сказал: хватай купальник и ничего больше… А вдруг танцы, бал? Такое возможно, правда? Как я могу ничего не брать?

– Ты права, – согласился он. Её серьёзность забавляла его.

Она потребовала несколько часов для сборов, а когда он приехал к ней на квартиру, она всё ещё перекладывала свои кофточки и платья с место на место, требуя совета и помощи Жан-Пьера.

– А какой у тебя дом?

– Увидишь

– А много у тебя там друзей?

– Узнаешь.

– А долго мы там будем?

Вопросы сыпались из неё один за одним.

– Мадемуазель, – укоризненно посмотрел он, – у нас билеты на самолёт. Очень хотелось бы не опоздать.

Ницца встретила их хмурыми облаками.

– Погода не радует, – наморщив носик, констатировала Настя.

Жан-Пьер поцеловал её в плечо и направился за автомобилем в службу проката. Настя осталась в кафе, помешивая кубики льда в апельсиновом соке. Она не любила самолёты, полёт утомил её, и она сидела, понурившись. Придавленная усталостью, она не заметила, как вернулся де Бельмонт.

– Можем ехать, – сказал он, подхватывая её сумку. – Ты отдохнула? Хочешь посмотреть город?

– Отсюда и так всё видно, – вяло пожала плечами Настя.

– Взбодрись, – засмеялся Жан-Пьер. – Оглянись, тебя приветствует Ницца!

– Хочу солнца и купаться.

– Всё будет завтра, милая, наберись терпения.

Настя послушно пошла за Жан-Пьером к белому автомобилю с откидным верхом.

Из-за низких облаков казалось, что вечер наползал быстрее обычного. Город, окутанный тусклой синевой, источал сонливое спокойствие. Кое-где уже зажглись фонари, но изогнувшаяся возле моря набережная ещё не светилась огнями.

– Сейчас покажу тебе маленький кусочек твоей родины, – сказал де Бельмонт.

– Здесь?

Автомобиль выехал на Английскую набережную. С моря дул прохладный воздух, и Настя с наслаждением подставила лицо ветру. Перед отелем «Негреско» де Бельмонт повернул налево, и вскоре они остановились. После быстрой езды и шума машин на улице здесь всё было окутано тишиной. Впереди виднелись зелёные купола с крестами. Обрамлённые пышной зеленью стоявших вокруг пальм, купола смотрелись странно, почти неуместно.

– Что это? – удивилась Настя.

– Русская церковь.

Жан-Пьер вышел из машины и сделал несколько шагов в сторону храма. Настя продолжала сидеть в машине.

– Не пойдёшь? – удивился де Бельмонт и пошёл обратно.

Настя смотрела на купола и думала о чём-то. Из садика доносилась русская речь.

– Русские гости приходят сюда, – Жан-Пьер внимательно следил за выражением её глаз. Ему очень хотелось знать, какие мысли бродили в её красивой головке.

– Не пойду, – ответила наконец девушка.

– Что так?

– Не люблю. Церковь пугает меня.

– Чем же? Там спокойно и тихо.

– В этом садике спокойнее, – указала она глазами на деревья.

Из её сумки раздался громкий телефонный звонок. Настя торопливо расстегнула замочек и начала искать завалившийся на самое дно мобильник. Вытащив его, она раздражённо отключила телефон.

– Нельзя ходить в церковь просто так, – сказала она, заметив взгляд де Бельмонта.

– То есть?

– Должна быть серьёзная причина, чтобы переступить её порог. Какая-то важная просьба… Не знаю… Уедем отсюда.

Де Бельмонт завёл машину, плавно развернулся, и они неторопливо покатили вниз к набережной.

– Ты голодна? Поужинаем здесь или подождём до Канн?

– До Канн.

Настя с удовольствием вдыхала морской воздух и разглядывала знаменитую набережную, теперь уже залитую светом включавшихся один за другим фонарей и заполненную гулявшими курортниками.

– Вечером здесь всегда толпы, – сказал де Бельмонт. – Зато утром никого нет.

– Почему никто не купается. Холодно?

– Вечером никогда не купаются. Вдобавок сейчас прохладно.

Ночная подсветка делала улицу сказочно красивой. Сияли вывески дорогих отелей, шумно качались густые ветви пальм, громко накатывали волны, взлетали самолёты…

– Хорошо, – прошептала Настя, и Жан-Пьер улыбнулся, увидев, что её усталость отступила.

В дороге она задремала и проснулась только в Каннах. Регистрация в отеле заняла считанные минуты, и Настя потянула Жан-Пьера за руку.

– Теперь на пляж.

– Уже темно.

– Ну и что?

– Здесь не принято.

– Но ведь не запрещено? – возразила она. – Тогда я окунусь. Хочу в волны.

Она достала из сумки купальник, скрылась в ванной и вышла оттуда через пару минут.

– Идём же! – громко приказала она, и де Бельмонт не посмел отказать. Ему казалось, что он никогда не посмеет отказать этой девушке, пусть даже её желания будут противоречить здравому смыслу. Настя в ту минуту была воплощением счастья, никто не мог сказать ей «нет».

Она бросилась в море, не проверяя, насколько холодна вода, и Жан-Пьер присел на песок, втягивая носом морской воздух и любуясь мелькавшим в сумраке девичьей фигуркой. Настя ныряла с головой, появлялась, махала ему рукой, широко улыбалась.

– Не холодно?

– Бодрит…

Далеко в море мчался катер, весёлые пассажиры размахивали бенгальскими огнями. С набережной доносилась музыка, играл джазовый оркестр. Свет фонарей и вывесок колыхался в подвижной воде.

Когда Настя вышла, Жан-Пьер протянул полотенце, но девушка тряхнула головой в ответ. Брызги разлетелись вокруг, осыпали де Бельмонта, намочили его рубашку. Жан-Пьер невольно вздрогнул.