– Почему порвал с военными?

– Устал от крови и пороха. Я считал себя честным, но кого интересуют мои взгляды? Пиши, что велят. Военная промышленность меньше всего заботится о мнении пишущей братии.

– Это и понятно. Значит, ты порвал с ними?

– Ну да… Можно сказать и так…

– Тебя выгнали?

– Да… Понимаешь, пьют все, но не всех за это отправляют на гильотину.

– Да, мы все равны, но равны не во всём, – согласился де Бельмонт.

– Мне захотелось спрятаться, убежать от острых тем, рассказывать о пустяках… Деньги – не главное…

– И ты связался с голубыми?

– Не поверишь, но я не мог найти ничего больше. Третий год пишу для них. Опротивело.

– Ты же сам хотел рассказывать о глупостях, о пустяках.

– Надоело… Но кому я теперь нужен?

Тибо потупил взгляд.

– Я весь в долгах… Давай выпьем?

– Мне пора уезжать, старина.

– Послушай, мне нужны деньги. Если бы ты мог…

– Сколько нужно?

– Тысячи три для начала, – пьяно промямлил Демьян.

– Что значит «для начала»?

– Ну…

– Лучше я помогу тебе с работой. Хочешь попробовать свои силы ещё раз? Я дам тебе рекомендацию.

Тибо неопределённо развёл руками.

– Конкретнее, – потребовал де Бельмонт.

– Хочу.

– Тогда возьми мой телефон, – Жан-Пьер протянул свою карточку и порылся в карманах. – У меня почти нет наличных денег. Вот четыреста евро, больше нет ничего при себе. Приезжай в Париж. Дальше видно будет.

– Спасибо, – без энтузиазма ответил Тибо Демьян.

– Не пей больше сегодня.

– Ладно, – кивнул Тибо, но де Бельмонт понял, что его бывший друг вряд ли последует разумному совету. – Буду ждать твоего звонка.

– Да, да, спасибо…

Де Бельмонт поискал глазами Настю и помахал ей рукой.

В Сан-Тропе они вернулись далеко за полночь. Подъезжая к дому, увидели свет в окнах.

– Интересно, кто это может быть? – удивился де Бельмонт и тут же сам ответил, увидев машину во дворе. – Антуан!

– Кто?

– Мой сын… Какого дьявола он приехал? И не предупредил.

Антуан появился в двери, услышав, вероятно, шорох колёс по гравию. Он был высокий, стройный, длинноволосый.

– Отец! Здравствуй! – звонко поздоровался юноша.

– Здравствуй, – с некоторой настороженностью поприветствовал Жан-Пьер.

– Извини, что я нагрянул без предупреждения.

– Ничего страшного.

– Послезавтра мы с Анной отправляемся в Испанию. Так что мы сюда заскочили буквально на пару дней, если не возражаешь.

– Вы уже здесь. Могу ли я возражать? Кто такая Анна?

– Моя девушка, – объяснил Антуан. – Она наверху.

Жан-Пьер настолько сосредоточился на разговоре с сыном, что забыл представить Настю. Спохватившись, он назвал её имя.

– Вы русская? – спросил Антуан. – Я без ума от Достоевского.

– Мы недавно обсуждали с Настей Достоевского, и я сказал, что он нестерпимо скучен, – сухо проговорил Жан-Пьер.

– О вкусах не спорят, – беззаботно отозвался Антуан.

– Предлагаю перенести знакомства на утро, – предложил де Бельмонт. – Мы устали с дороги.

Настя кивнула, уловив напряжение в голосе мужчины. Приезд сына не входил в планы Жан-Пьера и вызвал его недовольство, хотя он старался не проявлять его. Настя попрощалась и прошмыгнула в ванную. Антуан придержал отца за локоть.

– Мама сказал, что ты заезжал к ней.

– По её просьбе, – ответил Жан-Пьер.

– По своей инициативе ты никогда не появляешься у неё.

– Нет причины. Ты взрослый, должен понимать, что мужчину и женщину что-то должно связывать. Если это «что-то» отсутствует в отношениях, то в лучшем случает они остаются друзьями, в худшем – чужими друг для друга.

– Мне не кажется, что вы чужие, – возразил Антуан.

Жан-Пьер с удивлением посмотрел на сына.

– Не кажется? Кто же мы тогда?

Молодой человек пожал плечами и достал сигареты.

– Ты всё ещё куришь? – недовольно спросил Жан-Пьер.

– Как видишь.

– Ты же знаешь, что я не люблю… И вообще табак вреден.

– Не бойся, отец. Табак не убивает на месте, – криво усмехнулся Антуан. – А умереть я могу и на тех ступеньках, случайно оступившись. И не пытайся улизнуть от разговора… Мама до сих пор любит тебя.

– Глупости. Она сменила после мен множество мужчин, даже вышла замуж.

– Это ничего не значит. О тебе она всегда отзывается только в превосходной степени.

– Неужели?

– Она жалуется на здоровье, но мне не удалось вытянуть из неё ничего внятного, – сказал Антуан.

– Мне тоже. Думаю, что это банальная неврастения. Она всегда была заражена мыслью, что в ней сидит какая-то болезнь. Есть люди, которым важно быть больным. Так им проще находить язык с окружающим миром: удобный повод пожалобиться. Твоя мать всегда обожала жаловаться на здоровье, но никогда не болела.

– В таком случае пусть продолжает жаловаться и не болеет. Спокойной ночи. И прости, что я нарушил ваше уединение.

– Это и твой дом тоже, – сказал Жан-Пьер.

– Но время сейчас твоё. Завтра мы с Анной отправимся дальше. В крайнем случае, послезавтра. Мне бы хотелось побыть с тобой. Мы редко видимся. Не оправдывайся, я всё понимаю: у каждого своя жизнь, время расписано. И всё же… Ну, ладно, иди спасть.

– Спокойной ночи, Антуан…

Утром Жан-Пьер увидел Анну. Она была очаровательная, похожая как две капли воды на молодую Софи Марсо. Но самое невероятное заключалось в том, что Жан-Пьер хорошо знал её.

Анна улыбнулась ему, но продолжала вести себя так, словно впервые видела его. Де Бельмонт поздоровался и тут же засыпал сына вопросами об их планах, как будто забыл о том, что накануне уже говорил с Антуаном на эту тему. Сын спокойно ответил на все вопросы и ещё раз извинился за вторжение.

В считанные минуты Настя и Анна превратились в лучших подруг, щебетали без умолку о всякой ерунде. Де Бельмонт всегда удивлялся умению женщин говорить о пустяках увлечённо и страстно, будто в этих пустяках заключался для них смысл жизни. Они обсудили всё, начиная с косметики и заканчивая нижним бельём, но ни разу не упомянули ни живопись, ни литературу, ни даже эстрадную музыку.

Обедали все вместе, выбрав крохотный ресторанчик на набережной и любуясь качающимися мачтами яхт, похожими на густой лес.

– Мало кто купается, – заметил Антуан.

– А я всё равно плаваю, – гордо заявила Настя.

– Я тоже должна попробовать, – улыбалась Анна.

– Весь Лазурный берег в твоём распоряжении, – Антуан широким жестом обвёл море, и Жан-Пьер услышал в его голосе свои интонации.

«Такой же сердцеед растёт. Только он будет лучше меня, обязательно лучше. Люди обязаны становиться лучше с каждым новым поколением. Правда, у Симона сын бездельник и наркоман, а у Болонье обе дочери непрошибаемые тупицы и шлюхи, несмотря на полученное образование, но ведь исключения есть всюду. Да, да, мне хочется верить, что люди становятся лучше, и я готов закрывать глаза на правду. Мне хочется верить, что у меня вырос замечательный парень, которым можно гордиться. Но почему я так думаю? В чём-нибудь он разве уже проявил себя? Просто внимательный и заботливый? Любит мать и отца? Разве этого мало?»

– Надо сходить за купальником, – сказала Анна и томно потянулась. – Жаль, что здесь нельзя купаться нагишом…

Жан-Пьер познакомился с Анной в прошлую новогоднюю ночь, которую он провёл в особняке одного известного артиста. Он даже не знал, с кем она пришла и не спрашивал её об этом. Молодая, энергичная, пышущая весельем и здоровьем, она повисла у него на шее, когда изрядно накачалась коньяком, и увлекла его в дальнюю комнату. Де Бельмонт давненько не позволял себе такого, но тут что-то давно забытое включилось в нём, какой-то хулиганский азарт, попирающий все правила приличия. Анна хотела секса, и она получила его. Всё произошло на кожаном диване, довольно быстро и грубо, но де Бельмонт остался доволен. Когда начали одеваться, Анна никак не могла найти свои туфли, а Жан-Пьер вообще не помнил, была ли она в туфлях. Они вернулись в компанию вместе, и Анна долго хохотала, рассказывая всем подряд, что потеряла где-то обувь. Жан-Пьер пытался деликатно выяснить у присутствующих, кто она, но никто не знал. Наверное, тот, кто привёз её, уже уехал. Возможно, уехал с чужой женой. Такое иногда случалось в мире богемы.