Хэтч с Синклером отыскали на палубе свободный пятачок, уселись, прислонившись спиной к мачте, и сержант стал набивать трубку необыкновенно ароматным табаком, к которому пристрастился в Индии. Мимо медленно прошел Уинслоу, бросив на Синклера неодобрительный взгляд. Лейтенант с вызовом посмотрел на него.

Хэтч перехватил их взгляды и сказал:

— Вы рискуете впасть в немилость товарищей, общаясь с такими типами, как я.

— Я имею право общаться с кем захочу.

Хэтч раскурил трубку.

— Я служу им неприятным напоминанием.

— О чем?

— О том, что они еще не участвовали в настоящих боях. — Он выпустил облако дыма, и воздух наполнился изумительным табачным ароматом. — А еще, наверное, о битве при Чиллианвалахе.

Для Синклера стало сюрпризом, что сержант Хэтч участвовал в сражении, которое обернулось для британской кавалерии настоящей катастрофой. В военных сводках того времени сообщалось, что легкая кавалерийская бригада выдвинулась без предварительной подготовки и разведки местности навстречу мощной армии сикхов в Гималайских предгорьях. После того как артиллерийские дивизионы неожиданно нарвались на мощную конницу противника, солдаты в центре линии наступления начали массово отступать — то ли по собственной воле, то ли по приказу командования, о том история умалчивает, — но сзади их уже поджидали вражеские отряды. Сикхи, известные тем, что не придерживаются ни боевых построений, ни четкого расписания сражений, обнажили острые как бритвы кинжалы и ринулись в атаку. Во всеобщей панике, охватившей британские войска, два английских и один бенгальский полк поджали хвосты и бросились наутек, насквозь разрезав собственные пушечные батареи и оставив позади три полковых знамени, не говоря уже о сотнях убитых товарищей. И хотя с тех пор минуло пять лет, эта история все еще была свежа в памяти.

— Вот почему я храню ее на сердце, — произнес Хэтч, вытаскивая из-под рубашки цепочку с серебряной военной медалью, на которой было выгравировано «Пенджабская кампания, 1848-9». — Каждый, кто пережил тот день, мечтает смыть клеймо позора, — сказал он, пряча награду под рубашкой.

С марсовой площадки высоко над головой ветром принесло сообщение матроса, которое тут же было подхвачено морскими офицерами и эхом передано дальше по палубе. Синклер с Хэтчем быстро поднялись и подошли к правому борту, куда устремились солдаты, еще способные держаться на ногах. Вдали, сквозь стелющуюся по воде дымку тумана они увидели белые барашки волн, накатывающие на крымский берег, и флотилию стоящих на якоре британских кораблей, которые прибыли сюда чуть раньше. На «Генри Уилсоне» подобрали брамсели, и судно вошло в спокойные воды бухты, а вскоре Синклер услышал отрывистые звуки горна и увидел поблескивающие на берегу орудия. От мысли, что высадка началась, у лейтенанта учащенно забилось сердце. Насколько можно было судить по ландшафту вдали, Крым представлял собой территорию с обширными степями без деревьев и кустарников, следовательно, для кавалерийских маневров рельеф местности был идеальный. Синклеру не терпелось поскорее вывести Аякса из трюма, дать ему попастись и свободно побегать по этим, казалось, совершенно безмятежным зеленым холмам.

Когда корабль ближе подошел к берегу и встал на якорь, Синклер заметил в воде множество непонятных объектов. Поначалу он принял их за морских животных, вроде тюленей или дельфинов, но тут один из них поплыл в сторону носа «Генри Уилсона». Плавно покачиваясь на волнах, словно буек, полузатопленный предмет медленно проследовал вдоль всего борта корабля, ударился о деревянный корпус и, попав в водоворот, перевернулся. Только сейчас Синклер понял, что видит выступающие из воды голову и плечи солдата в красном мундире. Прежде чем мертвец, безвольно болтая головой из стороны в сторону, проплыл дальше вдоль кормы в сторону открытого моря, лейтенант успел рассмотреть его впалые щеки и остекленевшие глаза.

И таких тел было множество. Они зловеще покачивались на поверхности воды, словно червивые красные яблоки в бочке с водой.

Матрос, стоящий у леера рядом с Синклером, перекрестился.

— Холера, — пробормотал он. — Покойников не закапывают и не сжигают, опасаясь подхватить заразу.

Синклер вопросительно поглядел на Хэтча с трубкой в зубах.

— Но как же… — произнес Синклер.

Хэтч вытащил трубку изо рта и сказал:

— Перед тем как выбросить покойника за борт, к нему цепляют груз, чтобы он затонул. Но иногда этого оказывается недостаточно.

— Когда тела распухают, — добавил матрос мрачным голосом, — некоторые всплывают на поверхность, как будто возвращаются, чтобы в последний раз посмотреть на живых.

Синклер бросил взгляд на берег, где вовсю разгружали транспортные суда, на белые гребные шлюпки десантных войск, затем на флаги, развевающиеся на морском ветру, на сверкающие в солнечных лучах штыки солдат. А потом снова на жуткую россыпь мертвых тел, безжизненно переваливающихся через белые гребни волн.

— Как называется это место? — поинтересовался он, уверенный, что ответ запомнит навсегда.

Матрос невесело усмехнулся, почесал лоб и, отворачиваясь, произнес:

— Каламитский залив.

11 декабря, 13.00

Бетти Снодграсс и Тину Густафсон иногда принимали за сестер. Обе были светловолосые, с открытыми широкими лицами. Познакомились они в университете Айдахо, на знаменитом факультете гляциологии и арктических исследований, где и получили намертво приставшее к ним прозвище «снежные королевы». Гляциология всегда считалась самой сложной, строгой и физически тяжелой наукой о Земле, что и привлекло к ней внимание девушек. Теоретические исследования кабинетных ученых были не для них. Подруги мечтали о настоящей науке, которая требовала работы в полевых условиях с полной самоотдачей. Человек, собирающийся стать гляциологом, должен сразу приготовиться к тому, что валяться на теплых мексиканских пляжах не удастся.

Словом, Бетти и Тина добились чего хотели.

На станции Адели, вдали от цивилизации, они вели спартанский образ жизни, бурили лед и складывали образцы под землю в вечную мерзлоту, где температура стабильно держится на уровне минус двадцати градусов. А когда требовалось провести анализы на наличие во льду изотопов и газов, благодаря которым можно узнать об изменениях климата с течением времени, они предварительно выносили керны из спрессованного льда на ледовый дворик, давая им немного «расслабиться», как они выражались. Работа гляциологов со временем превратила их в настоящих виртуозов обработки льда, в «ледяных гуру», как они сами себя называли. Бетти как-то сказала Тине, что если дела в гляциологии пойдут совсем худо, они всегда смогут заработать на жизнь ваянием ледяных скульптур.

И вот теперь находка Майкла позволила проявить им мастерство в полной мере. Массивный ледяной блок, выпиленный из подводной глыбы, стоял вертикально между стеллажей с ледовыми кернами и деревянным ящиком с надписью «ПЛАЗМА», служившим домиком для птенца-поморника Олли. Для защиты от ветра дворик был огорожен глухим металлическим забором высотой приблизительно шесть футов, но на этом обустройства и заканчивались — ни пола, ни крыши, лишь серое небо над головой да мерзлая земля под ногами.

Перед тем как приступить к работе, Тина с Бетти по привычке надели поверх зимней одежды стерильные комбинезоны (загрязнить образец льда — пара пустяков), хотя о стерильности подводной льдины они не беспокоились. Ледяной куб подвергся воздействию сотни различных факторов — от пил, которыми его вырезали, до водолазного домика, куда попал сразу после извлечения из проруби. К тому же лучшего способа датировать льдину, чем выяснить возраст вмурованного в нее тела, все равно не найти. На передней стенке куба все еще оставалось несколько дюймов льда, подлежащих удалению, но уже сейчас Бетти могла различить смутные очертания и фасон платья пленницы. Одежда напомнила ей о сериале «Театр шедевров», которым она увлекалась в детстве. Ей даже показалось, что на груди женщины она разглядела тускло поблескивающую брошь цвета слоновой кости.