Мерфи заерзал в кресле, и Майкл понял, что теперь начальник в его руках.
— Пулей, выпущенной из вашего пистолета, прошу заметить.
При этих словах Дэррил вопрошающе поднял брови и обратился к Мерфи:
— Кстати, как вы поступили с телом Экерли, раз уж об этом зашел разговор? Насколько я знаю, он просил, чтобы его тело кремировали, но кремация опять-таки была бы нарушением договора об Антарктике.
— Совершенно верно. — Мерфи пристально посмотрел Дэррилу прямо в глаза. — Поэтому официально Экерли провалился в ледниковую трещину во время полевых исследований.
У Майкла словно гора с плеч свалилась.
— Отлично!
— Я что-то не вполне вас понимаю, — сказал Мерфи.
— Неужели не понятно? Мы можем запросто погрузить на самолет два мешка с телами и без проблем провести их по документам. При этом находящиеся в мешках тела не обязательно должны соответствовать именам, указанным на бирках…
У Мерфи загорелись глаза. Майкл почувствовал, что еще пара убедительных аргументов — и он дожмет О’Коннора.
— Элеонор и Синклер не могут попасть на самолет в качестве пассажиров, но они могут покинуть станцию Адели в качестве груза. Вам только и надо, что задействовать свои бюрократические рычаги, чтобы забронировать мне — и им — место до Сантьяго, а оттуда до Флориды.
Повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов. Наконец Мерфи ее нарушил:
— Но от Сантьяго до Майами лететь девять часов. Они умрут по пути.
— С чего бы им умирать? — напирал Майкл. — Они и не такое переживали. Вековой анабиоз, к примеру. Если уж они после него выкарабкались, то девятичасовой перелет будет для них легкой прогулкой.
— Теперь все изменилось, — возразил Мерфи. — Они живы и к тому же брыкаются. Тем более вы забываете, что они оба страдают серьезным заболеванием.
— Именно об этом я и собирался сказать, прежде чем меня грубо оборвали, — обиженно заметил Дэррил.
Майкл бухнулся на стул, довольный тем, что на некоторое время может передать эстафету Дэррилу. Впрочем, быстро выяснилось, что, перехватив эстафету, Дэррил не собирается ее выпускать из рук уже до самого финиша. Сообщив с гордостью о прорыве в исследованиях рыб Cryothenia Hirschii, он недвусмысленно намекнул, что, возможно, нашел лекарство — или «паллиатив, очень близкий к нему» — от болезни Элеонор и Синклера. Насколько Майкл смог уразуметь ученого, тот предлагал экстрагировать антифризные гликопротеины из крови рыб и ввести их в кровеносную систему людей. По замыслу биолога, кислород и питательные вещества по их организму вместо гемоглобина будут разносить эти самые гликопротеины, а раз так, то испытуемым больше не придется постоянно подпитываться чужой кровью. Затея казалась нелепой, безумной и просто неосуществимой, но по крайней мере это было хоть что-то — первая и единственная тонюсенькая соломинка, за которую Майкл мог ухватиться. И он за нее ухватился.
— По мне, так это бред сивой кобылы, — суммировал Мерфи услышанное. — Но я, конечно, не ученый. С чего вы так уверены, что затея сработает?
— А я и не уверен, — прямо ответил Дэррил. — Эксперимент по трансфузии рекомбинированной крови проводился пока только на рыбах. А выживут ли Элеонор с Синклером после переливания, я не берусь гарантировать.
А времени на дополнительные испытания катастрофически не хватает, сокрушался Майкл.
— Но вы должны помнить, — мрачно произнес Дэррил. — Даже если эксперимент пройдет удачно, они столкнутся с теми же проблемами, что и мои рыбы. Стоит им прикоснуться ко льду, и они покойники.
В течение следующего получаса все трое обсуждали, как сделать так, чтобы план сработал без сучка без задоринки. Мерфи, по его собственному признанию, фиксировал в журнале служебных записей происходящие за день события не очень дотошно — «я просто не смог найти подходящее объяснение тому, как мертвецы смогли вернуться к жизни», — однако его очень беспокоило то, что Майкл уже успел сообщить редактору. Журналист заверил его, что разрубил узел — «хоть это и означает, что я потерял доверие редакции и, возможно, мне больше никогда не поручат серьезные задания». Они прервали дискуссию, только когда в эфир неожиданно вышла станция «МакМердо» и сообщила о надвигающейся снежной буре. Мерфи махнул Дэррилу и Майклу, чтобы те проваливали из кабинета, а сам принялся надиктовывать в телефонную трубку барометрические данные, собранные на станции Адели за последние двадцать четыре часа.
Журналист с биологом немного постояли в коридоре, чтобы перевести дух и все осмыслить. Майкл был настолько взбудоражен, что чувствовал, будто у него по венам проходят электрические токи.
— Эта твоя трансфузия… Как скоро ты сможешь ее сделать? — Майкл сгорал от нетерпения.
— Еще часа два работы в лаборатории, и сыворотка будет готова.
— Но мы окружены льдом, — с волнением напомнил Майкл.
— Которого они не коснутся. Мы поместим обоих в герметичные мешки прямо в изоляторе и продуктовом складе. Какие у нас еще варианты? Или, может, ты хочешь провести процедуру самостоятельно по прибытии в Майами?
Майкл понимал, что этот номер не пройдет.
— Если у них проявятся негативные реакции, — продолжал Дэррил, — то пусть уж лучше они проявятся здесь, до того как их упакуют в мешки и отправят на континент.
— Элеонор первая?
— Естественно, — ответил Дэррил. — Думаю, Синклера, зная его характер, придется дольше уламывать на проведение эксперимента.
Дэррил повернулся, собираясь уйти, но Майкл придержал его за локоть.
— Сам как считаешь, сыворотка сработает? Элеонор вылечится?
Дэррил поколебался, затем, тщательно взвешивая каждое слово, ответил:
— Если все пройдет нормально, Элеонор и Синклер смогут вести вполне нормальную жизнь. — Он пристально поглядел на Майкла, прямо как Мерфи совсем недавно на него смотрел, и добавил: — При условии, конечно, что ты считаешь нормальным жить, как змея, которой приходится регулярно выползать на солнце, чтобы прогреть тело. Если Элеонор будет периодически получать дозы сыворотки, она не будет испытывать тягу, как сейчас. Правда, она все равно останется носителем инфекции до конца жизни.
У Майкла заныло сердце.
— Как и Синклер, — сказал биолог, словно хотел немного подсластить горькую пилюлю. — Друг для друга они не будут представлять опасности.
Майкл молча кивнул, понимая, что в логике Дэррила есть смысл. Но легче на сердце от этого не стало.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
26 декабря, 11.20
— Под вымышленными именами, — сказал Синклер. — Мы всегда путешествовали только под вымышленными именами и регулярно их меняли. Выбор того, кем мы станем в Сан-Ремо, Марселе и прочих городах, в которых останавливались позже, в определенном смысле стал для нас игрой.
Лоусон слушал как завороженный, поэтому Синклер даже не поленился поведать ему о самых драматических эпизодах их путешествия по Европе. В частности, лейтенант поведал о ночном перевале через горное ущелье на лошадях, о чудесном спасении от городских властей, заподозривших неладное, и о том, как по-крупному играл в карты и выигрывал большие деньги, которые почти полностью покрывали расходы на переезды с места на место. Однако другие, более неприглядные стороны их беглой жизни он старательно обходил стороной, в первую очередь непрекращающиеся мытарства в поисках источников свежей крови. Такие подробности, разумеется, никому знать не обязательно. К тому же времени остается все меньше. Через пару часов смена Лоусона закончится, и на пост вернется более опасливый Франклин. Если Синклер действительно планирует осуществить задуманное, да еще и выгадать максимум времени до того, как его хватятся, действовать надо немедленно.
— Из Марселя мы двинулись дальше на запад. В Севилье Элеонор заболела, и я решил, что морской воздух ей поможет, поэтому мы переехали в небольшой городок на берегу залива Кадис. Название навскидку сказать не могу, однако если бы я его услышал…