Он тут же сообразил, что эти слова звучат для нее как чистая тарабарщина, поэтому добавил:

— Механические устройства.

Простой ответ, кажется, удовлетворил Элеонор… однако она вдруг помрачнела. Судя по выражению ее лица, она даже сейчас, уткнувшись носом в заросли роз и вдыхая цветочный аромат, думала о чем-то неприятном. Девушка застыла над цветником, нахмурившись.

— Майкл… — наконец вымолвила она, но замолчала, не зная, как продолжить мысль.

— Да?

Она помедлила еще секунду, затем, отбросив нерешительность, сказала:

— Я никак не могу отделаться от чувства, что вы от меня что-то скрываете.

Что правда, то правда, отметил про себя Майкл, но он скрывал от нее такмного, что, решись поговорить с ней начистоту, не знал бы, с чего начать.

— Это имеет отношение к лейтенанту Копли?

Майкл медлил с ответом. Врать не хотелось, однако сообщать ей правду ему категорически запретили.

— Мы его ищем.

— Вы ведь понимаете, что он попытается меня разыскать. И если он еще не начал поиски, то сделает это очень скоро.

— Я бы этому не удивился, учитывая, что он ваш муж, — сказал Майкл.

Она пристально на него посмотрела, словно ее подозрения — или как минимум их часть — нашли подтверждение.

— Почему вы считаете, что он мой муж?

— Простите, я просто решил, что…

— Возможно, с точки зрения Синклера, это и так, но только не с точки зрения Господа. По причинам, о которых я не могу рассказать, мы не могли обвенчаться.

Майкл не стал задумываться, почему ее безапелляционный тон так его воодушевил. Но раз щекотливая тема была затронута, он решил не упускать удобную возможность копнуть поглубже.

— А вам не хотелось бы вновь воссоединиться… при условии, конечно, что он жив и здоров?

К удивлению Майкла, она замялась. Элеонор задумчиво уставилась на желтый цветок орхидеи, погладив пальцами его вощеные листочки.

— Синклер всегда был и будет моей самой большой любовью в жизни.

Она нежно провела пальцами по желтым лепесткам.

— Но жизнь, которую мы вместе вынуждены влачить, не может длиться долго… да и не должна.

Майкл, ясное дело, понимал, о чем она толкует, но помалкивал.

— Боюсь, по прошествии лет он променял любовь ко мне на преклонение перед чем-то другим… Тем, что имеет над ним куда большую власть, чем я.

Прямо у них над головами включились разбрызгиватели, выпуская в воздух холодный водяной туман, но Элеонор даже не шелохнулась.

— И что это? — спросил Майкл.

И она ответила:

— Смерть.

Разбрызгиватели отключились, а Элеонор отвернулась, словно устыдившись признания.

— Ему так часто приходилось видеть смерть, что он почти породнился с ней. Она постоянно рядом, словно верный пес. Но Синклер не всегда был таким, — быстро добавила она, словно заглаживая предательство. — Когда мы встретились с ним в Лондоне, он был совсем другим человеком. Милым, заботливым и всегда находившим способ как-нибудь меня развеселись.

При этих словах она улыбнулась.

— Почему вы улыбаетесь?

— О, просто воспоминания. Вспомнила день в Аскоте, после которого был ужин в лондонском клубе. Бедный Синклер. Кажется, он всегда был на шаг впереди своих кредиторов.

— Вы разве не говорили, что он происходит из аристократической семьи?

— Его отец был графом, и Синклер стал бы им со временем, но уж слишком часто он обращался к семье за финансовой помощью. Думаю, его отец был горько разочарован сыном.

Водяная пыль легла ей на голову словно тонкая вуаль.

— Но все его планы на будущее разрушились в Крыму. Каждый, кто там побывал, изменился, каждый, кто выжил, вернулся с искалеченной душой. Избежать этого было невозможно.

Тыльной стороной руки она стерла осевшие на волосы капельки воды.

— Нельзя каждый вечер купаться в крови, а наутро просыпаться без единого пятнышка, — подытожила она.

Майкл невольно задумался обо всех войнах, которые произошли с той поры, и солдатах, что так же тщетно старались оставить в прошлом ужасные воспоминания. Некоторые вещи не меняются.

Не глядя на него, Элеонор вдруг спросила:

— Как вы думаете, сколько меня еще здесь будут держать?

— А куда бы вам хотелось отсюда уехать? — ушел он от ответа встречным вопросом.

— О, это просто. Я хочу домой, в Йоркшир. Я понимаю, что никого из моей семьи там уже нет и многие вещи изменились, и тем не менее… не может все измениться до неузнаваемости, правда? Наверняка холмы все еще на месте, как и реки с деревьями. Старых магазинов в деревне, конечно, нет, но ведь на их месте открылись новые? Остались городская площадь, церковь, вокзал с кондитерской, где всегда пахло горячими ячменными лепешками с маслом…

Она говорила, а Майкл гадал, осталось ли хоть что-нибудь из того, что она вспоминает. Холмы могли запросто сровнять с землей ради строительства нового жилого квартала, а старый железнодорожный вокзал закрыть многие годы назад за ненадобностью.

— Я не хочу умереть в таком месте, как это. Я не хочу умереть во льдах. — Она понурила голову, и плечи ее задрожали.

Майкл мягко повернул Элеонор к себе.

— Этого не случится, — сказал он. — Я обещаю.

Она посмотрела на него глазами, полными слез, словно пытаясь убедиться, что он говорит правду.

— Но как вы можете давать такие обещания?

— Могу, — ответил он. — И я его выполню. Обещаю, что не уеду отсюда без вас.

— А вы уезжаете? — спросила она с тревогой в голосе. — Куда вы уезжаете?

— Домой. В Соединенные Штаты.

— Когда?

Он понял, чего она боится больше всего — не просто умереть во льдах, но умереть от своей ужасной болезни уже совсем скоро… До того как сможет снова увидеть родной дом. Даже в эту минуту, думал Майкл, она, вероятно, изо всех сил пытается противостоять почти неодолимой тяге.

— Скоро. Очень скоро, — ответил он и обнял Элеонор за плечи.

На ее волосах все еще поблескивали капельки воды.

Она сама шагнула Майклу навстречу и прижалась щекой к его груди.

— Вы не понимаете… — прошептала она. — Если бы понимали, то никогда не стали бы давать столь опрометчивое обещание.

Но Майкл придерживался иного мнения.

Ему вспомнилось другое обещание, данное им на скалистом уступе в Каскадных горах. Как и в тот раз, Майкл был полон решимости сдержать данное слово во что бы то ни стало.

— Я вас ни за что не оставлю, — поклялся он.

26 декабря, 9.30

Синклер внимательно изучал поведение обоих приставленных к нему надзирателей, пытаясь понять, на кого из них при удобном случае будет разумнее напасть.

Из этих двоих тип по имени Франклин явно более туповат, но в то же время более осторожен. Он, прямо как рядовой в армии, выслуживается перед начальством и слепо выполняет приказы, не слишком задумываясь над их смыслом. Ему приказали не приближаться к заключенному, вот он и не приближается. Франклин даже в беседы вступать отказывается и в течение всех своих смен молча сидит, зарывшись носом в журналы с вульгарными картинками на обложке.

Другой охранник, малый по имени Лоусон, более интеллектуально развит, более общителен и в целом более любопытен. Синклеру показалось, что он восхищен чудесным появлением пришельца из другого времени, и, несмотря на то что ему, без сомнения, отдан такой же приказ, что и Франклину, парень мог бы его нарушить. Сменив Франклина на дежурстве, который после прихода напарника выпорхнул со склада как на крыльях, Лоусон откинулся спиной на ящик, вытянул ноги и приготовился к долгой задушевной беседе. Синклер отметил, что ботинки Лоусона очень добротные, с толстыми подошвами и крепкими шнурками, да и вообще находятся в лучшем состоянии, нежели его сапоги для верховой езды, один из которых был к тому же разодран собакой.

Сегодня Лоусон принес большую книгу с множеством цветных картинок. Синклер не мог рассмотреть, что это за книга, однако был более чем уверен, что вскоре это узнает. Лоусон не мог пересилить желание поболтать.