Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Бернардино прильнул глазом к щели в том месте, где одна створка складной ширмы на петлях присоединялась к другой. Одного взгляда на Леонардо ему было довольно, чтобы понять, что учитель все видел — он всегда все замечал. Но хотя борода да Винчи, украшавшая его лицо, скрывала те разнообразные чувства, которые одолевали великого живописца, ничто не могло скрыть его насмешливо приподнятую бровь, когда он вновь взял в руки кисти, делая вид, что занят работой.

Леонардо да Винчи никак нельзя было назвать святым: его пренебрежительное отношение к религии граничило с ересью, так что шутники не раз смеялись над тем, как сильно он со своей кустистой седой бородой и седыми волосами смахивает на изображения того Бога, в которого сам не верит. Впрочем, подобные насмешки Леонардо совершенно не задевали, иронию и шутливое отношение к жизни он любил во всех проявлениях, именно поэтому он и прощал Бернардино его бесконечные любовные похождения. Этот юноша понравился ему с самого начала, Леонардо даже подарил ему свой знаменитый альбом набросков, известный как «Libricciolo». [9]В альбоме было пятьдесят гротескных изображений всевозможных человеческих уродств и увечий, в разное время запечатленных этим великим художником. Там, например, имелись портреты молодой женщины, у которой вместо носа были две зияющие дыры, и парня с такими огромными бубонами на шее, что казалось, будто у него три головы, а еще там был набросок какого-то несчастного существа, от природы лишенного рта, так что есть бедолага мог только через нос, всасывая пищу через особое устройство, тонкое, как соломинка, которое сам же Леонардо и изобрел. Бернардино мог часами рассматривать эти странные рисунки, впитывая мастерство и удивительную наблюдательность мастера, а учитель, поглядывая на него и благосклонно кивая, говорил:

— Видишь ли, Бернардино, когда рисуешь пухлых ломбардских красоток, следует помнить: не все, что создает природа, красиво.

Но если «Libricciolo» показывал всевозможные человеческие уродства в их естественном виде, так сказать без прикрас, то сам Бернардино, с таким восторгом рассматривавший альбом Леонардо, был столь хорош собой, что это порождало весьма непристойные сплетни о том, что этот красивый мальчик вызывает у своего учителя восторг не только эстетический. Да и зачем иначе было ему повсюду таскать за собой смазливого юнца? Вот он и в свою родную Флоренцию его притащил! А ведь парнишка еще и учеником его в Милане побыть не успел, да и вообще до этого ни разу в жизни не покидал округлой и плоской ломбардской равнины, с одной стороны ограниченной горами, а с другой — цепью озер.

Из-за ширмы Бернардино было хорошо видно, как Франческо Джокондо широкими шагами меряет студию, как он мечется, цепляя и роняя холсты своим развевающимся плащом с вышитыми на нем завитушками. Все ученики Леонардо дружно прекратили работать и во все глаза глядели на разъяренного рогоносца, однако сцена эта ни у кого особого удивления не вызывала: все понимали, что причина бешенства синьора Джокондо наверняка связана с проделками Бернардино. Правда, в данном случае и особых причин для веселья не было: Франческо явился не один, а в сопровождении двоих слуг в ливреях, украшенных фамильным гербом Джокондо, и шпаги их грозно позвякивали в такт шагам. И в случае чего синьор Джокондо, разумеется, получит поддержку всех флорентийских законников, которые с пеной у рта будут защищать его, одного из самых богатых купцов города. Наконец оскорбленный муж перестал метаться и резко затормозил перед Леонардо, слегка умерив свой пыл, что явственно давало понять, сколь презрительно он относится ко всяким там художникам и тому подобному сброду.

— Прошу извинить меня за вторжение, синьор да Винчи, — сказал Франческо таким тоном, словно уже получил от художника извинение, — но я ищу вашего ученика Бернардино Луини, жестоко меня оскорбившего.

Бернардино заметил, как при этом купец покосился на свою супругу, по-прежнему неподвижно сидевшую на возвышении с молитвенно сложенными руками. Этим взглядом, брошенным исподтишка, он напомнил молодому художнику одного из котов его бабки — такого же гладкого, толстого и опасного, готового неожиданно цапнуть или вцепиться в тебя когтями.

Синьор да Винчи сделал еще несколько мазков, затем спокойно отложил кисть и повернулся к Франческо, постаравшись придать лицу удивленное выражение. Однако перед этим, как успел заметить Бернардино, глаза его коварно блеснули. Похоже, Леонардо намерен позабавиться.

— Я несколько озадачен вашим заявлением, синьор дель Джокондо, — произнес он. — Моему ученику всего двадцать три года, он учится искусству живописи. Так какое же зло мог он причинить вам, столь богатому и знаменитому купцу?

Эти слова явно сбили Франческо с толку. Бернардино усмехнулся. Он, как и Леонардо, прекрасно понимал: купец ни за что не признается в том, что стал рогоносцем по вине какого-то жалкого ремесленника. Понимал он также и то, что Леонардо проявит интерес к случившемуся лишь в том случае, если это коснется его работы, то есть если синьор Джокондо вздумает немедленно забрать из студии жену и ее портрет невозможно будет закончить. Вот тогда мастер, безусловно, по-настоящему огорчится. А значит, будет любыми способами защищать репутацию той, что ему позирует. Ну и заодно репутацию своего беспутного ученика.

Франческо неловко потоптался на месте, перемещая с ноги на ногу свой немалый вес, и наконец пробормотал:

— Это дело очень личное, синьор да Винчи. Оно связано с моей… торговлей.

— Видите ли, синьор. — Леонардо деликатно кашлянул. — Я просто в отчаянии: ведь я-то ничем не могу помочь вам решить ваши проблемы с… торговлей. — При этих словах бровь художника опять лукаво поползла вверх. — К тому же, боюсь, синьора Луини в данный момент вы здесь не найдете. Дело в том, что не так давно я получил заказ от его светлости дожа Венеции и отправил Бернардино в этот славный город, дабы он там все подготовил к началу работ.

Франческо недоверчиво прищурился, не сводя глаз с художника, но Леонардо, ничуть не смутившись, извлек из рукава письмо и протянул ему.

— Вам ведь наверняка известен герб дожа?

Купец взял протянутое письмо, тщательно обследовал печать и с недовольным видом признал ее подлинность. Затем он попытался было вскрыть послание, но художник моментально отобрал у него письмо и сухо заметил:

— Извините меня, синьор, но это также очень личное дело.

И с этим Франческо ничего поделать не мог. Он, впрочем, еще попытался сохранить достоинство, заявив:

— Ну что ж, значит, пока этот щенок больше не будет попадаться мне на глаза! Но пусть знает: если я еще раз увижу его на улицах Флоренции, он тут же получит вызов и будет мною убит!

Бернардино за ширмой в изумлении округлил глаза. Господи, да ведь на дворе уже 1503 год! Целых три года, как наступил новый век, а этот человек по-прежнему вещает, точно обманутый любовник из античной пьесы! Бернардино, продолжая внимательно следить за своим соперником, увидел, как тот, галантно подав руку жене, по-прежнему недвижимо сидевшей на возвышении, сухо велел:

— Следуйте за мной, мадам.

И Бернардино заметил, как Леонардо при этих словах вздрогнул, потом прямо-таки окаменел и в отчаянии воскликнул:

— Нет-нет, синьора! Умоляю, не шевелитесь! И не вставайте с места! — Он живо повернулся к Франческо: — Синьор, у вас ведь нет и не может быть никаких особых причин уводить вашу супругу из моей студии? И я очень надеюсь, что в отсутствие того человека, который вас обидел, вы постараетесь забыть о нанесенном вам оскорблении, ведь ни я, ни ваша жена ничуть в этой истории не виноваты, или я не прав?

Этого Франческо, разумеется, никак не мог отрицать, тем более прилюдно, и, похоже, заколебался, а Леонардо тут же прибегнул к лести.

— Вы только представьте себе, синьор, сколь сильно укрепит этот портрет вашу репутацию горячего поклонника и покровителя изящных искусств!

вернуться

9

Здесь:«Маленькие непристойности» (ит.).

7
{"b":"150835","o":1}