Кевин спросил:

— Болит, да?

— Иногда.

— Доктору звонила?

— Да что от него толку. Все в порядке, вот и весь его ответ. Никакого артрита у вас нет, миссис Даффи. А таблетки, которые он назначает… в них, по-моему, один сахар и больше ничего, Кев. Просто так, чтобы я не жаловалась. Но боль-то настоящая. Бывают дни, когда я пальцами не могу пошевелить.

— Значит, другой врач?

— Так трудно найти того, кому можно доверять.

«Как это верно», — подумала она.

И кто это научил ее быть такой недоверчивой и подозрительной?

— Я имел в виду телефон, — сказал Кевин, натягивая толстый серый свитер через голову. — Ты звонила другому врачу? Если боль усиливается, надо же что-то делать.

— А-а. — Валери уставилась на телефон возле кровати, чтобы не смотреть в глаза мужу. — Да. Да. Я пыталась… но не могла дозвониться.

Она торопливо улыбнулась.

— Куда катится мир, если у врачей в приемных никто не берет трубку.

Она хлопнула себя по бедрам, точно подводя итог разговору, и решительно поднялась.

— Пойду за таблетками. Если, как утверждает мой доктор, я все придумала, то, может, им удастся меня обмануть.

Пока она ходила за таблетками, у нее было время, чтобы успокоиться. Они были в ванной, и Валери принесла их на кухню, чтобы принять, как обычно, с апельсиновым соком. Ничего такого, что могло бы насторожить Кевина.

Когда он спустился по лестнице и зашел на кухню, она была готова. И весело спросила:

— Как там Мэри Бет? Законопатил ей окна?

— Ее тревожит Рождество. В первый раз без Кори.

— Тяжело ей, бедняжке. Она еще долго по нему тосковать будет. Как я тосковала бы по тебе, Кев.

Из ящика с бельем Валери достала чистую тряпочку и принялась вытирать ею столы. Никакой необходимости в этом не было, но надо было чем-то занять себя, чтобы правда не вышла наружу. Пока руки работают, голос, жесты и мимика ее не выдадут, а этого ей как раз и хотелось: знать, что она в безопасности, что ее чувства под надежным контролем.

— А с тобой ей, наверное, еще хуже: бедняжка смотрит на тебя, а видит Кори.

Кевин не отвечал. Ей пришлось на него посмотреть.

— Ее тревожат девочки, — сказал он. — Они просят Санта-Клауса, чтобы он вернул им папу. Вот Мэри Бет и волнуется о том, что с ними будет, когда этого не случится.

Валери терла черное пятно на старой столешнице, оставленное горячим чайником. Но оно не оттиралось. Слишком старый ожог, лечить надо было сразу.

Кевин снова спросил:

— Что тут делает полиция, Вэл?

— Ищут.

— Чего?

— Не говорят.

— Это имеет отношение к…

— Да. К чему же еще? Они забрали таблетки Рут…

— Они же не думают, что Рут…

— Нет. Не знаю. Вряд ли.

Валери перестала тереть и свернула тряпку. Пятно осталось на своем месте, как было.

— Не в твоих привычках сидеть дома в это время, — сказал Кевин. — Что, в большом доме нет работы? А еду приготовить?

— Не хотела у этих под ногами путаться, — ответила она, имея в виду полицию.

— Они просили?

— Мне показалось, так лучше.

— Они и сюда придут, раз там закончили. — Он посмотрел в окно, хотя из их кухни господского дома было не видно. — Интересно, что они ищут?

— Не знаю, — ответила она снова, чувствуя, как перехватило горло.

Перед коттеджем залаяла собака. Лай перешел в визг. Кто-то закричал. Валери с мужем пошли в гостиную, выходившую окнами на лужайку перед домом и подъездную аллею, которая в этом месте как раз огибала бронзовую статую купальщиков с дельфинами. Оттуда они увидели Пола Филдера и Табу, сражавшихся с местной полицией в лице единственного констебля, который прижался спиной к стене, пока собака трепала его за штаны. Пол бросил свой велосипед и принялся оттаскивать пса. Краснолицый констебль, громко крича, двинулся на него.

— Пойду-ка я разберусь, — сказала Валери. — Не хочу, чтобы наш Пол попал в беду.

Она схватила пальто, которое перебросила через ручку кресла, когда пришла домой. И направилась к выходу.

Кевин молчал до тех пор, пока ее рука не легла на ручку входной двери, и тогда окликнул ее.

Она обернулась и поглядела на него: обветренное лицо, загрубевшие от работы руки, непроницаемый взгляд. Когда он заговорил, она не нашла в себе сил ответить, хотя и слышала вопрос.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил он.

Она беззаботно улыбнулась и покачала головой.

Дебора сидела под серебристым небом недалеко от памятника Виктору Гюго, чей гранитный плащ и гранитный шарф вечно раздувал порыв ветра с берегов его родной Франции. Они были одни на некрутом склоне Кэнди-гарденс, прямо над отелем «Эннс-плейс», откуда пришла Дебора. Спала она плохо, присутствие в кровати мужа и ее решимость не приваливаться к нему в ночном забытьи мешали ей. Морфей бежит от людей с подобными настроениями. Вот почему она поднялась еще до рассвета и вышла на прогулку.

После вчерашней ожесточенной стычки с Саймоном она вернулась в отель. Но там почувствовала себя ребенком, замученным чувством вины. Злясь на себя за то, что позволила себе сожалеть о своем поступке, хотя ничего плохого не сделала, Дебора снова покинула отель и вернулась только после полуночи, когда Саймон, по ее убеждению, должен был уже спать.

Вечер она провела у Чайны.

— Саймон, — сообщила она ей, — совершенно невыносим.

— По-моему, это видовая характеристика всех мужчин.

Чайна втянула ее внутрь, и они стали вместе готовить пасту, то есть Чайна колдовала у плиты, а Дебора стояла, привалившись к раковине.

— Выкладывай, — предложила Чайна приветливо. — Тетушка готова к оказанию первой помощи.

— Все из-за этого дурацкого кольца, — сказала Дебора. — Он прямо истерику из-за него устроил.

И пока Чайна опорожняла банку томатного соуса в кастрюлю и размешивала его ложкой, она рассказала ей всю историю.

— Можно было подумать, будто я совершила какое-то преступление, — закончила она.

— Действительно, глупо, — заметила Чайна, когда Дебора выговорилась, — То есть я хочу сказать, что зря я его купила. Необдуманный поступок.

Она склонила голову, глядя на Дебору.

— Ты бы никогда так не сделала.

— Похоже, Саймон считает, что необдуманно с моей стороны было принести его сюда.

— Правда? — Чайна посмотрела на кипящую пасту и ровным голосом ответила: — Что ж. Понятно, почему он не хочет меня видеть.

— Это не так, — тут же запротестовала Дебора. — Не надо… Ты с ним познакомишься. Он очень этого хочет… он столько слышал о тебе за эти годы.

— Да?

Чайна оторвалась от соуса и невозмутимо посмотрела на нее. Деборе показалось, что под этим взглядом она становится липкой.

— Все правильно, — проговорила Чайна. — Ты продолжала жить. Ничего плохого в этом нет. Три года в Калифорнии не были для тебя лучшими в жизни. Я вполне понимаю, почему ты предпочитала по возможности не вспоминать о них. А писать… Это тоже значит вспоминать, да? И вообще, с друзьями такое случается. Люди сначала сближаются, потом расходятся. Обстоятельства меняются. Иначе и быть не может. Такова жизнь. Но я по тебе скучала.

— Жаль, что мы не общались.

— Трудно общаться, когда кое-кто не пишет. И не звонит. И вообще молчит.

На лице Чайны сверкнула улыбка. Но она вышла печальной, и Дебора это заметила.

— Прости меня, Чайна. Я не знаю, почему я не писала. Я хотела, но время пошло так быстро… Я должна была написать. Послать имейл. Позвонить.

— В там-тамы побить.

— Что угодно. Ты наверняка подумала… Не знаю… Ты, наверное, подумала, что я тебя забыла. Но я не забыла. Разве я могла? После всего, что было?

— Известие о твоей свадьбе я все же получила.

«Но не приглашение на нее», — осталось в подтексте.

Но Дебора услышала. И стала подыскивать объяснения.

— Наверное, я решила, что ты сочтешь это странным. После Томми. После всего, что было, я вдруг выхожу замуж за кого-то другого. Наверное, я просто не знала, как это объяснить.