Он остался стоять у двери, но из комнаты не вышел.

— Кармел. Ладно. И что ты хочешь о ней знать?

— Ты говорил мне, что она и твой отец…

— Ты все выдумала. Ни фига подобного я тебе не говорил.

— Не смей выражаться…

— Ни фига подобного, — повторил он. — Ни хрена подобного, мамочка. Ни хренашечки.

— Адриан!

— Ты все придумала. Всю свою жизнь ты только и делала, что сравнивала меня с ним. А раз так, то с чего бы кому-то предпочесть сына отцу?

— Это неправда!

— Но как это ни смешно, она предпочитала меня. Даже когда он был рядом. Ты скажешь, это потому, что она была не в его вкусе и сама это понимала: не блондинка, не покладистая, как он любил, и не слишком потрясенная его деньгами и властью. Однако все дело в том, что он сам ее не впечатлил, как ни старался. Она знала, что все эти умные разговоры, анекдоты, наводящие вопросы, которые задают, глядя женщине в глаза, — просто игра, и ничего больше. Он не нуждался в ней, то есть не по-настоящему, но если бы захотел, то приударил бы за ней как следует, как делал всегда. Вторая натура. Ты знаешь. Кому и знать, как не тебе? Вот только она не хотела.

— Так зачем же, спрашивается, ты говорил мне… зачем намекал… И не отрицай. Ты ведь намекал. Зачем?

— Ты уже сама все к тому времени вычислила. У нас с Кармел все кончилось после того, как мы съездили сюда, навестить его, и по какой же причине? По той, что я застал его, когда он запускал руки под юбку моей девушке…

— Прекрати!

— И вынужден был положить всему конец. Или она сама так решила, предпочтя его мне. Это было единственное, что ты могла предположить, не так ли? Потому что если это было не так, если отец не отбивал ее у меня, то была другая причина, и тебе не хотелось думать какая, ведь ты надеялась, что все позади.

— Ты болтаешь чушь.

— А произошло вот что, мама. Кармел была согласна практически на что угодно. Сама она не красавица, да и не умница. Она понимала, что ей еще повезет, если удастся подцепить хотя бы одного парня за всю жизнь, а ей хотелось замуж. Выйдя замуж, она не стала бы бегать за мужиками. Короче говоря, вариант она была беспроигрышный. Ты это понимала. Я это понимал. Все это понимали. Даже Кармел. Мы были созданы друг для друга. Возникла лишь одна проблема: компромисс, на который она не смогла пойти.

— Какой еще компромисс? О чем ты?

— Ночной компромисс.

— Ночной? Ты ходил во сне? Она испугалась? Она не поняла, что такие вещи…

— Я писал в постель, — перебил он.

Его лицо пылало от унижения.

— Ясно тебе? Довольна? Я писал в постель.

Отвечая, Маргарет всеми силами старалась сдержать отвращение и не дать ему прозвучать в ее голосе:

— Такое тоже со всяким могло случиться. Перебрал с выпивкой накануне… Или кошмар приснился… Или просто с не-; привычки в чужом доме…

— Каждую ночь, что мы были здесь, — отчеканил он. — Каждую. Она меня жалела, но, вполне естественно, дала после этого задний ход. Даже терпению похожей на мышь любительницы шахмат, которой в жизни ничего не светит, приходит конец. Она готова была мириться с хождением во сне. С ночной испариной. С кошмарами. Даже с моими периодическими загулами. Но спать в моей моче она отказалась, и я не могу ее в этом винить. Я сам в ней сплю тридцать пять лет, и мне порядком надоело.

— Но у тебя же все прошло! Я знаю, что прошло! То, что произошло здесь, в доме твоего отца, это не норма, это отклонение. Больше этого не случится, ведь твой отец умер. Я позвоню ей. Я все ей объясню.

— Что, так приспичило?

— Ты заслуживаешь…

— Давай не будем лгать. Кармел была твоим последним шансом сбыть меня с рук, мама. Но все сложилось не так, как ты надеялась.

— Неправда!

— Вот как? — И он насмешливо покачал головой, забавляясь. — А я-то думал, тебе надоела ложь.

И он снова направился к выходу, который на этот раз никто не загораживал.

Открыл дверь и бросил через плечо, выходя из гостиной:

— С меня хватит.

— Что значит «хватит»? Адриан, ты не можешь…

— Могу, — ответил он. — И сделаю. Я такой, какой есть, то есть нам обоим придется это признать: такой, каким ты хотела меня видеть. Полюбуйся, до чего ты нас довела, мама. Вот до чего: нам с тобой некуда деться друг от друга.

— Так это я во всем виновата? — спросила она, задыхаясь от возмущения при мысли о том, как он истолковывал каждый ее продиктованный любовью шаг.

Ни тебе спасибо за то, что защищала его, ни благодарности за то, что направляла его, ни признательности за то, что оберегала. Господи боже, она, как верный часовой, день и ночь стояла на страже его интересов, и вот он проходит мимо и даже головы в ее сторону не повернет.

— Адриан, это я во всем виновата? — переспросила она, не получив ответа.

Но все, что она услышала, был громкий грубый смех. Закрыв дверь у нее перед носом, ее сын отправился по своим делам.

— Чайна говорит, что у нее с ним ничего не было, — сказала Дебора мужу, едва они вышли на аллею перед домом. Каждое свое слово она взвешивала. — Но может быть… она просто не хотела мне говорить. Может быть, ее смущало то, что она, отскочив от Мэтта, рикошетом влетела в новый роман. Вряд ли она этим гордилась. Не по каким-то моральным причинам, а потому… в общем, это довольно грустно. Иногда… иногда это бывает необходимо. А она всегда это ненавидела. Ненавидела быть в нужде. Ненавидела то, как это ее характеризовало.

— Это объяснило бы, почему ее не было в комнате, — согласился Саймон.

— И еще это дает шанс кому-то другому — кому-то, кто знал, где она, — взять ее плащ, то кольцо, несколько ее волосинок, туфли… Это было бы совсем просто.

— Но сделать это мог только один человек, — напомнил Саймон. — Ты ведь понимаешь, правда?

Дебора отвела взгляд.

— Не могу поверить, что это Чероки. Саймон, есть другие, те, у кого была возможность и, главное, мотив. Адриан, раз. Генри Мулен, два.

Саймон помолчал, наблюдая за тем, как крохотная птичка прыгала в ветвях каштана. Потом скорее выдохнул, чем произнес ее имя, и Дебора остро почувствовала все различие их положений. Он что-то знал. Она ничего не знала. Очевидно, его информация имела какое-то отношение к Чероки.

Все это заставило Дебору ожесточиться, несмотря на его нежный взгляд. Не без некоторой натянутости она спросила:

— Так что же дальше?

Безропотно приняв перемену как в ее голосе, так и в настроении, он ответил:

— Кевин Даффи, полагаю.

Сердце подпрыгнуло у нее в груди, когда она услышала о том, что их поиски обретают новое направление.

— Значит, ты все-таки думаешь, что это кто-то другой.

— Я думаю, что неплохо бы с ним поговорить.

В руках Саймон держал холст, взятый у Рут, и теперь его взгляд устремился к нему.

— А пока не могла бы ты разыскать Пола Филдера, Дебора? По-моему, он где-то рядом.

— Пола Филдера? Зачем?

— Мне хочется знать, откуда у него эта картина. Получил ли он ее на хранение от Ги Бруара или увидел, взял и отдал Рут только тогда, когда его поймали?

— Не представляю себе, как он мог ее украсть. Что он собирался с ней делать? Уж если подросток украдет, то наверняка что угодно, но не картину.

— Это верно. С другой стороны, на обычного подростка он не похож. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что его семья едва сводит концы с концами. Может быть, он решил продать картину какому-нибудь торговцу антиквариатом в городе. В этом надо разобраться.

— Думаешь, если я его спрошу, он все мне расскажет? — сказала Дебора с сомнением. — Не могу же я обвинить его в краже.

— Я думаю, что тебе кто угодно расскажет о чем угодно, — ответил ее муж. — И Пол Филдер не исключение.

На этом они расстались, Саймон двинулся к коттеджу Даффи, а Дебора осталась у машины, пытаясь решить, откуда начать поиски Пола Филдера. Вспомнив все, что выпало на его долю за день, она подумала, что сейчас он наверняка отсиживается в каком-нибудь тихом, спокойном уголке. Например, в одном из садов. Придется проверить их один за другим.