— Поверь мне, я понимаю, — сказала Дебора.

— Мы любили друг друга, а он этого не понял. Он сказал, что меня соблазнили, но это не так.

— Конечно не так, — согласилась Дебора. — Это никогда не бывает так, правда?

— Правда. И у нас так не было.

Синтия зажала угол покрывала в кулаке и поднесла его к подбородку.

— Я сразу заметила, что нравлюсь ему, и он понравился мне тоже. Больше ничего не было. Мы просто нравились друг другу. Он говорил со мной. Я говорила с ним. И он меня видел. Я была для него не как стул или какая-нибудь мебель. Я была для него настоящей. Он сам мне это говорил. И со временем случилось все остальное. Но ничего такого, к чему я не была бы готова. Ничего такого, чего я не хотела бы. Потом про нас узнал отец. Как, не знаю. Он все нам испортил. Превратил все в грязь и гадость. Выставил все так, как будто Ги сделал это просто для смеха. Как будто он заключил с кем-то пари, что будет моим первым мужчиной, и обещал показать простыни.

— Отцы всегда боятся, как бы их дочерей кто-нибудь не обидел, — вставила Дебора. — Вряд ли он хотел…

— Ну конечно, хотел. Да и все равно Ги был таким.

— Он что, уложил тебя в постель на пари?

Чайна обменялась загадочным взглядом с Деборой. Синтия поспешила ее поправить:

— Он хотел, чтобы я узнала, как это бывает. Он знал, что я еще никогда… Я ему говорила. Он всегда говорил мне о том, как важно для женщины почувствовать в первый раз… как это он говорил… ликование. Да, ликование. И я почувствовала. Именно это. В первый раз. И всегда.

— Поэтому ты к нему привязалась, — вздохнула Дебора.

— Я хотела, чтобы он жил вечно, со мной. Мне было наплевать, что он старше. Какая разница? Ведь мы были не просто двумя телами, которые перепихивались в кровати. Мы были двумя душами, которые нашли друг друга и не собирались расставаться никогда, что бы ни случилось. Так и было бы, если бы… если бы он…

Синтия положила голову на подлокотник и снова заплакала.

— Я тоже хочу умереть.

Дебора подошла к ней. Погладив девушку по голове, она сказала:

— Как я тебе сочувствую. Потерять сначала мужчину, а потом обнаружить, что даже не можешь родить от него… Тебе, наверное, сейчас очень тяжело.

— Ужасно, — всхлипывала та.

Чайна осталась на своем месте, в нескольких футах от них. Она скрестила на груди руки, словно защищаясь от натиска эмоций Синтии.

— Сейчас тебе это, наверное, не поможет, — сказала она, — но знай, что рано или поздно ты с этим справишься. Более того, настанет день, когда ты почувствуешь себя лучше. В будущем. Ты ощутишь себя совершенно другим человеком.

— Я не хочу.

— Конечно не хочешь. Никто этого не хочет. Мы всегда влюбляемся как дурочки, а если теряем любовь, то готовы зачахнуть и умереть от горя. Только ни один мужчина этого не стоит, кто бы он ни был. И вообще, в реальном мире так не бывает. Сначала мы барахтаемся, как можем. Но постепенно выплываем к берегу. И вот уже снова стоим на земле.

— Я не хочу на землю!

— Пока нет, — мягко поправила Дебора. — Сейчас тебе хочется горевать. Глубина твоего горя показывает глубину твоей любви. Но если со временем ты сумеешь забыть горе, это сделает твоей любви честь.

— Правда?

Голос девушки прозвучал так по-детски, и выглядела она совсем ребенком, так что Деборе захотелось немедленно броситься на ее защиту. В одну секунду она постигла все чувства ее отца, когда тот узнал, что Ги Бруар овладел ею.

— Я в это верю, — сказала Дебора.

Она видела, что Чайна пододвигается к двери.

Они оставили Синтию Мулен в кресле, под пледом, где она, положив голову на подлокотник, размышляла об их последних словах. Выплакавшись, она обессилела, но успокоилась. Они посоветовали ей немного поспать. Может быть, во сне она увидит Ги.

Шагая по усеянной осколками раковин дорожке к машине, Чайна и Дебора сначала молчали. Остановившись, они оглядели сад, который выглядел так, словно на него наступил рассеянный великан, и Чайна просто заметила:

— Грязь какая.

Дебора взглянула на подругу. Она знала, что та говорит не об истреблении фантастических украшений, оживлявших когда-то лужайку и клумбы перед домом.

— Да, умеют люди сами себе подкладывать мины, — отозвалась она.

— Больше похоже на атомную бомбу, по-моему. Ему ведь было под семьдесят. А ей… сколько? Семнадцать? Это же форменное растление малолетних. Но нет, об этом он позаботился, правда?

Отрывистым движением, так напоминавшим ее брата, она провела рукой по своим коротким волосам.

— Мужчины — свиньи. Если среди них есть хоть один порядочный, мне бы чертовски хотелось на него посмотреть. Просто пожать ему руку. Поздороваться, черт возьми. Просто убедиться в том, что не для каждого из них предел мечтаний — хороший здоровый трах. А то как заладят свое: «Ты моя единственная» да «Я люблю тебя». И почему женщины до сих пор на это дерьмо покупаются?

Она поглядела на Дебору и прежде, чем та успела ответить, продолжила:

— О, извини. Не обращай внимания. Вечно я забываю. По тебе-то мужики не топтались.

— Чайна, это…

Но та лишь отмахнулась.

— Прости меня. Прости. Прости. Зря я… Просто, когда я посмотрела на нее… услышала все это… забудь.

И она поспешила к машине. Дебора последовала за ней.

— Каждый из нас сам справляется со своей болью. Ничего не поделаешь, боль — побочный продукт бытия.

— Совсем не обязательно. — Чайна открыла дверцу машины и забралась на свое место. — Просто бабам надо быть поумнее.

— Нас воспитывают с верой в сказку, — сказала Дебора. — О том, что любовь хорошей женщины может спасти несчастного мужчину. С самой колыбели этой выдумкой пичкают.

— Но в нашем-то сценарии несчастного мужчины нет и в помине, — заметила Чайна, кивнув в сторону дома. — Так чего она в него втюрилась? Ну да, конечно, он весь такой очаровательный. Приличный. В отличной форме, так что на вид ему и не дашь семидесяти. Но чтобы согласиться на такое… ну, в смысле, в качестве первого мужчины… Ведь как ни крути, он ей в дедушки годится. В прадедушки даже.

— Кажется, она его все-таки любила.

— Голову на отсечение даю, его банковский счет сыграл в ее любви не последнюю роль. У него красивый дом, красивое поместье, красивая машина, что ни возьми, все красивое. С ним она стала бы хозяйкой имения. Он катал бы ее по всему свету, куда она захочет. Покупал бы любые шмотки. Хочешь бриллианты? Получи. Пятьдесят тысяч пар туфель? Пожалуйста. «Феррари»? Нет проблем. Спорю, что именно это делало Ги Бруара таким привлекательным в ее глазах. Да ты посмотри вокруг. Посмотри, как она жила всю жизнь. Соблазнить ее было легче легкого. Любую девушку, которая родилась и выросла в таком месте, как это, ничего не стоит соблазнить. Ясное дело, бабы всегда клюют на идиота в несчастье. Но помани любую хорошими деньгами, и она еще как поведется.

Дебора слушала и чувствовала, как часто бьется сердце где-то в горле.

— Ты правда так считаешь, Чайна?

— Можешь не сомневаться, так оно и есть. И мужики об этом прекрасно знают. Потряси мошной, и увидишь, что будет. Бабы начнут слетаться, как мухи на липучку. Для большинства из нас деньги важнее, чем то, может ли мужик на ногах стоять. Главное, был бы богат да дышал еще, остальное не важно. Мы готовы подписать контракт. Но сначала мы назовем это любовью. Будем ему рассказывать, как мы счастливы, когда он рядом. Будем уверять, что, когда мы вместе, кругом поют птички, и земля трепещет у нас под ногами, и сразу наступает весна. Но стоит отбросить эту мишуру, и останется одно — деньги. Пусть у мужика воняет изо рта, пусть у него одна нога и член давно отсох, мы все равно будем любить его, лишь бы денежки давал.

Дебора не могла ответить. Слишком многое из того, о чем говорила Чайна, могло быть отнесено и к ней, причем не только к ее роману с Томми, начавшемуся, когда она покинула Лондон и с разбитым сердцем явилась в Калифорнию много лет тому назад, но и к браку, случившемуся через полтора года после разрыва с Томми. Со стороны все выглядело именно так, как описывала Чайна: немаленькое состояние Томми играло роль главной приманки; куда более скромные доходы Саймона тем не менее обеспечивали ей тот уровень свободы, который многие женщины ее возраста никак не могли себе позволить. На самом деле это была лишь видимость; деньги как гарант безбедного существования иногда напоминали ей паутину, специально сотканную вокруг нее с целью удержать ее на месте… чтобы она перестала быть сама себе хозяйкой… ведь от нее никто ничего не требовал… Какое все это имеет значение, когда ей так повезло в жизни: один раз с богатым любовником, второй — с обеспеченным мужем?