— Жанна Галетта.

— Это Алекс Кросс. Ты что-нибудь знаешь об аресте Мэри Смит?

— Спасибо, неплохо. А как твои дела?

— Извини, ради Бога. Так что ты слышала об этом? Я сейчас возле ее дома. Тут происходит черт знает что. Ты не поверишь, что они вытворяют.

Жанна помолчала.

— Я больше не занимаюсь данным делом.

— Может, при личной встрече я получу иной ответ?

— Не исключено.

— Тогда выдели мне минуту. Прошу тебя, Жанна. Мне нужна твоя помощь. Времени в обрез.

Ее голос смягчился.

— Что там произошло? Кажется, ты расстроен.

— Все полетело вверх тормашками. Представляешь, я говорю с подозреваемой, и неожиданно в дом вваливаются копы, как клоуны из цирка. Это было дико и совершенно ни к чему. Филдинг знает что-то, но не хочет говорить.

— Я сэкономлю тебе время, Алекс, — произнесла Жанна. — Вагнер — убийца. Она совершила все эти преступления.

— С чего ты взяла? Как полиция могла узнать? Что произошло?

— Помнишь волос, который нашли в кинотеатре, где убили Патрис Беннет? Так вот, они взяли образец волос со свитера Мэри Вагнер в ее рабочей раздевалке в «Беверли-Хиллз». Образцы совпали. Это те же самые волосы. Филдинг попал в точку.

Я лихорадочно соображал, пытаясь сопоставить новую информацию с уже известной.

— Неплохая работа для человека вне игры, — проговорил я.

— Просто у меня есть уши.

— Тогда, вероятно, ты слышала, куда ее отвезли?

Жанна на мгновение заколебалась.

— Загляни в участок Ван-Нуйс на Силмэр-авеню. И поторопись. Она там долго не задержится.

— Уже бегу.

Я отправился в Ван-Нуйс, но меня там «развернули» — нагло заявили в лицо, что ее здесь нет.

Я не мог надавить на полицию: Вагнер — заключенная, и они не собирались ни с кем ею делиться. Сам Бернс не смог бы мне помочь, даже если бы хотел.

Пришлось ждать до следующего утра. К тому времени Мэри уже перевели во временный изолятор в другой части города, где подвергали непрерывным допросам — без толку, как я и предполагал.

Один сочувствующий детектив описал мне состояние Вагнер как нечто среднее между подавленностью и ступором, но я хотел увидеть ее сам.

Когда я приехал в изолятор, журналистов на улице было в два раза больше, чем обычно. Неудивительно. Несколько недель Голливудский Охотник был новостью номер один не только на местных каналах, но и по всей стране. Теперь фотографии Мэри Вагнер висели повсюду — они изображали бледную, растрепанную женщину с пустым взглядом, действительно очень похожую на убийцу.

Перед тем как выключить в машине радио, я успел услышать фрагмент утреннего шоу, где ведущий балагурил и острил, обсуждая недавние убийства знаменитых и богатых женщин в Голливуде.

— Как насчет Кэти Бэйтс? Она могла бы сыграть Мэри. Это великая актриса! — восклицал какой-то озабоченный слушатель, и диджей охотно подхватывал тему.

— Слишком стара. К тому же она уже играла в «Мизери». Лучше возьмите Николь Кидман, приделайте ей фальшивый нос, наденьте парик, прибавьте тридцать фунтов весу, и вперед, — дурачился диджей. — Или, например, Мерил Стрип. Как насчет Эммы Томпсон? Кейт Уинслет — в самый раз.

В полицейском участке меня продержали целый час. Я говорил с четырьмя разными людьми и раз двадцать показывал удостоверение, прежде чем меня проводили в маленькую комнату для допросов, куда вскоре пообещали привести Мэри Вагнер. Но с этим они тоже не торопились.

Когда я наконец увидел ее, моей первой реакцией, как ни странно, была жалость.

Арестантка выглядела так, точно не спала всю ночь. Под глазами свинцовые мешки, и она едва передвигала ноги, вяло шаркая подошвами. Розовую форму горничной забрали. Теперь на Мэри были серые бесформенные брюки и старая футболка того же бледно-желтого оттенка, что стены у нее в кухне.

Когда она меня увидела, в ее глазах мелькнуло что-то вроде смутного узнавания. Она напоминала мне одного из пациентов с болезнью Альцгеймера, которых я регулярно навещал в Сент-Энтони, округ Колумбия.

Я попросил охранника снять с Мэри Вагнер наручники и подождать снаружи.

— Все в порядке. Мы друзья.

— Друзья, — повторила Мэри и взглянула мне в лицо.

— Мэри, вы меня помните? — спросил я, как только охранник вышел в коридор.

Я подвинул стул поближе и сел напротив заключенной. Нас разделял прямоугольный голый стол, привинченный болтами к полу. В помещении было холодно, тянуло сквозняком.

— Вы мистер Кросс, — глухо проговорила Мэри. — Агент ФБР Кросс. Простите, я сейчас не совсем…

— Все в порядке, у вас отличная память. Вам известно, почему вы здесь?

— Они думают, что я та женщина. Обвиняют меня в убийстве. — Ее взгляд уперся в пол. — То есть в убийствах. Не в одном. Всех тех женщин в Голливуде. Они считают, что я это совершила.

Меня обрадовало, что Мэри сказала «они». Значит, она видела во мне потенциального союзника. Вероятно, она откроет мне один из своих секретов. А может, и нет.

— Мы не будем это обсуждать, если вы не хотите, — продолжил я.

Мэри замигала, и ее взгляд стал осмысленным. Она исподлобья посмотрела на меня и снова уставилась в пол.

— Вам что-нибудь нужно? Хотите пить? — спросил я.

Я старался, чтобы она чувствовала себя со мной комфортно, но одновременно испытывал к ней искреннее сочувствие. У нее был абсолютно раздавленный, убитый вид.

Мэри подняла голову и внимательно взглянула на меня.

— Можно попросить чашечку кофе? Если вас не затруднит.

Когда принесли кофе, она осторожно взяла бумажный стаканчик и с неожиданным удовольствием отпила большой глоток. Кажется, напиток ее взбодрил.

— Спасибо.

Ее взгляд потеплел, и она стала отдаленно похожа на ту приветливую женщину, которую я видел вчера днем.

— Мэри, вы желаете что-нибудь спросить по поводу того, что произошло? Думаю, у вас должны быть какие-нибудь вопросы.

Она мгновенно оцепенела. Внезапно в ее глазах сверкнули слезы, и она молча закивала.

— В чем дело, Мэри?

Она взглянула в угол комнаты, где под потолком висела видеокамера. Я знал, что за стеной в нескольких футах от нас за беседой пристально следят полицейские и психиатры.

Очевидно, Мэри тоже об этом догадалась. Она ответила мне шепотом:

— Они ничего не говорят мне про моих детей.

Она сжала губы, стараясь не расплакаться.

— Ваших детей? — удивленно переспросил я.

— Вы не знаете, где они? — Ее голос дрожал, но звучал громче и увереннее.

— Нет. Но я могу узнать. Только мне нужно больше информации.

— Хорошо. Я скажу вам все, что хотите. Они слишком малы, чтобы жить без матери.

— Сколько у вас детей?

Похоже, ее озадачил вопрос.

— Трое. Разве вам не известно?

Я открыл блокнот.

— Сколько им лет?

— Брендану восемь лет, Эшли пять, Адаму одиннадцать месяцев.

Она отвечала с запинкой, глядя, как я записываю.

Одиннадцать месяцев?

В принципе она могла родить ребенка год назад, но я в этом сомневался.

— Восемь, пять и одиннадцать?

— Да.

— А вам сколько лет, Мэри?

Впервые я увидел на ее лице гнев. Она стиснула кулаки и зажмурилась. Что случилось?

— Господи, ну двадцать шесть. Какая разница? Вы можете отвести меня к детям?

Двадцать шесть? Ничего подобного. Ага, вот оно. Первое открытие.

Я заглянул в свои записи и решил слегка поднажать.

— Значит, Брендан, Эшли и Адам живут вместе с вами.

Мэри снова кивнула. Каждый раз, когда я спрашивал правильно, она испытывала огромное облегчение. Ее лицо расслабилось, она свободно опустила плечи.

— А вчера, когда я приходил, они находились дома?

Мэри нахмурилась, и в ее глазах блеснуло раздражение.

— Вы же знаете, что они там были, агент Кросс. Вы сами все видели. Зачем спрашиваете? Что вы сделали с моими детьми? Где они? Я должна их увидеть. Сейчас!