— Похоже, все это вас не слишком взволновало, а? — подозрительно спросил детектив Майклз.

— Не взволновало? Меня? Нет, я страшно расстроена. Я работала на мисс Молоуни почти месяц, и мне очень нравилось убирать ее дом. — А что они от меня ожидали? Признаний в том, что я ненавидела Мелани и проводила дни в мечтах о ее убийстве?

— Я хочу расспросить вас о вашей работе, о том, как вы обнаружили тело и все такое прочее. О'кей?

— Конечно. Мне нечего скрывать, — сказала я, вытирая влажные руки о свою униформу.

— Прежде чем мы начнем, я хочу вас спросить: все ли осталось в таком же положении, как и в тот момент, когда вы обнаружили тело? — спросил детектив Майклз. — Вы ничего не выносили из дома, не так ли?

— Ничего, — сказала я. Ну, по крайней мере, из этой комнаты.

— Почему бы вам не рассказать мне, что здесь в действительности произошло, мисс Кофф? — сказал детектив. — И не упускайте ни одной детали.

— Садитесь сюда, мисс Кофф, — произнес детектив Джозеф Корзини, указывая на стоявший напротив него стул. Сам детектив был своеобразным вариантом Джона Траволты [44], но в интерьере полицейского управления Лэйтона. Своим высоким ростом, манерами и обликом он напоминал завсегдатаев фешенебельных ресторанов, но при этом был самым непоседливым человеком, которого мне когда-либо приходилось встречать. Руки его находились в постоянном движении. Он то запускал их в свою кудрявую черную шевелюру, то елозил ногтями по ноге, обтянутой брюками, то разглаживал галстук, чтобы тот ровно лежал поверх рубашки. Вначале я решила, что это своеобразный тактический прием, направленный на то, чтобы сбить с толку и заставить нервничать подозреваемых, которые после подобной обработки должны полностью «расколоться и молить о пощаде. Но позже я поняла, что детектив Корзини был тем, кого Сэнди называл «зацикленными на своей внешности. Другими словами, его больше интересовало, как он выглядит, чем как раскрыть преступление.

— Не могу ли я позвонить? — спросила я его. Мы находились в двух кварталах от универмага Коффа.

— Зачем? Вы хотите вызвать адвоката или кого-то еще?

— Адвоката? Конечно, нет. Я не сделала ничего плохого.

— Никто и не говорит, что вы сделали, мисс Кофф.

— Правильно. — Если я не перестану оправдываться, детектив может заподозрить, что это я убила Мелани. Не нервничай, успокаивала я себя. Представь, что этот допрос просто приятная беседа с местным полицейским. Ничего особенного. — Если вы не возражаете, мне бы хотелось позвонить своему приятелю.

— Сделайте одолжение.

— Спасибо. — Замечательно, только кому мне звонить? Странно, но первый, о ком я подумала, был Сэнди. Сэнди всегда обо мне заботился. Все проблемы он решал, либо выписывая чек, либо просто помахав в воздухе золотой кредитной карточкой. Но Сэнди, скорее всего, был настолько занят отправкой Сюзи на курсы для беременных женщин, что едва ли вспомнит, как меня зовут. Не говоря уже о том, чтобы приехать в полицейский участок и поддерживать меня в это трудное время. Нет, Сэнди не будет всего этого делать. Еще была моя мама. Нет, она тоже не станет в это вмешиваться. Мысль о том, что мне придется сказать ей, что меня подозревают в убийстве и что я была горничной жертвы, была более чем непереносимой. А как насчет Кулли? Да, Кулли сможет помочь мне. В этом я была уверена.

В конце коридора я нашла платный телефон, порылась в сумочке в поисках визитки Кулли и набрала его номер. К несчастью, я попала на автоответчик. Тяжело вздохнув, я сказала: «Кулли, это я, Элисон. После того, как ты получишь мое сообщение, не мог бы ты приехать в отделение полиции? Я все объясню тебе, когда ты будешь здесь. Мне надо… Я оборвала сама себя и повесила трубку. У меня на глазах навернулись слезы.

— Все в порядке? — поинтересовался детектив Корзини, когда я вернулась в его кабинет.

Я кивнула.

— Хорошо. Тогда вернемся к нашему разговору, о'кей?

— О'кей. — Я сделала глубокий вдох и спросила: — Что именно вас интересует?

— Я хочу задать вам несколько вопросов по поводу ваших взаимоотношений с мисс Молоуни, о том, как вы начали работать у нее, нравилась ли вам эта работа, где вы были в ночь убийства и все такое прочее.

— Но я уже дала ответы на все эти вопросы детективу Майклзу.

— Да, я знаю. Но вам придется еще раз ответить на них. Мне.

— Пожалуйста.

Я еще раз поведала ему эту печальную сагу — что я проработала у Мелани Молоуни горничной почти месяц, что в день убийства я пришла на работу и обнаружила остывший труп Мелани в ее кабинете, а предыдущий вечер провела с Чарльзом Кулливером Харрингтоном на его лодке в бухте Джессапа. Еще я рассказала, что мистер Харрингтон отвез меня той же ночью домой около одиннадцати часов и с тех пор я ни с кем не общалась, пока на следующее утро в дом Мелани не приехали полицейские. Детектив Корзини делал записи во время моего рассказа и, когда вопросы закончились, протянул протокол мне на подпись.

— Прочитайте, что здесь написано. Если все верно, мы примем у вас присягу.

Эти записи содержали весь мой рассказ, изложенный неудобоваримым языком протокола.

— Похоже, что все верно, — сказала я. — А что теперь?

— Я приму вашу присягу. Поднимите правую руку и повторяйте за мной: Я, Элисон Кофф…

— Я, Элисон Кофф…

— … торжественно клянусь…

— … торжественно клянусь…

— … что это заявление…

— … что это заявление…

— … правдиво по моему собственному утверждению…

— … правдиво по моему собственному утверждению. — Все, кроме той части, где я говорила об удовольствии работать на Мелани и моем горе по поводу ее кончины. О, и еще той части, где я утверждала, что ничего не брала с места преступления.

— А теперь распишитесь. Ручка нужна?

— Нет. У меня есть. — Я порылась в сумочке и достала ручку, которую Сэнди подарил мне шесть лет назад в благодарность за то, что я взяла у него интервью для «Коммьюнити Таймс». Эта ручка была от Тиффани и сделана из чистого серебра. Господи, какой прекрасной была тогда жизнь, хотя, возможно, это была просто передышка перед всем тем дерьмом, в которое я окунулась сейчас.

Я подписала протокол и вручила его детективу.

— Теперь сержант засвидетельствует вас в нотариальном порядке, и вы можете идти.

Слава Богу!

Процедура нотариального засвидетельствования заняла еще несколько минут. Когда все было закончено, я поднялась из своего кресла.

— Теперь можно идти? — спросила я.

— Не совсем. Мне бы хотелось узнать еще кое-что.

— Да?

— Да, как это было?

— Как было что?

— Работать на такую знаменитость, как Мелани Молоуни. Бывали ли у нее постоянно кинозвезды? Встречались ли вы с кем-нибудь из великих? С кем-нибудь очень важным?

— Вы имеете в виду важным в том смысле, что у этого человека был мотив убить ее?

— Нет, я имею в виду кого-нибудь важного, великого. Ну, понимаете, кто участвовал в программе Барбары Уолтерз [45]. — Детектив Корзини подмигнул мне и начал полировать ногти о брючину.

— Значит, вы ищете подозреваемых среди представителей шоу-бизнеса? — высказала я предположение. Я все еще не могла избавиться от мысли, что Джозеф Корзини был полицейским детективом, а не «звездным фанатом».

— К черту это, — рассмеялся он. — Меня интересуют пикантные новости. Что-то вроде того, о чем пишут в «Нэшенел Инквайер». Понимаете, «промывка мозгов» и все такое.

Этот человек был глуп, но мне не оставалось ничего другого, кроме как подыгрывать ему. Если я сообщу ему какую-нибудь «пикантность», может быть, он отпустит меня домой.

— Ну, один раз Мелани устроила фуршет для редакторов журналов.

— Та-ак? — У Корзини изо рта высунулся кончик языка, дыхание стало тяжелым.