— Они делают запасы, — пояснил Скважина. — Я видел, как ребята прячут еду в карманах. Заваривают чифирь. С него особо не забалдеешь, зато он помогает сэкономить наркоту. Они перестирали все свое белье. Собрали и разложили его, словно готовятся к сборам. Пишут длинные письма домой. Некоторые даже молятся. В скором времени здесь пронесется настоящее торнадо. Так что надо держать ухо востро. — Они стали подниматься по лестнице.
— Если хочешь, я принесу тебе еду из столовой. А ты лучше сиди в камере. Чтобы избежать неприятных сюрпризов.
Они вошли в блок и остановились у камеры Джоша. Наступил час отдыха, и двери во все камеры были открыты.
Месяц назад за такое предостережение Джош поблагодарил бы Скважину и со страхом и смущением юркнул в свою камеру. Но не сегодня.
— Знаешь, Скважина, я так больше не могу. Все должно решиться сейчас или никогда.
Джош снова вышел в коридор. Проходя мимо камер, он обратил внимание, что зэки не сводят с него глаз. Чувствовал, как некоторые отходят от ограждения или поднимаются со своих коек, провожая его взглядом. В обшей комнате он обнаружил Джеко, Льюиса и еще двух заключенных. Расположившись за центральным столом, они играли в карты. Он надеялся, что Джеко попытается приободрить его, вспомнит, как хорошо они провели время в канун Нового года. Мужчины оторвались от игры и с удивлением уставились на него. Льюис расплылся в радостной улыбке, и Джош заметил, что слева у него не хватает одного зуба. Джошу не приходилось встречать подобных людей, пока он не оказался в Дитмарше. Теперь он чувствовал исходящий от них запах лука и немытых тел, видел их голые ноги в сандалиях, волосатые спины и пальцы рук с выступающими костяшками, золотые фиксы и серьги в ушах.
— Я пришел сказать, что не имею никакого отношения к изоляции Фентона. — Джош говорил громко, чтобы его могли услышать все присутствующие. — Это недоразумение. И это неправда. — Где-то далеко играла музыка, работали телевизоры, но никто ничего ему не ответил. Все только удивленно улыбнулись, словно у них на глазах разворачивалась самая интересная «мыльная опера» за прошедшую неделю. — Я собираюсь сидеть здесь, и мне не нужны лишние неприятности.
Джош не знал, что еще сказать. Он был безоружен, его грудь тяжело вздымалась, ему было трудно дышать.
Четверо мужчин за столом смотрели на него так, будто его слова потрясти их до глубины души. Затем Джеко улыбнулся и едва заметно кивнул, показывая свое уважение. Он явно восхищался мужеством и решительностью молодого человека.
Не получив больше никаких сигналов, Джош кивнул Джеко в знак признательности, повернулся и пошел прочь. Он доказал им, что честен.
Неожиданно какая-то сила налетела на него, сбила с ног и повалила на пол. В ушах загудело, будто он погрузился на дно океана. По телу разлилась боль, когда удары посыпались ему на голову и спину. Он видел дикие, свирепые глаза нападающих, их кулаки, опускающиеся на него. Его сломанный нос, словно топор, разрубил мозг пополам.
Затем его подняли и потащили в коридор. Ноги болтались, пока он пытался обрести точку опоры, но у него ничего не получилось, а глаза заливала кровь. Он с удивлением обратил внимание, что стены вокруг него стали наклоняться и менять форму.
Джош не помнил, кто и как отвел его в лазарет. Он лежал на носилках и смотрел в кирпичный потолок. Неожиданно вспомнил о Стефани и заплакал.
«Прекрати!» — велел ему кто-то.
Каждое движение давалось с трудом. Джош попытался усесться и сорвать бинт с лица. Он задыхался. Чья-то рука легла ему на грудь и заставила лечь. Джош понял, что его пытаются убить. Станет ли смерть избавлением? Когда же силы окончательно оставили его и все мысли покинули, чей-то голос приказал успокоиться, пообещал, что все будет хорошо. Сладкая настойчивая ложь. Любовь, которую так легко спутать со смертельной ловушкой.
Он дышал слабо, но ровно, как человек, которого только что вытащили из воды. Перед ним возникло лицо офицера Уильямс. Ее присутствие смутило его, а затем он почувствовал, как она заботливо положила руку ему на грудь и осторожно прижала к носилкам своей ладонью. Он стал различать ее слова.
— Челюсть не сломана, но тебе наложили швы на губы и язык. Ты потерял четыре зуба. Тебе сломали нос. Твои ноздри набили ватой. Так что успокойся и дыши ртом. И постарайся дышать медленно.
Джош сделал все, что она велела. Ему хотелось, чтобы голос, звучащий над ним, никогда не стихал. Но вскоре он смолк, и наступила тьма. Когда Джош открыл глаза, то снова увидел ее над собой. Она стояла рядом еще с двумя надзирателями. Он смотрел на них, пока они не догадались, что он может услышать их разговор. После этого они ушли.
Утром Джош уже мог сидеть и вливать себе в рот суп через уголок рта прямо на распухший язык. Во время обеда он встал. Днем уже мог ходить. Джош вышел из больничной палаты и направился в коридор. Он прошел мимо человека без лица, мимо своей камеры и камеры Кроули. Шел дальше, слушая упреки и предостережения, которые звучали в его голове подобно голосам призраков.
Потом он подошел к зеркалу. Невеселая картина. Под глазами синяки. Кожа на лице в ссадинах, словно его выбросили из машины и проволокли по асфальту. Три верхних зуба и один нижний исчезли, и улыбка стала беззубой, как у старика. Язык распух и потерял чувствительность.
Вечером у его кровати появился Рой:
— Меня только что выпустили из изолятора.
Джош посмотрел на него, ожидая услышать упреки в свой адрес и понимая, что не сможет объясниться с ним. Но спокойное лицо Роя придало Джошу уверенности, что все будет хорошо.
— Мне надоело это подвешенное состояние, — сказал Рой. — Я собираюсь вернуться в свой блок. Ты со мной?
Позже Джош даже не был уверен, что ему это не приснилось и он на самом деле видел Роя.
38
Думаю, в дом брата Майка меня снова привела сердечная тоска. Боль и гнев переполняли мое сердце и напоминали о тех моментах, когда моя любовь была отвергнута. Конечно, я не могла не вспомнить и о неудачном замужестве, но тогда боль была совсем другой. Я хотела выслушать объяснения брата Майка, понять, что правда, а что — ложь. Это было совершенно банальное и опасное предательство, которое напрочь лишало чувства защищенности. Все равно как подозрение, что твой отец на самом деле не любит тебя.
В учебном корпусе мне сказали, что за контакты с Кроули его отстранили от работы. Неприятный сюрприз. Я пыталась дозвониться до брата Майка и долго слушала гудки в трубке. У него даже не включился автоответчик, и я не смогла оставить сообщение. Тогда я воспользовалась единственной остававшейся у меня привилегией, которую предоставляла мне наша якобы дружба, и поехала к нему домой. Я была готова стучаться в дверь, пока он ее не откроет, кричать, пока он не выйдет и не успокоит меня. Я хотела снова стать ребенком и обвинить его в том, что весь мир вокруг меня рухнул.
Но когда я свернула с шоссе на изрытую колдобинами и заметенную снегом фунтовую дорогу, меня посетила еще одна безумная мысль. Мне вдруг показалось, что рытвины на дороге стали глубже и их гораздо больше, чем в прошлый раз. Я тут же вообразила, что кто-то еще посещал брата Майка, и перепугалась: вдруг эти люди причинили ему вред. На смену гневу пришла тревога. Я гнала машину сквозь застывший лес, забыв о собственной безопасности. Ветви трещали под колесами «лендровера», который мчался, как механический носорог. Наконец я выехала на тропинку, ведущую к его дому.
Его машины нигде не было видно. Дом казался покинутым. Я не стала глушить двигатель, чувствуя себя недостаточно уверенной. Выйдя из автомобиля, я пожалела, что не взяла с собой пистолет.
Дощатый настил веранды прогибался у меня под ногами. Я обратила внимание, что деревянные перила немного покосились. С подоконников исчезли горшочки с цветами. Заглянув в окно, я увидела полосатую кошку, которая посмотрела на меня из-за занавески и прыгнула на спинку дивана. В доме было темно, и никто не ответил, когда я постучала. Мне хотелось увидеть, как и из дальней комнаты появится его фигура с накинутым на плечи свитером. Хотелось заглянуть в его удивленное сосредоточенное лицо, услышать его приглашение выпить чаю. Но я позвала брата Майка с таким презрением и с таким раздражением, словно хозяйка дома, пришедшая брать плату за жилье.