— Я тоже хотел бы этого, — с трудом пробормотал Джош.

— Завтра вечером, в библиотеке, — сказала она, — ты принесешь Билли маленькую посылку.

Она потерта тыльную сторону ладони, где обычно ставили печать невидимыми чернилами. Надев куртку, крепко обняла его и не отпускала, пока надзиратель не сделал замечание и не велел им воздержаться от близких контактов.

Ее сладковатый запах опьянял. Джош пошел в другую сторону, мимо стола с надзирателями. Два надзирателя у металлоискателя обыскали его. Один из них сказал:

«Я и раньше видел эту горячую сучку».

Но к тому моменту Джош уже ушел. Пока он шагал через двор, его лицо было красным, и он пребывал в замешательстве. Вечер только наступил, а на улице было уже темно как ночью. Джош чувствовал себя одиноким, свободным и полным надежды. Он добрался до лазарета и едва взглянул на надзирателя, ожидая, пока ему откроют дверь. Затем вошел в коридор.

Скоро должен начаться ужин. Джош собирался посидеть немного в камере, а потом пойти есть. Но, войдя в камеру, он замер от неожиданности. На койке сидел Рой и держал в руках его рисунки. Настроение у Роя было приподнятое, он буквально светился от радости. Сердце у Джоша ушло в пятки.

— Как ты думаешь, Джош, кто подсказал Кроули, куда прятать свои рисунки? — спросил Рой. — Ты должен был придумать другой тайник.

— Это моя камера, Рой! — задыхаясь, воскликнул Джош.

Рой и бровью не повел.

— Теперь я понимаю, почему тебя упрятали сюда.

Рой мял в руках рисунки. Джош хотел отнять их. Вырвать у него из рук. Но он ничего не сделал, просто стоял и ждал.

— Здесь ты ее трахаешь. А здесь закалываешь ножом. А здесь она сосет твой член, пока ты держишь пистолет у ее виска. Какой у тебя, оказывается, здоровый хрен. Вот уж не думал, что когда-нибудь скажу тебе это, но ты — премерзкий тип, Джош.

— Это не имеет отношения к реальности.

Рой рассмеялся.

— Ты когда-нибудь проходил тест Роршаха, мой мальчик?

Джош проигнорировал вопрос.

— Не стану скрывать, каждая чернильная клякса на бумаге напоминает мне п…ду. Но ты, конечно, в этом не признаешься, хотя давно уже свихнулся на почве секса. Поэтому на приеме у психоаналитика ты скажешь, что видишь тарелку с горячей лазаньей или открытый сандвич с ростбифом. — Он замолчал и улыбнулся. — У тебя ведь все мозги забиты лазаньей, не так ли? — Он с укором покачал головой и усмехнулся.

Рой встал и засунул рисунки себе в карман.

— Как бы там ни было, — Рой вздохнул, — но мне больше не нужно сюсюкаться с тобой, хотя это было даже приятно. Теперь я знаю отличный способ, как оказать на тебя давление. Я ведь могу показать твои рисунки ребятам, надзирателям или заключенным, на которых они произведут впечатление, твоя жизнь превратится в ад. Думаю, ты меня понимаешь. Так что самое время пересмотреть наши отношения. Я бы с радостью и дальше повалял с тобой дурака, потому что люблю людей независимо от их характера или настроения. Но время поджимает, и я должен делать дело. Поэтому мне нужна твоя особая помощь. Содействие, если хочешь. Ты понимаешь, о чем я? Завтра поговорим о работе, которую ты делал для Кроули, и я расскажу, что ты должен будешь сделать для меня.

Рой ушел, и вскоре послышался звонок, извещающий о начале ужина. Джош остался в камере. Просто лежал на койке. Чувствовал, что становится тяжело дышать. Прошел час. Спазмы в животе усилились. Он пытался убедить себя, что это от волнения, а не потому, что шарик с кокаином взорвался в его кишечнике. Вероятно, он должен был вытащить его? Но Джош не знал, как это делается, а затем неожиданно почувствовал непреодолимое желание опорожниться и бросился к унитазу. Усевшись на холодный металл, он едва не потерял сознание от боли, когда инородный предмет вышел из него.

«Вот и все», — подумал он и содрогнулся при мысли о том, что его ожидало.

Надежда подобна выбросу адреналина. Сначала твое сердце бешено стучит в груди, а потом приходится разгребать собственное говно. Джош встал на колени и принялся искать. Он сам не знал, что именно ему нужно, но подозревал, что это должен быть достаточно большой предмет. К горлу подкатывала тошнота, изо рта текла слюна, из глаз — слезы, но он не мог подвести Фентона. Каждый подарок имеет свою цену. Не заводи друзей. Так говорила ему офицер Уильямс. Тебе не нужны друзья.

Наконец его пальцы наткнулись на маленький сверток. Больше он ничего не смог отыскать. Он вымыл этот предмет в раковине. У него на ладони лежала пластиковая упаковка, напоминающая деформированный шарик дли пинг-понга или искусственное яйцо, которое он снес, как курица. Джош вполне мог раздавить его, но не посмел. Да и не хотелось. Он спрятал яйцо у себя на полке за стопкой писем и стал снова и снова мыть руки.

Мысли бешено крутились в голове. Ему было стыдно за свои рисунки. К тому времени, когда наступило время закрывать камеры, он понял, что больше не может это выносить. Двери с грохотом закрывались одна за другой: бум, бум, бум. Он подскочил к своей двери в тот момент, когда надзиратель собирался запереть ее на ключ, и начал кричать. Надзиратель налег на дверь, чтобы закрыть ее, и прищемил Джошу пальцы. Юноша просунул руку через щель и получил дубинкой по костяшкам. Когда он прижался лицом к дверному проему, дубинка с силой толкнула его в скулу под глазом. Он рухнул на пол. Перед глазами потемнело. Он закрыл лицо перепачканными кровью руками. Поднявшись, Джош принялся все громить. Он срывал полки, разбросал одежду, книги и письма. Схватившись за стол, сорвал болты и поднял его. Он бил ногами о стены. Колотил о дверь стулом, пока тот не разлетелся на куски. Он сломал свою койку. Выл, громил и крушил все вокруг. Затем в камеру ворвались надзиратели. Они окружили его со всех сторон, повалили, стали душить, а он отчаянно отбивался.

Я крепко спала всю ночь и на следующее утро проснулась от звонка будильника. С трудом отыскала часы и перекатилась на другую сторону кровати. Во рту у меня пересохло, а тело отказывалось подчиняться мозгу. Потянувшись, я вспомнила о странных событиях прошлой ночи. Сначала подумала, что это всего лишь сон. Но затем с ужасом осознала, что все произошло на самом деле.

Пятнадцать минут спустя я уже сидела в туалете, обхватив голову руками. Мои босые ноги стояли на холодном линолеуме. Я вытащила из шкафчика старый презерватив, разорвала упаковку и достала его. Он был тонким и ребристым — бесполезный компромисс между попыткой получить удовольствие и чувством защищенности. Дрожащими руками я пересыпала туда пилюли, пока он не стал похож на заполненный галькой носок. Я встала, прислонилась к стене, подняла ногу, как собака, и засунула его в свое тело.

Затем я надела форму и отправилась в Дитмарш. Все мои мысли были только о библиотеке. Я должна каким-то образом попасть туда до девяти вечера. С трудом заставила себя выйти из машины. Мне всего-то и нужно было войти на территорию тюрьмы через северные ворота, улыбнуться дежурному Джонсу и пройти через металлоискатели. Джонс подождал, пока я зайду внутрь, затем сказал, что я должна явиться в административный корпус. Мое лицо будто окаменело. Я чувствовала себя как загнанный в ловушку маленький зверек.

Смотритель Поллок принял меня в своем кабинете и попросил закрыть за собой дверь. Этот седовласый, коротко стриженный мужчина отрабатывал последние дни перед выходом на пенсию. Простой солдат, который прекрасно знал, что правильно, а что — нет, и считал законопослушность, уважение к чинам и разумный карьеризм главными добродетелями, помогающими в его весьма успешной жизни. Он сообщил, что меня хотела видеть Мелинда Рейзнер — детектив из тюремной полиции. Я, как ребенок, почувствовала соблазн обо всем ему рассказать, во всем признаться и попросить прошения. Но вместо этого спросила, почему вызвали именно меня.

— А я откуда знаю? Возможно, хотят расспросить о твоем дружке Хэдли. Всем же интересно, из-за чего у вас кончилась любовь.