– Кем угодно, – сказала Адриана. – Любой незнакомец, мужчина или женщина, может им оказаться. Как мы его найдем в подобных обстоятельствах?

Я подумал над ее словами. Хотела того Адриана или нет, она придала моим мыслям другое направление.

– Вы правы на этот счет. Если он жив, его необходимо найти, – сказал я.

– Вы ведь понимаете, Чарльз, что, если бы нас услышал сейчас любой здравомыслящий человек, нас бы самих немедленно отправили в психиатрическую лечебницу? – спросил сэр Артур и добавил: – Но вы совершенно правы: нам самим надо стать охотниками. Вы оба говорите все больше как спиритисты.

Мы с Адрианой проигнорировали это замечание.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что нас сочтут сумасшедшими, – сказал я. – Единственное утешение, которое приходит мне на ум, – это то, что мы все думаем, а не кто-то один из нас. Если бы я говорил нечто подобное в одиночестве, я бы точно решил, что сошел с ума. Итак, начинаем охоту на Гассмана?

– Давайте прикинем, что нам о нем известно, – сказал Конан Дойл. – Если он еще жив, то наверняка пытается бежать. Мы знаем это из-за Мэри Хопсон и ее чемодана с одеждой и деньгами. Это был Гассман, и он пытался скрыться, по крайней мере на какое-то время.

– Можно надеяться на то, что в настоящий момент Гассман заперт или в Стэнтоне, или в больнице «Мортон Грейвз», – сказал сэр Артур.

– А в самой «Мортон Грейвз», как мы знаем, для него существуют три кандидата: Лиза Анатоль, Уильям Таунби и Томми Моррелл, – продолжила Адриана.

– Таунби и Моррелл – постоянные пациенты, – сказал я, – а Анатоль поместили по настоянию родственников вкупе со Скотленд-Ярдом, поэтому с их помощью Гассману не выбраться.

– Но это лишь проблема времени, – возразила Адриана. – Он наверняка найдет другой объект и освободится – как всегда.

Я секунду поразмыслил и сказал:

– Скамейка!

– Какая скамейка? – спросила Адриана.

– Скамейка, на которой сидела Мэри Хопсон, когда я следил за ней и когда за ней следили вы.

– И что со скамейкой? – не поняла она.

Сэр Артур перебил ее:

– Конечно, Чарльз. Это место свиданий. Они все идут туда и ждут, пока не явится Гассман в том или ином обличье. А у тех, внутри больницы, тоже есть примерное расписание, как и у тех, что снаружи.

– Они приближаются к забору на краю территории больницы, и он просто входит и выходит из них, – сказала Адриана, кивая в знак согласия. – Гассман волен приходить и уходить в любое время.

– В любом случае он более свободен, чем мы, – сказал я. – Мы скрываем свою внешность и не можем жить у себя дома. Я вот не могу вернуться на работу. Если мы не положим этому конец, то охотиться станут за нами, а не за ним.

– Он не просто свободен, он вечен, – уверенно заявил сэр Артур. – Более того, он не страдает от последствий своих действий: за него расплачиваются другие. Если Гассман жив, мы должны выяснить, где он и каким-то образом изолировать его.

– Я согласен, но решительно не представляю, как это сделать: и найти, и изолировать, – сказал я.

Зал паба все еще бурлил, и мы представляли собой островок мрачной сосредоточенности: седовласое трио среди толпы буйных студентов.

После долгого молчания Конан Дойл продолжил:

– Давайте подумаем логически. Если мы в чем-то правы, остаются две возможности. Гассман либо жив, либо мертв. То есть Мэри Хопсон либо успела добраться до другого объекта, либо нет. Если нет, то все, точка.

– Ее нашли в парке у ворот Хэм-гейт, но она предположительно уехала из Северного Шина на автомобиле. Ее могли привезти к «Мортон Грейвз», и она там вошла в парк, – сказал я.

– Или могла отправиться на встречу со Стэнтоном, а потом отправиться в парк, – добавила Адриана.

– Или в какое-то другое место, – сказал я. – Выяснить, в какое именно, мы не в состоянии. Но полагаю, возможность застрелить четверых или пятерых, в надежде попасть в того, в кого надо, мы не рассматриваем.

– Вы можете с таким же успехом сказать и двадцать или тридцать человек: всех пациентов, которых лечил Гассман, – ответил Конан Дойл.

– А также нескольких священников, тюремщиков и кого-нибудь еще для ровного счета, – добавил я.

– Да, застрелить их всех не самый лучший план, если уж вы об этом заговорили, Чарльз. – Он откинулся на стуле и засмеялся. – Итак, из невинной немецкой фразы вышло целое болото, не так ли? Мы не слишком увлеклись?

– Но наша гипотеза вполне имеет право на существование, – сказал я. – Мне постоянно казалось, что Гассман жив. Если он действительно проделывал все то, о чем написано в дневнике доего смерти, то именно так он мог оставаться живым все эти годы.

– Чарльз, что-то мне расхотелось находиться в такой близи от Ричмонд-парка. Давайте вернемся в Лондон, – тихо сказала Адриана.

– Да, – сказал сэр Артур. – Я должен вернуться домой и принять кое-какие меры предосторожности. Позвоните мне вечером, Чарльз.

И он оставил нас, а мы подождали пять минут, я расплатился, и мы, в свою очередь, ушли.

Из паба мы решили поехать домой к Адриане, чтобы поговорить с Фредди. Было почти шесть часов, когда мы подъехали и припарковали ее «остин» за домом.

Я заметил, что, несмотря на зимний холод, задняя дверь приоткрыта. Поэтому я остановил Адриану и жестом велел ей вернуться к машине. Сам я порылся в карманах пальто и нашел люгер. Когда Адриана это заметила, она открыла сумку и тоже вытащила пистолет.

Я настоял на том, чтобы пойти первым, и мы вошли через заднюю дверь. Свет в прихожей ярко горел, так же как и в кухне справа. Мы осторожно вошли в кухню. Адриана первой заметила на полу кровь. Внушительное пятно разлилось на половицах у разделочного стола, несколько капель вели к двери в столовую. Когда я открыл дверь, прямо перед нами мы увидели дворецкого Уоллесов, привязанного к стулу. На левой стороне его черепа, прямо над ухом, была рана. На лице имелось несколько царапин, засохшая струйка крови виднелась в уголке рта. Его широко раскрытые глаза смотрели прямо перед собой. Большой кухонный нож торчал из груди.

Адриана развернулась и спрятала лицо у меня на груди. Она прерывисто дышала, и я боялся, что она лишится чувств. Я отступил в угол, увлекая ее за собой, и молча наблюдал, выставя перед собой люгер. Через минуту Адриана успокоилась и взглянула мне в лицо с выражением суровой решимости.

– Надо идти дальше, – сказала она.

Я кивнул, и она повела меня из столовой в приемную. Там горела лампа, но никого не оказалось. Адриана направилась к двустворчатым дверям, ведущим в библиотеку. Они были закрыты. Я отступил, поднял люгер и жестом велел ей держаться позади. Она подняла свой пистолет, а я толкнул створки. В комнате было темно, и Адриана, пригнувшись, скрылась внутри. Несколько секунд спустя в углу загорелся свет, рядом с лампой стояла Адриана. Содержимое стола было; вывернуто на пол, ящики свалены в кучу. Она молча указала на стеклянный шкаф с оружием у стены. Она подняла два пальца, и я заметил, что две ячейки пусты.

Мы осмотрели по очереди все комнаты на первом этаже. Но не обнаружили ни людей, ни новых следов насилия. Когда я указал на лестницу, ведущую из передней наверх, Адриана отрицательно покачала головой и вместо этого направилась к комнатке в задней части дома. Там она показала мне узкую черную лестницу. Я первым поднялся на второй этаж. Там по периметру дома шел ярко освещенный широкий коридор. Одна из дверей в спальню, выходившая в этот коридор, была неплотно прикрыта, и я вошел.

Там мы обнаружили вторую жертву. Адриана стояла прямо за мной, и мы увидели тело одновременно. Она потеряла самообладание, свойственное фронтовой медсестре, и отвернулась. Она вернулась в коридор и прислонилась к стене. Ее рука с пистолетом безжизненно повисла. Держа люгер наготове, я подошел к обнаженному телу, лежавшему на кровати лицом вниз и привязанному к спинкам за запястья и щиколотки. Наклонился поближе и увидел на бедрах и ягодицах женщины многочисленные ожоги от сигареты. Я аккуратно приподнял густые волосы и увидел на шее следы от веревки.