– От любовника? Но это чересчур большая плата за услуги, вы не находите? – спросила Адриана.

– Муж жертвы поначалу отрицал, что когда-либо давал Хелен деньги. Затем изменил показания и стал утверждать, что никогда не давал ей много денег. Обвинение убедительно изобразило ее вымогательницей, получавшей хорошие деньги от различных мужчин.

– А имелись ли свидетельства о других мужчинах?

– Да, и некоторые показали, что Уикем была, исключительно агрессивной и сексуально извращенной.

– Все равно тысяча фунтов остается невероятной суммой, – согласилась Адриана, – даже если было очень много мужчин.

– Владелец паба, в котором ее арестовали, показал, что у нее было большое количество постоянных любовников как до, так и во время связи с мужем жертвы. Ее поведение было чрезвычайно скандальным, даже для завсегдатаев паба.

– В каком смысле скандальным? – с чрезмерным энтузиазмом спросила Адриана.

– Имеются свидетельства, что она позволяла лапать себя прямо на людях. А полицейские, арестовавшие ее, показали, что она пыталась подкупить их, предлагая очень большую сумму за освобождение.

– Но не собираются же ее повесить за попытку подкупа должностных лиц? – сказала Адриана.

– Во время дознания возникли подозрения, что ранее она убила еще одну соперницу. Одна из постоянных посетительниц паба исчезла – женщина, по слухам вместе с Уикем развлекавшая мужчин. Она была зверски убита. В свое время допросили и Уикем, но у той было надежное алиби. Как я поднимаю, суд над Уикем был очень занимателен, если вам нравятся такие вещи.

– А разве никто не свидетельствовал в ее защиту? – спросила Адриана.

– Да, были и другие показания, данные людьми, которых она обшивала. Они утверждали, что она была прямо-таки безупречна. Это были люди с определенным положением, и они вполне искренне верили в то, что она не была проституткой.

– Понимаю, смертный приговор вызвал протест, – сказала Адриана. – Но, с другой стороны, я не согласна с большинством смертных приговоров.

– Однако в конце концов присяжные признали ее виновной в убийстве первой степени, и судья Центрального уголовного суда Олд Бейли приговорил ее к повешению. Теперь ей остается жить менее недели. Казнь назначена на ближайшую пятницу. – Я грустно посмотрел на Адриану. – Не очень типично, что британский суд приговаривает к повешению женщину, не так ли?

Адриана кивнула:

– Не очень. Было даже несколько публичных протестов, но приговор не отменен.

Затем мы оба долго смотрели на огонь. Моя голова гудела. Мысли были то с Хелен Уикем, то с призраком доктора Гассмана, Гарри Гудини, сэром Артуром, Фредериком Уоллесом, но более всего с Адрианой. Я слишком устал, чтобы разбираться в них. Нежно похлопав Адриану по плечу, я прошептал:

– Спокойной ночи, – и удалился в одиночество своего номера.

В воскресенье, уже ближе к вечеру, я прятался в тени напротив платяной мастерской Мэри Хопсон. Прежде чем занять свой пост, я убедился, что в доме нет черного хода: даже проезд, вклинивавшийся между овощной лавкой и аптекой, не доходил до него. Это было простое двухэтажное здание на узкой улице в Ричмонде-на-Темзе, которое явно очень давно не ремонтировалось. Большинство домов на улице от времени осели и скособочились. Их черепичные крыши были искривлены, кирпичные фасады крошились. Сама улица, вымощенная старым кирпичом, была узкой и петлистой.

Табличка над дверью, остро нуждающейся в ремонте, гласила просто: «Мэри Хопсон, владелица». Она даже не указывала, каким именно делом владеет означенная Мэри. Я предположил, что постоянные клиенты и без того знают, где она живет и чем занимается. Наружные деревянные части здания тоже нуждались в покраске, крыше недоставало нескольких черепиц. Терпеливо поджидая на холоде, я установил, что хозяйка дома, потому что над трубой вилась струйка белого дыма. Мэри, видимо, топила углем, и по небольшому количеству дыма, выходившего из трубы, я мог заключить, что она умеет поддерживать хороший, чистый огонь.

Не без усилий я переключился с уютного пламени в магазинчике на номер «Таймс», который держал перед собой с видом, как я надеялся, достаточно небрежным. Я перечитал заметку о смерти доктора Джона Керка Барри на девяностом году жизни, спутника Дэвида Ливингстона в путешествиях по Африке. Я просмотрел сенсационные новости о том, что Майкла Коллинза только что объявили премьер-министром независимого Ирландского государства. Я было подумал, как обрадовался бы этому отец Конан Дойла, и с удивлением понял, что проирландский комментарий, оставленный стариком в альбоме, некоторым образом стал началом цепи событий, приведших меня на эту замерзшую улочку. Могла ли быть хоть какая-то связь между политическими событиями на несчастном острове и Хелен Уикем? Это казалось совсем уж невероятным, но таковым же казалось и письмо от давно скончавшегося врача. Я решил на всякий случай проверить наличие проирландских настроений у всех участников этой неправдоподобной истории.

К тому времени, когда портниха наконец появилась в дверях своей мастерской, я продрожал за газетой почти два часа. Ровно в четыре она вышла, заперла за собой дверь и быстро припустила в сторону Шин-роуд. На ней было добротное шерстяное пальто, хорошо защищавшее от январской непогоды. Я последовал за женщиной, когда она удалилась на полквартала. На улицах было очень мало народу, и я понимал, что лучше держаться на приличном расстоянии, если я не хочу, чтобы меня заметили.

Однако вскоре стало ясно, что скрываться мне совершенно ни к чему. За всю прогулку Мэри ни разу не оглянулась и не замедлила шаг. На Шин-роуд она повернула к востоку и быстро прошла к Кингз-лейн, где снова повернула. Через сотню ярдов улица сузилась до тропинки, огибавшей кладбище. Примерно через четверть мили Мэри Хопсон вошла через ворота в парк. Проходя через те же ворота, я заметил железную табличку с названием «Бог-гейт». Еще через сотню ярдов Хопсон повернула направо на первой же развилке. Она не замедляла шаг и не оглядывалась. Я рискнул немного сократить дистанцию между нами, но трудно было изображать обычного прохожего, примеряясь к ее быстрому шагу. Я подсчитал, что она прошла по меньшей мере полмили за десять минут.

Еще через десять минут стремительной ходьбы, возможно через полмили от входа в парк, она резко остановилась у скамьи. Так же внезапно, как и остановилась, она опустилась на нее и села, глядя прямо перед собой. Меня занесло на гравии, когда я попытался затормозить, но я был для нее словно невидимка, поскольку она не обращала решительно никакого внимания на происходящее вокруг. Я походил у ближайшего дерева спокойно и непринужденно, насколько это было возможно, затем прислонился к стволу и достал из кармана газету. Это тотчас же показалось мне совсем уж ненатуральным, и я вернулся на тропинку и направился к Мэри. Она, казалось, посмотрела сквозь меня, когда я минул ее и пошел по тропинке к невысокому холму. Тропинка петляла так, что несколько раз она оказывалась вне моего поля зрения. Когда я ушел так далеко от нее, что стал опасаться, как бы не потерять ее за оголившимся зимой кустарником, я замедлил шаг и снова прислонился к дереву возле пруда. Стоя в ожидании, я мысленно вспоминал все, что знаю об этой женщине. «Мэри Хопсон, тридцати пяти лет от роду, замужем не была, живет одна в Ричмонде-на-Темзе». Она была швеей и жила по одному и тому же адресу с 1915 года. В ее полицейском участке дел на нее не заводили, и по соседству ее уважали. Однако в Лондоне ее несколько раз задерживали за непристойное поведение. Хотя, учитывая недостоверность сообщений, можно было допустить, что это была и другая Мэри Хопсон. Местный полисмен, обходящий ее квартал, был с ней немного знаком и считал ее вполне достойной особой. Было замечено что ее магазин придерживается странного графика работы и часто бывает закрыт в будни.