Я молча кивнул. Думаю, мы оба прекрасно понимали, что это наша последняя встреча.

— Что ж, Франк, береги себя, — сказал он на прощание и зашагал к выходу из ресторана.

Я не ответил. Отодвинув от себя остатки еды, я стал прихлебывать вино, размышляя, когда они придут за мной. Может, уже сегодня вечером? Хотя какое это в принципе имеет значение? Когда бы это ни произошло, все равно это будет не вовремя.

Когда бутылка опустела, я встал и поплелся к входной двери. Дойдя до вестибюля, я вдруг почувствовал, какое количество алкоголя скопилось за сегодняшний день в моем теле. С трудом переставляя ноги, я потащился в сторону лифта. Ждать его пришлось, казалось, целую вечность. Когда дверцы наконец распахнулись, я ввалился внутрь, едва не сбив с ног выходившую молодую особу женского пола в короткой юбке и дутой куртке.

— Смотри, куда прешь, болван! — прошипела она с характерным копенгагенским акцентом, оттолкнув меня с неожиданной для ее комплекции силой.

Я попытался было извиниться, однако девушка уже ушла, даже не обернувшись. В лифте все еще стоял тяжелый запах ее дешевых духов — приторный аромат сирени. Пока я поднимался в пропахшей им кабине на пятый этаж, меня чуть не стошнило.

Я все еще не мог забыть свой разговор с Вернером. Странно, но, несмотря на то что он меня изрядно разозлил, я все же чувствовал своего рода облегчение.

Теперь все было в его руках.

Я рассказал ему все, что знал, и теперь от меня требовалось лишь одно — ждать.

Полиция в тот вечер в гостинице так и не появилась. Спал я отвратительно. Однако вовсе не из-за страха, что правоохранительные органы внезапно вломятся ко мне в номер. Просто я всегда плохо засыпаю на новом месте. В незнакомой постели мне почти никогда не удается толком сомкнуть глаза, и эта ночь не явилась исключением. Пока я пытался уснуть, в моем объятом полудремой рассудке то и дело всплывала одна и та же картина: голубые глаза Моны Вайс, глядящие на меня сквозь мутную морскую воду. Когда же в конце концов я все-таки отключился, мне снились обрывочные тревожные сны о каких-то обезьянах и кошках.

Несмотря на то что выспаться мне так и не удалось, с утра я чувствовал себя на удивление отдохнувшим. Полузабытье, в котором прошла почти вся ночь, странным образом притупило ощущение страха, мучившее меня весь предыдущий день. Я решил, что буду следовать запланированной программе, как будто ничего не случилось. Разумеется, это было вряд ли возможно, однако попытаться все же стоило. Да и, кроме того, что еще мне оставалось?

Итак, день начался с обильного завтрака — я чувствовал, что чертовски проголодался. Накануне вечером беседа с Вернером изрядно подпортила мой аппетит, поэтому с утра, помимо привычного завтрака, я взял себе дополнительную порцию яичницы с беконом. По-видимому, такой волчий аппетит в немалой степени стимулировала и постоянно крутящаяся в подсознании мысль о том, что полиция может в любой момент явиться за мной. За столом я провел добрый час в компании утренней газеты и целой груды методично опустошаемых мной тарелок.

В газете не было ничего нового об убийстве в Гиллелайе, однако с момента, когда был найден труп Моны Вайс, прошло уже два дня, и интерес к этому делу, вероятно, уже порядком остыл.

Первым пунктом на деловой повестке дня у меня значилась встреча с редактором Финном Гельфом. Именно Финн издал мою первую книгу, «Угол зрения смерти», и с тех пор я входил в обойму писателей, сотрудничающих с его издательством «ZeitSign». В то время это было крошечное издательство. Финн, являясь его владельцем и директором, выполнял также функции редактора. Со временем издательство окрепло и выросло, и Гельф переложил практически всю редакторскую работу на плечи прочих сотрудников, однако мои рукописи были исключением. Он настоял на том, чтобы и впредь оставаться моим редактором. По определенным причинам он связывал наметившееся процветание «ZeitSign» в основном с моим именем. Мой дебютный роман оказался и для издательства, и для меня самого подобием золотого рудника — своего рода трамплином, — а последующие выпущенные нами книги обеспечили неплохие доходы обеим сторонам.

Со временем наше содружество получило развитие. Издавая «Угол зрения смерти» и «Стены говорят», Финн Гельф рисковал, однако он продолжал верить в меня, несмотря на все финансовые потери, которые несло в это время издательство. Позже, когда мы с ним сошлись поближе, он рассказывал, что уже тогда разглядел во мне упорство и желание добиться признания во что бы то ни стало. Комбинация этих двух качеств представляла собой поистине гремучую смесь, которую следовало направить в нужное русло. Гельф сумел понять, что, рано или поздно я выработаю формулу успеха, и решил, что когда это произойдет, он обязательно должен быть рядом. Разница в возрасте у нас с ним была не такой уж большой — всего десять лет, так что он вполне мог понять идеализм, который я прямо-таки излучал во время нашего с ним знакомства. Может, во мне Гельф видел себя десятью годами моложе, или же ему просто казалось, что когда-то он тоже был таким.

Мой роман-дебют ознаменовал начало нашей дружбы. Мы с Финном вместе колесили по Дании и зарубежным странам и во время этих поездок сблизились настолько, что темы наших бесед теперь уже не ограничивались только вопросами литературы и издательской практики.

Финн Гельф был сыном Густава Гельфа — владельца крупного издательства, занимавшегося исключительно выпуском справочников-путеводителей. С самого юного возраста Финн начал работать в отцовской фирме. Поначалу он помогал упаковывать книги, предназначенные для отсылки по почте. Это занятие приносило ему дополнительные карманные деньги, а также позволило завоевать уважение отца. Затем он пошел учиться на печатника, но здесь ему не повезло: практику он проходил в типографии пивоваренной компании, где изо дня в день вынужден был штамповать только пивные этикетки. В конце концов ему это настолько надоело, что он бросил учебу и снова вернулся в отцовское издательство. Там он получил своего рода повышение — стал работать в офисе — с условием, что одновременно он продолжит свое образование. Финн окончил подготовительные курсы, поступил в высшее коммерческое училище и вскоре стал незаменимым сотрудником фирмы.

Стареющий Густав видел в сыне продолжателя своего дела, однако сам Финн вынашивал планы расширить ассортимент выпускаемой издательством продукции и не ограничиваться одними только туристическими брошюрами. Конфликт между отцом и сыном приобрел настолько острые формы, что Финн вынужден был уйти и открыл собственную фирму — «ZeitSign».

Несмотря на довольно юный возраст, у Финна к тому времени уже были неплохие связи в области книгоиздательского дела. Ему удалось с помощью выгодных договоров, заключенных с типографиями и книготорговцами, поставить издательство на ноги. Нельзя сказать, что предприятие приносило особую прибыль его владельцу, однако оно выживало и даже могло себе позволить время от времени сделать ставку на издание произведения какого-нибудь неизвестного писателя. Именно таким образом и обстояло дело с моим романом «Угол зрения смерти», и, если бы не Финн Гельф, вовсе не факт, что я когда-нибудь сумел бы опубликовать хоть какое-то из моих творений.

Чтобы добраться от гостиницы до Старомонетной улицы, [17]мне пришлось взять такси. По дороге я размышлял, следует ли мне рассказать Финну об убийстве в Гиллелайе. Правильней всего было бы сделать это, однако тот факт, что полиция все еще не появилась, вполне мог означать, что преступление уже раскрыто. Может, оно вовсе не имело никакого отношения к моему роману — ведь на самом деле уверенность в том, что все детали совпадают, основывалась только лишь на словах Вернера.

Вестибюль издательства «ZeitSign» отделяли от улицы тонированные стеклянные двери. На фоне облицованных светлым песчаником пола и стен помещения черная полированная стойка казалась каменным утесом. Восседавшая за стойкой сорокапятилетняя администратор издательства Эллен — женщина, которая никогда и ни при каких обстоятельствах не теряла присутствия духа, — как обычно, имела весьма аристократический вид. На стенке за ее спиной большими буквами было написано название издательства — «ZeitSign».