— Помогите нам, и тем самым вы поможете и ей, — убеждал торговца Катон. — Что вам известно о лазури и о том, где жерардисты хранят ее запасы? Где, по вашему мнению, они скрывают дочь Рембрандта Корнелию?

Охтервельт перевел взгляд на Йолу, потом снова на нас. Было видно, что он разрывается между любовью к дочери и клятвой, данной жерардистам. Наконец Охтервельт с видимым усилием проговорил:

— Мне известно только, что де Гаалю принадлежат здания портовых хранилищ. Он использовал их в наших целях. Но я не могу с определенностью утверждать, что там он хранит и запасы этой краски или оружие для восставших.

— Нам, разумеется, известно об этих складах. Мы уже обыскали их, но это ни к чему не привело, — сказал Катон, обращаясь скорее ко мне, чем к Охтервельту. — До сих пор мы не обнаружили ничего, кроме пары ящиков с призывающими к мятежу листовками да молитвенниками. Ну, может, еще пару бочонков пороху в придачу.

Внезапно распахнулась дверь в лавку. Мне показалось, что это ветер, но на пороге появились четверо молодых людей. Все они коротко приветствовали Катона. Это, судя по всему, было затребованное инспектором в ратуше подкрепление.

Я повернулся к Охтервельту:

— Вы в самом деле не знаете, где может быть Корнелия? Хотя бы намекнули, что ли.

— Нет. — По несчастной физиономии торговца я видел, что он не лжет. — Да, признаю, я жерардист. Но я никогда не принадлежал к руководящей верхушке, посему в тайны меня не посвящали. Увы, я ничем не могу помочь вам, господин Зюйтхоф.

Катон отдавал распоряжения своим людям:

— Вы двое сейчас же отведете вот этого господина и его дочь на допрос в ратушу. Деккерт поставлен в известность. А вы обыщете лавку и их жилище. Обращайте внимание на самые на первый взгляд незначительные вещи — они могут нам помочь.

Девушка, выходя, повернулась ко мне, и я заметил в ее глазах виноватое выражение. Я кивнул ей, желая хоть как-то приободрить, но меня самого впору было утешать.

— А мы? — спросил я инспектора. — Чем мы с вами займемся?

— Например, будем присутствовать при обыске у Охтервельтов, — предложил Катон. — Или у вас на сей счет имеются другие идеи?

— Вполне может быть, что имеются, — ответил я, подумав. — Не знаю, окажется ли это полезным, но попытаться, я полагаю, следует.

— Ну, что там у вас, Зюйтхоф? Выкладывайте уж!

Антонисбреестраат также выглядела пустынной, если не считать нашего экипажа да какого-то бедолагу, который наперекор ветру брел куда-то по своим делам. Ни души не было и у входа в «Веселого Ганса». Да и откуда им взяться в послеполуденный час? Рановато для увеселений.

Когда мы выходили из экипажа, возница крикнул нам:

— Лошадь от этого урагана совсем спятила. Надо бы поехать да распрячь ее. Пусть малость отдохнет.

— Ну и езжайте себе, — ответил Катон. Ветер смешно растрепал шевелюру инспектора. — Как-нибудь уж обойдемся.

Благодарно кивнув, кучер поехал в направлении ратуши, а мы двинулись ко входу в заведение. Катон немилосердно замолотил кулаками в толстую дверь, пока уже известный нам кабатчик не приоткрыл ее.

— Мы еще не открылись, — рявкнул он и собрался притворить дверь.

— Нас это не касается, — холодно ответил Катон. — Вы нас не узнаете?

— Ах, так это вы! Опять надумали повидать Каат?

— Вы угадали.

— Ну, тогда входите, — недовольно наморщив лоб, сквозь зубы процедил кабатчик, впуская нас. Наш визит явно не пришелся ему по душе.

Он провел нас на верхний этаж, где я невольно бросил взгляд на висевшие в коридоре картины. Все те же безобидные и бесцветные сюжеты. Я спросил себя, повезет ли нам здесь на этот раз больше, или же вновь придется уходить от Каат Лауренс несолоно хлебавши.

Кабатчик позвал владелицу, женщина отозвалась из отдаленной комнаты. Мы вошли в уютное помещение. Серебряные подсвечники на столе, писанная маслом картина на стене. Да, кому вздумается позабавиться здесь с девочками, тот должен выложить пару гульденов в карман Каат Лауренс. Сводня и сегодня была в скромном платье, вместе со служанкой она занималась уборкой постели.

— Пусть служанка выйдет, у нас к вам неотложный разговор личного характера! — требовательно произнес инспектор Катон. — Вас он тоже не касается, — бросил он продолжавшему торчать в дверях кабатчику.

Каат Лауренс выжидательно смотрела на нас, изо всех сил стараясь скрыть волнение. Я заметил, как сводня пару раз судорожно глотнула, изредка бросая взгляды на дверь.

— Наверняка вам понятна цель нашего прихода, — начал Катон.

— Совершенно непонятна, но надеюсь, что вы ее мне объясните.

— Ваш приятель ван дер Мейлен мертв, — хладнокровно произнес инспектор.

— Да что вы говорите! Как же это случилось? Из-за этого урагана?

— Ураган тут ни при чем. Он выпал из окна одного из домов в квартале Йордаансфиртель, где раньше у него была антикварная лавка. Вам-то уж точно известно, что у него там было, так сказать, второе пристанище.

— Ничего мне об этом не известно, — ответила сводня как-то слишком поспешно. — Я вообще с трудом понимаю, о чем вы говорите.

Тут решил вмешаться я.

— Сомнительно, чтобы вы не понимали. Напротив, вы прекрасно нас понимаете.

— Ах, это снова вы. Художник, если не ошибаюсь. Зачем же вы сегодня явились? Уж не похитили ли вас опять?

Вместо меня ответил Катон:

— Попытались было. Но теперь, в отличие от прошлого раза, тому есть неоспоримые доказательства. Как и тому, что вы, госпожа Лауренс, также имеете отношение к жерардистам. Какое именно — еще предстоит выяснить. И если вы не будете запираться, суд обязательно примет это во внимание. Так что выкладывайте все, что вам о них известно, тогда, возможно, вообще не будете привлечены к суду.

Каат Лауренс некоторое время молчала, глядя перед собой.

— Те, о которых вы тут говорите, мне незнакомы. Я даже не слышала ни о каких жерардистах, как вы выражаетесь. Обвинять вы меня можете сколько угодно, но извольте представить доказательства. И суд от вас их потребует. Так что лучше уж оставьте меня в покое!

Формально трудно было возразить ей, и мы как побитые собаки покинули заведение. Едва мы оказались за порогом, как я дал волю чувствам, всласть побранившись.

— Утихомирьтесь вы, Зюйтхоф, никто ваш план не осуждает. А эта Каат Лауренс — продувная бестия. Наверняка знает куда больше, но начни я действовать вопреки закону, тут же на ней зубы обломаю. Вот так-то.

— То есть? — не понял я.

— Я мог бы как следует надавить на нее, может быть, даже при этом и нарушить закон, но… Не предъявив неоспоримых доказательств, я на подобное пойти не могу. Вот если бы кто-нибудь действовал, скажем, по поручению амстердамского участкового суда…

Я прекрасно понял инспектора.

— Все верно, но в таком случае Каат Лауренс могла бы обратиться за зашитой к властям.

Катон, не отвечая, смотрел перед собой на подгоняемые ветром опавшие листья.

— Очень некстати эта буря. Теперь у городской стражи будет хлопот полон рот — надо ликвидировать последствия урагана. Так что властям сегодня вечером явно будет не до «Веселого Ганса».

Буря не улеглась и к вечеру, перевернув килем вверх не одну баржу в водах каналов и не один дом оставив без крыши. Повсюду люди заколачивали досками окна, чтобы хоть как-то уберечься от стихии. Словно силы преисподней ополчились на Амстердам, грозя сровнять его с землей.

Когда мы направлялись на Антонисбреестраат, на город опустилась необычная для этого времени дня темнота из-за нависшей исполинской тучи. Стоило взглянуть на нее, как мне начинали чудиться демонические лики, готовые растерзать Амстердам из-за того, что их нечестивые планы оказались под угрозой. Ну вот, разве вон там не торчат бесовские рога? А вон там? Да это ведь недобрый прищур дьявола! Я невольно замер на месте от охватившей меня паники, и Роберт Корс наткнулся на меня.