Лео смотрит на Алана, и я узнаю этот взгляд. В нем уважение на грани преклонения ученика перед учителем.

— Спасибо.

— Без проблем.

Они оба встают.

— Вы готовы, агент Карнес, доложить мне о случившемся? — Я специально говорю немного резко. Ему это необходимо.

— Да, мэм.

Его щеки слегка порозовели, и он выглядит поувереннее. Хотя, на мой взгляд, он выглядит просто очень молодым. Лео Карнес — ребенок, впервые столкнувшийся с убийством. Теперь он обязательно постареет. Добро пожаловать в компанию.

— Тогда выкладывай.

Он умудряется говорить спокойно.

— Я приехал и проверил компьютер, чтобы убедиться, что нет ни ловушек, ни вируса. Затем я сделал то, что обычно делается прежде всего, — посмотрел новейший файл. Оказалось, что это текст под названием «Прочтите меня, федералы».

— В самом деле?

— Да. Я открыл его. Там было всего одно предложение: «Загляни в карман синего пиджака». Вокруг я никакого синего пиджака не увидел, тогда я полез в стенной шкаф и обнаружил пиджак. В левом кармане лежал СД-диск.

— И ты решил взглянуть. Это ничего. Я бы тоже так поступила.

Воодушевившись, он продолжает:

— Когда вы создаете диск, вы можете дать ему название. Когда я увидел название, мой интерес возрос. — Он сглатывает. — Диск назывался «Смерть Энни».

Чарли морщится:

— Сукин сын. Дженни выйдет из себя, когда узнает, что мы это пропустили.

— Продолжай, — говорю я Лео.

— Я посмотрел, какие файлы есть на диске. Выяснилось, что только один. Очень высокого качества, очень четкий. На диске только ему и хватило места. — Он снова сглатывает. Я замечаю, что он опять начинает бледнеть. — Я кликнул мышкой на этом файле, включился проигрыватель. Это было… — Он качает головой, старается взять себя в руки. — Простите. Убийца закодировал и создал видео. Это не сплошной показ от начала до конца. Наверное, все бы на СД не вошло. Это скорее… монтаж. Квинтэссенция…

— Убийства Энни, — заканчиваю я, зная, что ему не хочется произносить эти слова.

— Угу. Это невозможноописать. Я хотел бросить смотреть, но ничего не мог с собой поделать. Затем меня начало рвать, и я позвонил агенту Вашингтону. Ушел из квартиры и дожидался вас здесь.

— Надеюсь, тебя не рвало в спальне? — спрашивает Чарли.

— Я добежал до ванной комнаты.

Алан — это он агент Вашингтон — хлопает его по спине ручищей величиной с боксерскую перчатку. Если бы Лео носил вставные зубы, они бы пташкой вылетели у него изо рта.

— Видишь? Ты сделан из правильного материала. Сумел сохранить присутствие духа. Это хорошо.

Лео смущенно улыбается.

— Пойдемте в квартиру и посмотрим, — говорю я. — Лео, ты можешь не ходить, если тебе не по себе. Я серьезно.

Он смотрит мне прямо в глаза. В его взгляде удивительная смесь наивности и зрелости. Я внезапно понимаю, что знаю, о чем он думает. Он думает о том, что Энни была моей подругой. И уж если я иду, чтобы посмотреть, как она умирала, то и любой другой должен. Я почти слышу его мысли. Его глаза подтверждают, что я правильно догадалась. Они становятся жесткими, и он решительно качает головой:

— Нет, мэм. Все, что касается компьютера, — моя работа. И я ее выполню.

Я признаю его силу воли так, как мы обычно признаем такие вещи, — не придавая значения.

— Справедливо. Веди нас.

Лео открывает дверь в квартиру, и мы входим. Все там не слишком изменилось с того дня, как я там побывала впервые. Три спальни, две ванные комнаты, большая гостиная и огромная кухня. Больше всего потрясает то, что везде чувствуется Энни. Она живет в оформлении квартиры, ее сути. Ее любимым цветом был синий, поэтому шторы кобальтового цвета, ваза голубая, на фотографии изображено синее небо. Квартира шикарная, причем шик этот ненавязчивый, без золотых ободков и листочков. Здесь все красиво, в мягких тонах. Спокойно и безмятежно.

У Энни всегда был дар подбирать аксессуары. Все на ней — от одежды до часов на запястье — было стильным, но не показушным, не чванливым. Она от природы обладала хорошим вкусом, что всегда казалось мне проявлением ее внутренней красоты. Она выбирала вещи без оглядки на чужое мнение, не заботясь о том, понравится ли кому-то, как эти вещи на ней сидят. Она выбирала их, потому что они взывали к ней. Потому что они были тем, что доктор прописал. Потому что они ей нравились. В квартире эта черта ее характера отразилась полностью. На всем лежал след души Энни.

Но было что-то еще.

— Ты чувствуешь запах? — спрашивает Алан. — Что это?

— Духи и кровь, — отвечаю я.

— Компьютер здесь, — говорит Лео и ведет нас в спальню.

Здесь гармонии приходит конец. Именно тут он делал свое грязное дело. Это сознательная противоположность бессознательной красоте Энни. Здесь кто-то стремился к диссонансу. Хотел разрушить покой и безмятежность. Уничтожить изысканность.

Ковер заляпан кровью, я улавливаю сильный запах разложения, смешанный с ароматом духов Энни. Две противоположности: запах жизни и вонь смерти. Столик у кровати перевернут, лампа разбита. Стены поцарапаны. Вся комната изуродована. Убийца изнасиловал ее своим присутствием.

Лео садится к компьютеру. Я думаю об Энни.

— Начинай, — говорю я ему.

Лео бледнеет. Затем он двигает мышкой, устанавливает курсор на ярлыке файла и дважды кликает. Экран заполняет видео. Я вижу Энни, и мое сердце едва не останавливается.

Она совершенно голая и прикована наручниками к кровати. Тошнота поднимается к горлу, я вспоминаю себя и Джозефа Сэндса. С трудом сдерживаюсь.

Убийца весь в черном. Лицо закрывает капюшон.

— Это что, прикид этих гребаных ниндзя? — рычит Алан. — Черт, да для него это все шутка.

Мой дар охотника вступает в действие автоматически. В убийце примерно футов шесть роста. Он в хорошей форме, где-то на полпути между мускулистостью и сухощавостью. По коже вокруг глаз можно с уверенностью сказать, что он белый.

Я жду, когда он заговорит. Технология узнавания голосов ушла далеко вперед, и мы можем получить столь нужную нам улику. Но тут он исчезает, камера его больше не видит. Я слышу слабые звуки — он с чем-то возится. Затем он снова появляется перед камерой и смотрит прямо в объектив. По морщинкам вокруг глаз я могу догадаться, что под маской он улыбается. Он поднимает руку и начинает отсчитывать: «Раз, два. Раз-два. Три, четыре…»

Комнату на картинке наполняет музыка. Она скрывает все остальные звуки. Мне потребовалось одно мгновение, чтобы узнать мелодию. Когда я ее узнаю, мне едва не становится плохо. Едва.

— Милостивый Боже, — шепчет Чарли, — это что, «Ролинг Стоунс»?

— Угу, «Дай мне кров», — подтверждает Алан. Его голос полон ярости. — Ему посмеяться хочется, этой мерзкой гадине. Ему нужна музыка под настроение.

Звук поставлен на максимум. По мере того как песня набирает темп, убийца начинает танцевать. В одной руке он держит нож. Он танцует для Энни и для нас, будущих зрителей. Танец дикий, сумасшедший, но в такт убийца попадает. Безумие и ритм.

— «Насилие, убийство…» — разносятся по комнате слова песни.

Вот почему он выбрал ее. Это его послание. Он рассказывает, что собирается сделать. Я на мгновение закрываю глаза, когда вижу, что Энни тоже все понимает. Я вижу это по ее глазам, в них ужас заслоняет надежду.

Убийца кончает танцевать, хотя все еще покачивается в такт мелодии. Его движения кажутся бессознательными. Так порой машинально пристукиваешь ногой. Он стоит у кровати и смотрит на Энни как загипнотизированный. Энни пытается освободиться, я не слышу ее из-за музыки, но я могу сказать, что она кричит через кляп. Он еще раз взглядывает в объектив. Затем наклоняется, держа нож наготове.

Остальное происходит так, как определил Лео. Фрагментарно. Картинки пыток Энни, изнасилование, ужас. Он режет ее ножом, причем делает это с удовольствием, не торопится. Он предпочитает резать медленно, и он любит делать длинные надрезы. Он касается ножом ее тела во всех местах. Я дергаюсь каждый раз, когда сверкает нож. Дергаюсь всем телом, как будто меня подсоединили к аккумулятору машины. Он ее пытает. Теперь он ее насилует. Опять сверкает нож, я снова дергаюсь, а он режет, режет и режет. Милостивый Боже, он не перестает резать. В ее глазах агония, ужас, иногда они пустеют и просто смотрят в потолок. Еще жива, но без сознания. Убийца в экстазе. Он танцует танец дождя, только вместо воды у него кровь. Я смотрю, как умирает моя подруга. Ее смерть медленная, ужасная, она лишена достоинства. Когда он заканчивает, она уже не дышит. Выпотрошенная рыба. Смотреть, как умирает эта женщина, которую я обнимала ребенком, с которой вместе выросла и которую любила, для меня все равно что лежать на кровати и смотреть, как кричит Мэтт.