– Знаешь, а я скоро буду сниматься в кино. Честное слово! – В голосе ее теперь звучало неподдельное волнение. Джон подумал, что это по крайней мере очень похоже на правду. – Мой агент, Солли Сапперстайн, он из Лос-Анджелеса, после первых проб получил подтверждение, что я прошла. Они хотят, чтобы я приехала в четверг на повторные пробы. Студия «Брайт стар пикчерз», у них есть несколько нехилых картин. Смотрел «Путь к гибели»?
– Я редко хожу в кино, – признался Джон.
– Слушай, ты точно с другой планеты свалился! – рассмеялась она. Смех был как журчание ручека по камешкам. Она посмотрела, как Джон поднес к губам бокал, и восхитилась его профилем. – А ты чем занимаешься?
– Я… – он запнулся. Скажи ей правду, ты, трусливый сукин сын! – Я… Связи с общественностью, можно так сказать.
– Ага, ну, я примерно тем же самым. – Она встала и пошла на кухню. – Хочешь, поужинаем прямо сейчас?
– Да, конечно. Было бы неплохо.
– Жаль, готовить я ни черта не умею. Могу только сунуть эти гребаные мороженые куски в микроволновку, и все. Вкуса, блин, никакого, но…
– Не богохульствуй, пожалуйста, – сказал Джон. Дебби, держа в каждой руке по порции ужина, замерла, стоя спиной к Джону. Что-то ее зацепило в этой его фразе, но она никак не могла понять, что именно. Кажется, от кого-то недавно она ее слышала? Где это могло быть? Нет, не вспоминается. Кокаин напрочь отшибает память. Да черт с ним! Она обернулась. Он стоял в мягких золотистых лучах закатного солнца, тень протянулась по всей комнате.
– Ты странный, – только и сказала она. Послышался легкий частый стук. Джон взглянул в сторону кухни. Сухопутный краб размером с обеденную тарелку перемещался по полоскам линолеума к миске с тунцом.
– Это и есть мой маленький Единорог! – пояснила Дебби. Отложив замороженные порции ужина, она подхватила с пола это крупное членистоногое и звонко поцеловала его в панцирь. – Я называю его Единорогом, потому что он всегда рогатый! – Она рассмеялась, но Джон, похоже, не уловил соли. – А мне кажется, это смешно. Ну ладно, – продолжила она, спуская краба обратно. – Иди, питайся, детка!
Когда их ужин поспел, они устроились на кухне за круглым столиком и принялись за еду. Она ела быстро, словно боялась, что кто-нибудь может отнять пищу. Он смотрел, как шевелятся ее губы, и опять начал испытывать боль в паху, потому что невольно вспомнил, что вытворяли ее губы в «Сырых алмазах», когда лицо ее было прикрыто полумаской. Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и спросил, из каких конкретно южных краев она приехала.
– Из Луизианы. Есть там такой городок – Дериддер. Между Мерривиллем и Шугартауном. – Судя по интонации, ей не очень хотелось продолжать эту тему.
Он опять поерзал. Опять начали болеть ноги. Он потер икры и поморщился.
– Давай, – сказала она, как только с едой было покончено и они перешли в гостиную, – займемся этим не откладывая.
– Чем займемся?
– У тебя же мышцы ног болят, верно? Слишком много на велосипеде катался. Давай-давай, подъем! Он повиновался.
– Снимай штаны, – скомандовала она и вышла в кухню.
– Нет, послушай… Погоди… – Она уже вернулась с бутылкой «Вессона». – Что ты собираешься делать? – Его голос дрогнул.
– Сделать массаж твоим мышцам, – пояснила она не моргнув глазом. – Снять напряжение. Ну давай, снимай штаны. Можешь лечь прямо на ковер. – Она сняла подушку с дивана и положила на пол. Потом присела на корточки в позе ожидания.
– Да у меня все нормально, – с трудом сглотнув, ответил Джон. – Честное слово.
– Ничего подобного. Я же вижу – тебе больно. Мне это известно.
Он посмотрел на ее сильные загорелые руки, потом – на бутыль с маслом. Убирайся отсюда немедленно! – приказал он сам себе. Но не двинулся ни на шаг, а просто сказал:
– Не надо.
– Я так хочу, – парировала Дебби и похлопала ладонью по подушке. А затем, прежде чем Джон успел отреагировать, потянулась и расстегнула молнию на джинсах. Он дернулся, словно от огня. Дебби негромко рассмеялась и с ноткой удивления спросила:
– Да ты никак стесняешься, а?
– Слушай… Это нехорошо. Я должен сказать тебе…
– Это я должна сказать тебе, – перебила девушка, расстегивая ему брючный ремень. – Это – хорошо!
Он стоял крепко зажмурившись, пока она не спустила джинсы до колен. Теперь от вечного, иссушающего душу проклятия его отделяли только спортивные трусы.
– Ложись и клади сюда голову, – снова похлопала по подушке Дебби. Отвинтив крышку, она вылила на ладонь немного масла, отставила бутылку и растерла масло между ладонями. Джон почувствовал, как все внутренности сжались в тугой клейкий комок. Его сила воли была водой, а ее – огнем. Сочетание должно произвести пар. Но мышцы ног действительно болели. Что такого особенного произойдет, если он согласится на массаж, который продлится две, максимум три минуты? Он вполне способен себя контролировать; он вполне может обуздать свои чувства.
Он на это надеялся.
Он лег на живот и устроил голову на подушке.
– Симпатичная попка, – хмыкнула она и принялась неторопливо разглаживать сведенные мускулы теплыми, скользкими пальцами. От первого прикосновения от чуть не подпрыгнул, и она снова рассмеялась, приговаривая:
– Расслабься, расслабься!
Пальцы нащупали самые болевые точки; несколько минут боль не утихала, но ее умелые руки упорно делали свое дело, и болезненные ощущения сменились приятными.
Она чувствовала, как Джон вздрагивает от ее прикосновений. Нет, действительно очень странный парень. С такими, как он, ей еще никогда не приходилось сталкиваться. Очень симпатичный, но отчего же такой застенчивый? Гей, может быть? Нет, в этом она разбиралась. Ей понравилось, как он сказал «прошу прошения?» вместо обычного алло, когда не понял ее фразы насчет цепи с замком. Он… Боже, как старомодно это ни звучит, но Лаки – просто джентльмен. Она редко встречалась с такими; эта порода людей почти вымерла.
– Лаки? – спросила она, продолжая усердно трудиться над его мышцами. – Ты не мог бы снять мне свитер? А то у меня руки , в масле.
Джон медленно повернулся и сел. Дебби подняла руки. Его пальцы, прикоснувшиеся к красному свитеру, вспыхнули, словно от жгучего пламени. Торопливо, боясь передумать, он задрал свитер и стянул его через голову. Под свитером ничего не было, кроме черного кружевного бюстгальтера. Взгляду его открылся плоский, мускулистый загорелый живот. И живот, и плечи слегка вспотели от усилий.
– Спасибо, – кивнула Дебби. Джон, внутренне простонав, улегся обратно. Ее пальцы продолжили свое дело. – Расслабься как следует, – напомнила она. Хрипловатый голос прозвучал почти нежно. – Ты слишком зажатый какой-то.
О Боже, подумал Джон. О Боже, Боже, Боже…
Дебби, помогая себе всем своим весом, с силой разглаживала мышцы.
Джон закрыл глаза. Нет, он больше не в состоянии этого вынести. Господи, это невозможно! Но не стал просить ее прекратить, равно как и не сделал попытки встать. Ее руки были такими нежными, таким успокаивающими; удовольствие уже достигло коры головного мозга. Мышцы восстанавливали былую эластичность. Если это не райское наслаждение, то, как минимум, ближайшее к нему состояние, которое можно достичь на земле. Даже воспоминания о порносценах начали улетучиваться из его памяти; сознание тоже расслабилось. Он полностью отдался во власть ощущений – чистого, беспримесного наслаждения теплой плотью, разминающей его податливую плоть.
Он открыл глаза.
И не почувствовал на себе ее рук.
Он поднял голову от подушки – и увидел прямо перед собой морду здорового краба, если можно назвать мордой то, что находится впереди у этого бронированного создания. Он резко сел, недоумевая, а краб в испуге метнулся под диван и, почувствовав себя в безопасности, продолжал разглядывать его оттуда, поблескивая бусинками глаз.
Джон посмотрел в окно. Стемнело. На улице горели фонари. В квартире Дебби тоже горел свет. Он ощутил запах ванили и земляники. Его испускали зажженные ароматические свечи. Проморгавшись, он посмотрел на часы. Без семнадцати девять! Он проспал почти четыре часа!