Собраться. Главное — собраться. Прекратится звон в ушах или нет, если останешься тут лежать, будешь покойником в любом случае. Я поднялся на ноги, понимая, что боец теперь из меня никудышный. Оставалось надеяться только на то, что Клинок пострадал сильнее меня.

Мои надежды сбылись. При взрыве пол кабинета пробило, осколки летели во всех направлениях сквозь брешь в деревянном настиле. Острый деревянный обломок величиной с человеческую руку вонзился Беконфилду в живот. Герцог навалился на упавшую опорную балку, изо рта у него струилась густая кровь. Я подошел к нему, с трудом передвигая ногами: взрывом меня полностью вывело из равновесия.

— Где Воробей? — кричал я. — Мальчик, где мальчик?

Герцогу еще хватило сил на последнюю улыбку, и он выдавил ее, произнося слова достаточно медленно, чтобы я смог их разобрать, несмотря на шум в ушах.

— Убийца из вас вышел лучше, чем сыщик.

С этим я не мог спорить.

Когда последний порыв сил иссяк, Беконфилд повалился на пол, кусок деревяшки пронзил его тело насквозь. Через пару мгновений он умер. Закрыв ему глаза, я снова поднялся.

Человек не тратит последний вздох на слова лжи. Он сказал загадку так, будто провел последний удар перед встречей с Той, Которая Ожидает За Пределами Всего Сущего. Воробья у герцога не было. Я где-то напортачил, причем напортачил очень серьезно, только не знал где.

Время шло, и кто-нибудь наверняка уже заметил взрыв в особняке лорда Беконфилда. Я направился к лестнице, зная, что если попаду в беду, то я покойник.

Заднее крыло дома, похоже, рухнуло само по себе. Горы деревянных обломков и кирпича завалили коридор, который вел ко входу для слуг. В главной гостиной некогда великолепные ковры тонкой работы были уничтожены сажей и мириадами мелких осколков стекла от разбитых светильников. В результате одного из взрывов в кухне начался пожар, и огонь теперь быстро распространялся на остальное здание.

Дворецкий Беконфилда неподвижно распростерся у двери, голова запрокинута назад так, как не смог бы повторить ни один акробат. Смерть казалась чрезмерным наказанием за его надменность и неприятный нрав, хотя мало кто из нас получает то, что заслуживает. Переступив через тело, я вышел в снег.

Я направлялся к передним воротам имения, когда понял, что звон в ушах стих — не совсем, но настолько, чтобы развеять мои подозрения на потерю слуха. Я не оглох, и мне хотелось броситься в снег и зарыдать, вознося благодарности Перворожденному за мое спасение. Но я продолжал ковылять вперед, несмотря на мороз. Когда на тропе впереди меня показались огни, я перелез через живую изгородь и поспешил, насколько это было возможно для изможденного человека, незаметно вернуться в трактир.

Я пробрался в трактир, стараясь произвести как можно меньше шума. Мне требовалось время, чтобы подумать, разобраться, где в своих рассуждениях я допустил ошибку. Так или иначе, Воробей исчез, и оттого, что Веселый Клинок не похищал его, мальчику было ничуть не легче. Поднявшись к себе, я схватил пузырек амброзии из своих запасов и приставил его к ноздре. Слух медленно возвращался ко мне, и после первого глубокого вдоха я не мог разобрать ничего, кроме биения своего сердца, ускоренного действием наркотических паров.

Письмо Гренвальда по-прежнему ждало меня на туалетном столике. Я распечатал конверт и развернул послание онемелыми пальцами. Спеша найти подтверждение растущим во мне опасениям, я порезал большой палец о край письма. Красное пятно расплылось по поверхности белого листа пергамента.

Верхняя половина документа полностью совпадала с тем, что я забрал из руки Криспина, но нижняя половина была невредима, в списке значились имена всех магов, вовлеченных в операцию «Вторжение». Я узнал мага Брайтфеллоу и Кадамоста.

И я узнал еще одно имя, в самом низу, в той части списка, которой не было у меня в прошлый раз.

Я стянул рубаху через голову, затем вытащил со дна своей сумки бритву и раскрыл ее. Вся тяжесть моих прегрешений легла мне на плечи, и, поддавшись на мгновение собственной слабости, я задумался, где полоснуть себя лезвием бритвы для большей надежности. Как только сознание вернулось ко мне, я, жмурясь от боли, сделал неглубокий надрез под сапфиром в своем плече.

Через пять минут я уже мчался по Низкому городу, истекая кровью под наспех наложенной повязкой из куска материи, что я оторвал от своей нижней рубахи.

Я молился разом всем Дэвам, надеясь, что еще есть время остановить этот ужас.

Уже часов шесть как Синий Журавль был мертв. Его тело обвисло в дубовом кресле в кабинете, голубые глаза глубоко закатились, раны на его руках и лезвие на полу свидетельствовали о его добровольной кончине. На письменном столе перед ним лежал пергаментный сверток с парой слов, нацарапанных куриным почерком старика.

Мне очень жаль.

Мне тоже было ужасно жаль, что все вышло именно так. Я закрыл старику глаза и начал спускаться по лестнице.

Дверь в ее кабинет была открыта, и я прокрался внутрь. Селия и Брайтфеллоу стояли ко мне спиной. Воробей безвольно сидел на стуле в углу. Он не был связан, бесчувственные глаза тупо смотрели вперед.

— А я говорю, кончим его сейчас же. — Этот день видел падение мага Брайтфеллоу. Он был в той же одежде, что и на вечеринке у Веселого Клинка, и яростно жестикулировал. — Давай его прикончим и вышвырнем, пока кто-нибудь не прознал.

Селия, напротив, была непреклонна, словно гранитная глыба. Ее руки суетились над чередой алхимических приспособлений, расставленных на столе перед ней.

— Тебе известно не хуже меня, что лихорадке требуется полдня, чтобы прижиться, а мы еще даже не привили ее мальчишке. Я не хочу разрушить все, чего мы добились, лишь из-за того, что ты начал нервничать. — Селия перелила содержимое кубка в чашку поменьше и бросила взгляд на Воробья. — Ты бы лучше присел да присмотрел за ним.

— Он никуда не денется. Мое заклинание будет держать его на месте до конца ночи.

— У него есть дар, как и у тех других, хотя он и не знает, как им воспользоваться. Неизвестно, какой будет его реакция.

Брайтфеллоу поковырял грязным ногтем между зубами.

— Ты сказала, что больше не чувствуешь камень.

— Да, Джонатан, именно так я и сказала.

— Значит, он мертв?

— Это значит то, что значит, — ответила она, но без злости.

— Должно быть, он мертв, — повторил Брайтфеллоу.

Селия подняла голову и принюхалась.

— Сомневаюсь, — возразила она, отставив в сторону перегонный куб, и повернулась ко мне. — Ты давно здесь?

— Достаточно давно.

Когда меня увидел Брайтфеллоу, то и вовсе лишился того самоуверенного спокойствия, остатки которого еще сохранялись в нем. Маг весь побелел, его глаза лихорадочно заметались между мною и Селией, будто в воздухе между нами имелось нечто такое, что могло спасти положение.

— Стало быть, лорд Беконфилд… — начала Селия, ни на миг не теряя спокойствия, словно мое появление не представляло ни малейшего препятствия осуществлению ее планов.

— Отпраздновал свое последнее Среднезимье, — подтвердил я. — Несчастный глупец. Он, кажется, не был в курсе? Надо думать, вы ввели его в игру, когда я начал задавать вопросы, чтобы было на кого все повесить.

— Джонатан раньше имел с ним дела. Он подходил для этого как нельзя лучше.

— Он был идеальной кандидатурой. Я возненавидел его с первого взгляда, хотел, чтобы за всем этим стоял именно он. Я с радостью цеплялся за сигналы, которые мне подавал твой камень в качестве доказательств. И конечно же, ты всегда была рядом со своими советами, подкладывая время от времени нужные улики. — Я вынул из сумки бритву и швырнул ее на пол. — Я так понимаю, для Воробья вы приготовили новую.

Селия посмотрела на бритву, которой приносила в жертву детей, затем снова подняла свой равнодушный взгляд на меня.

— Как ты проник в Гнездо?