Я не ждал, что Брайтфеллоу сейчас же расколется, однако надеялся, что его реакцией не станет обычный ехидный смех, которым он постоянно отвечал мне. Но мои надежды не оправдались, и у меня во второй раз сложилось впечатление, что я допустил ошибку. В нашем поединке с Брайтфеллоу счет, похоже, был два ноль в его пользу.

Услышав на лестнице шаги Фанфарона, я решил, что мне самое время удалиться со сцены. Я вышел через вход для слуг и направился к задним воротам имения. Дункана сменил на посту его двойник, человек с хмурым лицом, который выполнял свои обязанности молча. Хотя мне его неразговорчивость пришлась как нельзя кстати: у меня не было настроения отвечать любезностями на тарасаинскую словоохотливость. Потерев кожу вокруг талисмана Селии, жар которого только теперь начинал ослабевать, я отправился прямо в «Пьяного графа» с надеждой, что доберусь до постели раньше, чем свалюсь с ног.

Половину ночи я провел, беспокойно ворочаясь в тумане сон-травы, которой пожертвовал накануне перед сном, и потому на следующее утро я проснулся позже, чем собирался. И позже, чем следовало, если принять во внимание то обстоятельство, что в моем положении возможность поспать дольше обычного обещала представиться мне еще не более шести раз. Солнце, светившее в мое окно, зависло на полпути к зениту, когда я натягивал на себя штаны.

В трактире, как обычно для ранней поры, было пусто. Адольфус угрюмо сидел за стойкой, щеки и двойной подбородок отвисли в печали. Аделина намывала пол под столом и, заметив меня, кивнула.

Я занял место рядом с Адольфусом.

— Что стряслось? — начал я.

Старый друг попытался прикрыть гримасу расстройства неловкой улыбкой.

— Ничего. А что это ты вдруг решил спросить?

— Пятнадцать лет вместе, а ты до сих пор не можешь распрощаться с мыслью, будто умеешь мне врать?

На мгновение, хотя и недолгое, его улыбка блеснула искренностью. Затем она исчезла.

— Пропал еще один ребенок, — ответил он.

Аделина прекратила уборку.

Еще один. О Шакра! Я предвидел, что это произойдет, но надеялся, что пройдет больше времени между прошлым случаем и настоящим. Я постарался не терзать себя мыслями о том, как это происшествие могло бы сказаться на сроке, установленном Старцем, или на поведении местной шпаны, готовой в любой момент воспользоваться возможностью навести порядки во владениях Лин Чи.

— Кто на этот раз?

На секунду я испугался, что Адольфус сейчас разрыдается.

— Авраам, сын Мески, — ответил он.

Плохое начало дня, но продолжение еще хуже. Мески была нашей прачкой. Добродушная островитянка воспитывала целую свору ребятишек, используя метод кнута и пряника в равных долях. Об Аврааме я знал лишь то, что он один из гурьбы симпатичных подростков, толпящихся вокруг своей матери.

Аделина отважилась на вопрос.

— Ты думаешь, он, возможно, еще… — Она замолчала, не желая формулировать мысль до конца.

— Шанс всегда есть, — ответил я.

Хотя шансы были равны нулю. Черный дом не ударит пальцем о палец, чтобы разыскать мальчика. Или его найду я, или никто. И, черт возьми, я пока не мог заявить на Беконфилда, имея против него лишь одни подозрения. Возможно, герцог вообще был к этому непричастен. Быть может, скоро откроются новые обстоятельства, быть может, мне повезет. Но все это были только надежды, даже не ожидания, а я не оптимист. Половина одиннадцатого, а мне уже требовался свежий глоток амброзии.

Аделина кивнула, ее округлое личико выглядело совсем старым.

— Я принесу тебе завтрак, — сказала она.

Мы с Адольфусом некоторое время сидели в молчании, никому из нас двоих не хотелось сотрясать воздух словами.

— Где Воробей? — наконец спросил я.

— Ушел на рынок. Аделине понадобилось что-то для ужина. — Адольфус сунул руку в задний карман и достал сложенный листок бумаги. — Принесли тебе перед тем, как ты встал.

Взглянув на полоску бумаги, я развернул ее. Записка содержала пять слов, буквы были отчетливо выведены черными чернилами:

Он управился раньше, чем я ожидал. Но с какой целью назначать встречу, если можно было просто переслать мне список в трактир? Возможно, он желал принести извинения за наш прошлый разговор, хотя мне показалось, что он-то как раз рассчитывал увидеть, как буду раскаиваться я, прежде чем получу от него нужные сведения. Я запалил спичку о стойку бара и поднес пламя к записке. Пепел осыпался на пол.

— Теперь Аделине придется там подтирать, — заметил Адольфус.

— Мы все подтираем чужое дерьмо.

Воробей вернулся с покупками, когда я уже наполовину разделался с завтраком. Адольфус слегка приободрился:

— Сколько ты мне сэкономил?

— Два серебреника и шесть медяков, — ответил мальчишка, высыпая мелочь на прилавок.

Адольфус от удовольствия шлепнул себя по ноге.

— Он мало говорит, но, клянусь, перед тобой стоит лучший торгаш во всем Низком городе! Эй, парень, ты уверен, что в тебе не течет кровь островитянина?

— Почем мне знать. Может, и течет.

— Этот ничего не пропустит! Все подмечает, все, что можно увидеть.

— Ты слышал о сыне Мески? — спросил я, прервав хвалебные речи Адольфуса.

Воробей потупил взор.

— Отправляйся к ней и проверь, чтобы обморозни закончили со всеми формальностями расследования, на которые они только способны.

— Что значит формальности?

Я осушил чашку кофе до дна.

— Несерьезное отношение к делу.

Я поднялся к себе, чтобы вооружиться и перехватить дозу амброзии. На этот раз пропал мальчик. Какова связь? Трое детей разного пола и разных рас — все из Низкого города. Мне это ни о чем не говорило. Естественно, похитить уличного ребенка гораздо проще, чем рожденного в благородном семействе. Я вспомнил о своем прошлом свидании с лордом Беконфилдом. Могли этот пресыщенный сукин сын после окончания нашей встречи переодеться и похитить мальчишку? И могло ли быть так, что Авраам был спрятан где-то в потаенном углу герцогского особняка и теперь, привязанный к стулу, ожидал мучительной смерти?

Я вдохнул еще одну дозу и попытался выкинуть мысли из головы. На Веселого Клинка у меня пока ничего не было, и если бы я указал на него пальцем и ошибся, думаю, Старец не проявил бы ко мне должного сострадания. Лучше тихо идти по следу, чем потерять его, запрыгивая слишком далеко вперед.

Хорошенько затянувшись в последний раз, я убрал пузырек в сумку. Мески всегда нравилась мне, и в некотором смысле мы были партнерами. Хотя мысль о том, чтобы вмешиваться сейчас в ее горе, не очень радовала меня, даже если бы наша встреча обещала, что Мески станет последней матерью, проливающей слезы утраты.

Амброзия вывела меня из утренней окостенелости. Разум снова был чист. Настало время его запачкать. Я схватил куртку и спустился вниз.

Воробей ждал меня у лестницы, натянутый как струна.

— Она сейчас одна. Законники пришли и ушли.

Я кивнул, и мальчишка вышел следом за мной.

Зимней порой Низкий город большей частью жалкое место. Не такое отвратительное, как летом, когда воздух отравлен сажей и все, что не гниет, поджаривается на солнце, но все равно жалкое. Почти ежедневно фабричный дым зависает ядовитым смогом на уровне глотки, и от чада и холода легким приходится совершать двойную работу просто для того, чтобы выжить.

Но время от времени сильный южный ветер спускается с холмов и срывает с города серую пелену дыма. В такие дни солнце излучает какой-то особенный свет, который оно дарит иногда вместо жары, и тогда ты можешь разглядывать вдали портовые причалы, и даже ловишь себя на том, что тебе нравится это занятие. Мое детство проходило в такие дни, когда каждая стена стояла лишь для того, чтобы взбираться по ней, и каждое пустующее строение напрашивалось на исследование.

— Вы его знали? — спросил Воробей.

Он был прав, ведь мы, кажется, вышли не на утреннюю прогулку.