— Побудь здесь.

Воробей уселся на ограждение, а я протиснулся сквозь водоворот суеты, проскочил через оцепление и подошел к своему бывшему напарнику.

— Здорово, агент.

Он ответил, не поднимая глаз и продолжая заносить записи в свой обтянутый черной кожей журнал.

— Зачем ты здесь?

— Ты разве еще не в курсе? Я так сильно по тебе скучал, что отправился к Старцу и вымолил его взять меня назад на работу.

— Да, слышал. Час назад приходил гонец от Краули. Я думал, что ты воспользуешься временем, отпущенным тебе Особым отделом, чтобы бежать из города.

— Ты всегда слабо верил в меня.

Внезапно журнал полетел на землю, а рука Криспина вцепилась в отворот моей куртки. Обычно сдержанный, он неожиданно вышел из себя.

— Мне наплевать, какой договор ты заключил со Старцем. Это мое дело, и я не допущу, чтобы ты вмешивался в него со своей ненавистью.

Я схватил его за руку и отвел ее в сторону.

— На сегодня с меня довольно грубости стражей закона. И все же отрадно видеть, что Корона вспомнила о том, что к югу от Андела тоже живут люди. В прошлый раз ваше участие принесло менее чем скромные плоды. Насколько я вижу, ваша работа большей частью состоит в том, чтобы стоять вокруг трупа и изображать скорбь.

Быть может, это звучало несправедливо, однако немного охладило Криспину голову.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил он.

— Почему бы для начала не рассказать мне, как нашли тело?

— Тут и рассказывать нечего. Тело обнаружил рыбак, когда шел на пристань. Он сообщил об этом гвардейцам, а те доложили нам. Судя по состоянию тела, девочка была убита прошлой ночью, а ранним утром труп бросили здесь.

Я опустился на колени перед ребенком и приподнял покрывало. Девочка была совсем юная, моложе той, что нашел я. Ее спутанные волосы казались черной грязью на светлой коже.

— Малышку… обесчестили?

— Она чистая, не такая, как в прошлый раз. Единственная рана — прямой разрез на шее, от которого девочка и умерла.

Я снова спрятал тело под покрывалом и поднялся с земли.

— Что говорит ваш скрайер? — поинтересовался я.

— Пока ничего. Ей нужно немного времени, чтобы поработать с телом.

— Я хотел бы побеседовать с ней.

Криспин недовольно задумался над моей просьбой, но мы оба понимали, что его разрешение лишь формальность. Старец желал моего участия в этом деле, а его слово — закон.

— Попозже днем Гискард должен заглянуть в Коробку. Думаю, можешь пойти вместе с ним.

— Это первая просьба, — продолжил я, — а вот вторая. Мне нужно, чтобы ты достал списки всех магов, которые были задействованы в операции «Вторжение» при Донкнахте перед самым концом Войны. Сведения о них наверняка глубоко зарыты, но они где-то есть. — Я недоверчиво покачал головой. — Армия не любит выдавать свои секреты.

Криспин внимательно посмотрел на меня, затем опустил взгляд на землю.

— Это военные документы. Как агент Короны, я не имею к ним доступа.

— Может, через кого-то. В конце концов, за десять лет службы ты обзавелся связями и мог бы использовать все свое аристократическое обаяние. Только не говори, что ничего не можешь придумать.

Когда он снова посмотрел на меня, его глаза были чисты, как стекло.

— Почему ты здесь?

— В каком смысле?

— Почему ты здесь? Что ты делаешь сейчас на месте преступления? Зачем пытаешься найти убийцу девочки? — Гнев исчез, теперь в глазах Криспина читались только усталость и беспокойство. — Ты не агент, у тебя нет никаких полномочий. Какое ты имеешь ко всему этому отношение?

— Думаешь, я делаю это по доброй воле? Старец был готов пустить мне кровь. Только таким образом я мог получить свободу.

— Беги. Убирайся из Низкого города. Если боишься Старца, беги, беги без оглядки. Я позабочусь о том, чтобы никто из твоих не пострадал. Просто… исчезни.

Я пнул башмаком лежащий на земле камень.

— Что? Нечего сказать? Ни одного остроумного возражения?

— Какая тебе забота?

— Может, просто хочешь показать, насколько ты умнее всех нас? Или задумал что-то, чего я не вижу? Уходи. Ты не агент. Я бы даже сказал, что ты бесконечно далек от него. Если вдруг позабыл, что произошло с тобой за последние пять лет, то позволь мне напомнить: ты наркоман и преступник, ты грабишь отцов и матерей и не щадишь никого, кто встанет на твоем пути. Ты стал всем тем, что сам ненавидел, и я не хочу, чтобы ты впутывался в мое расследование.

— Я был лучшим сыщиком за всю историю службы, и я по-прежнему думал бы и за тебя, и за всех остальных, если бы не разругался с начальством.

— Только не притворяйся, будто твое падение было сознательным выбором. Кто-то другой, быть может, и поверит в твою болтовню, но я-то знаю, почему ты не агент, вовсе не потому, что ты просто не желал подчиняться правилам.

Я подумал, как было бы здорово износить до дыр эту безупречно чистую серую форму.

— Я не забыл, не переживай. Помню, как ты стоял заодно с трибуналом, когда мое имя вычеркнули из списка и разбили мое Око.

— Мне ничего другого не оставалось. Я предупреждал тебя не соваться в Особый отдел и особо предупреждал не связываться с той женщиной.

— Предусмотрительный, благонадежный Криспин. Не создавать никаких трудностей, не замечать очевидного. Ты хуже Краули. По крайней мере, тот признает себя тем, кто он есть.

— Проще было сбежать. Не надо подчиняться приказам, не надо принимать трудных решений. Я делаю свою работу — не идеально, но приношу больше пользы в качестве шестеренки, чем ты, торгуя отравой.

Я чувствовал, как у меня сжимаются кулаки, но поборол настойчивое желание пройтись по физиономии Криспина. По его мрачному взгляду я догадался, что и он испытывает те же чувства.

— Пятнадцать лет вычищать дерьмо, — сказал я. — Тебе должны дать медаль.

Мы буравили друг друга грозными взглядами, и казалось, что наш разговор обещает закончиться дракой. Криспин первым прервал молчание.

— Довольно. Я достану тебе этот список, и мы в расчете. Больше я тебе ничего не должен. Встретишь меня на улице, веди себя так, будто видишь любого другого агента.

— То есть плюнуть на землю?

Криспин лишь потер лоб, но ничего не ответил.

— Пришли список в «Пьяного графа», когда достанешь его. — Я зашагал обратно к мосту и забрал Воробья с ограждения. — Идем.

Мальчик вновь показал образец недавно проявившейся в нем разговорчивости.

— Кто это был?

— Мой бывший напарник.

— Почему он кричал на тебя?

— Потому что осел.

Чтобы поспевать за мной, Воробью пришлось удвоить шаг, но он не отставал.

— А почему ты кричал на него?

— Потому что я тоже осел.

— Он поможет нам?

— Да.

— Почему?

— Как попутчик ты мне нравился больше, когда не задавал столько вопросов, — ответил я.

Я бросил последний взгляд на Криспина, который теперь склонился над телом, изучая какую-то мелочь. Я подумал, что наговорил ерунды, о чем теперь сожалел. Я подумал, что мне еще представится случай принести извинение, хотя это и не в моих правилах. Я ошибался. За свою жизнь я много раз был не прав, но эта ошибка навсегда осталась незаживающей раной.

Я прожил на улице уже около четырех лет, когда как-то ночью нашел Селию. Мне было тогда лет десять или чуть больше. Если у тебя нет семьи, то некому праздновать твои дни рождения. К тому времени Синий Журавль уже привел в действие свои обереги, и тела жертв лихорадки больше не складывались штабелями на улицах, однако никто не мог обуздать анархию, царившую в Низком городе. Ночью гвардейцы держались ближе к его границам и возвращались только большими группами. Даже синдикаты не беспокоили нас, вероятно, оттого, что с нас нечего было взять.

В то время опустевший Низкий город напоминал город призраков. Понадобилось почти десятилетие, чтобы население восстановилось до прежнего уровня, и даже после этого еще многие годы оставались районы, где можно было за полчаса не встретить ни единой живой души. Найти место ночлега не представляло труда: всего-то зайти в опустевший квартал, запустить камнем в окно и залезть внутрь. В лучшем случае хозяева бежали или чума забрала их где-то на улице. Но если тебе не повезло, приходилось ночевать в одной комнате с трупом. В любом случае — коротать ночь в холоде.